Марина Серова - Тайна раскроется в полночь
Все вышло точно по моим словам: с обыском мы провозились, с легким перекусом на ходу, почти до десяти вечера. Опущу все злобные взгляды и реплики обитателей, чьи комнаты мы тщательнейшим образом проверили. Домочадцы поначалу пытались протестовать, в ответ на что Герман, бледный как смерть, с горящими глазами, кратко предложил всем проваливать из его дома, если кого-то что-то не устраивает. Таким образом мы с ним, в присутствии охающей и вздыхающей Светланы, проверили все общие и гостиные комнаты, все холлы и коридоры, библиотеку и прачечную, а также все личные апартаменты.
Замечу отдельно, что обыск в апартаментах родных Германа ничего сенсационного нам не дал. Все было обычно, если не сказать банально: комната Марии отличалась большим количеством дешевых изданий романчиков о любви и фотографий погибшего мужа; у Инны, несмотря на всю ее благочестивость, обнаружился целый короб сто лет не стиранного исподнего, а комнаты ее дочек различались, как и сами хозяйки. У Галины царил идеальный порядок, нигде ни пылинки, а у Натальи по комнате, казалось, прошелся Мамай: всюду валялись книги, журналы и одежда, которую руки не доходили убрать в шкаф.
– Это новогодний костюм цыганки, я все время забываю кому-нибудь его подарить! – алым маком зацвела Наталья, когда я достала из-за дивана блузку, юбку и черный парик. – Клянусь, я все уберу, наведу порядок!
Мифический Гоша в очередной раз бесследно исчез, а за обыском в его обители, поджав губы, молча наблюдала его мать. Сказать по правде, в комнате парня меня поразил ее нежилой дух: не было мелочей типа расчески или бритвы, не было газет и журналов – всего того, что связано с каждодневным нашим бытием. Даже в его шкафу практически не было одежды, красовались лишь пустые вешалки, что, кстати сказать, оказалось неприятным сюрпризом и для самой Марии.
– А вы уверены, что ваш сын здесь действительно живет? – поинтересовалась я, а она в ответ лишь развернулась и вышла, от души хлопнув дверью.
Общий итог обыска получился и вовсе обескураживающим: главные находки были сделаны в супружеской спальне Германа и Ольги. Находка-улика номер один – под матрасом супружеского ложа, с левой стороны обнаружилась записка Ольге от имени Софи Златогорской со следующим текстом: «Ольга, подруга моя, жду тебя сегодня ровно в два часа пополудни в Зале Свободы, у Арки Желаний. Замри на месте, закрой очи и жди моего гласа (записку, прочитав, предай пламени!) Sophie». Находка-улика номер два – также под матрасом, но справа, – покрытый засохшей кровью глушитель к пистолету, который, как ни странно, идеально подошел к старинному оружию.
По обнаружении находок (а произошло это ближе к десяти вечера, под финиш обыска) Герман без сил повалился в кресло.
– Если бы я только знал, – выдохнул он осипшим голосом, – клянусь, если бы я только предполагал…
– Не клянитесь, ради бога, – прервала я его. – Мы с вами только что обнаружили две убедительные улики: записку, которая явно указывает, что уже в первом якобы «несчастном случае» совершенно точно замешан тот, кто печатал записочку, и глушитель, который ведь тоже кто-то засунул под матрас. Вряд ли это сделала Ольга перед тем, как потерять сознание.
Я взглянула на осунувшееся лицо Германа.
– Ладно, со всем этим разберемся завтра, на свежую голову, а сегодня вам лучше немедленно ложиться спать.
На этом наши подвиги завершились: я лично проследила, чтобы Светлана «организовала» Герману чай с легким снотворным, и, уходя, убедилась, что парень благополучно спит.
Теперь и мне было самое время отправляться на боковую. Уже садясь в свою машину, я вдруг вспомнила про загадочное лицо в окне кухни и внезапно поняла, что действительно уже видела его: это был тот самый парень, что вылетел на меня в первый день моего визита в нечистый дом, – тот самый. Полная копия Ди Каприо.
Глава 18
Открытия этого дня долго не давали мне уснуть: на часах время приближалось к полуночи, а я бесконечно ворочалась с одного бока на другой, не в силах отключиться от всех впечатлений и мыслей.
Записка, отпечатанная на печатной машинке, причем имя Софьи – латиницей. При обыске в доме нам нигде не попадалась печатная машинка, к тому же с русским и латинским шрифтами одновременно. Глушитель под матрасом… Вряд ли он входил в комплект к пистолету 1907 года. Значит, некто подсуетился и заказал его где-то. Где?.. Сплошные вопросы.
Я перевернулась на другой бок.
Да уж, словно подтверждая слова Айдара, текст записочки отдавал натуральным детским садом: «Ольга, подруга моя… замри на месте… закрой очи… предай пламени». И что интересно, сама Ольга, как-никак дама двадцати пяти лет от роду, почище любого малого дитяти наверняка с восторгом сердечным перечитывала эту записочку, не подчинившись приказу «предать ее пламени» (вместо того припрятав ее под матрас), и тут же послушно отправилась в подвал, замерев у Арки Желаний.
Что бы сделала я, прочитав такую записку? Посмеялась бы от души да выкинула в мусор. А Ольга…
Часы мерно тикали на стене, за окном с шумом проносились машины, поднимая фонтаны брызг из луж. Я подумала: знай наш убийца, что Ольга не послушалась его и не сожгла записку, спрятав ее под матрас, он непременно достал бы ее… А глушитель – насколько проще было бы вынести его вместе с перчатками, а то и вовсе оставить на пистолете. Быть может, наш неудавшийся убийца – далеко не Джеймс Бонд и от одного вида крови запаниковал?..
Почти тут же передо мной вдруг возник образ того парня, копии Ди Каприо, что дважды появлялся непонятно откуда и зачем. Интересно, кто он и что хотел сказать своими появлениями? Если исходить из всей логики этого «детского» дела, то он лучше других подходит на роль Гермеса Трисмегиста. Странно лишь, что он не догадался напялить маску ибиса.
Все эти мысли окончательно лишили меня сна. Я поднялась и решительно направилась в гостиную, где, помнится, оставила на журнальном столике «Автобиографию Софьи Златогорской». Хотите смейтесь надо мной, но мне вдруг захотелось еще раз перечитать те на редкость поэтические строчки о беседах с Гермесом Трисмегистом на залитой солнцем площади Каира из пятого измерения, которые я до того лишь вскользь «пробежала», чтобы быть в курсе.
С книгой в руках я вернулась в свою теплую постель и уютно устроилась в подушках. Часы на стене показывали час ночи. Чтение началось.
«В тот день мы хоронили моего дорогого кузена Сержа. Словами не передать, что я ощущала, когда смотрела на мертвое лицо в гробу – его удивительные глаза цвета неба были навеки закрыты, а мне так хотелось вновь увидеть их блеск и задор!..
После поминок все наше семейство разбрелось по своим комнатам, как выражается бабуля, «на сиесту». Я также уединилась в своей спальне: легла на кровать и закрыла глаза, по лицу тут же потекли слезы. Серж, мой милый Серж, неужели я никогда больше тебя не увижу?..
Неожиданно я услышала тихую, еле слышную музыку, в которой были и мелодия дождевых капель, и шелест травы, и колокольчики детского смеха. Потом – во мне, вокруг меня, повсюду! – зазвучал голос Гермеса: «Приветствую тебя, Софи! Не говори ничего – я все знаю. Ты должна пройти уроки смерти».
При этих словах я вся затряслась от ужаса: смерть! Страшное таинство. Смерть забрала у меня мою дорогую маму, а сегодня ее крыло накрыло любимого кузена…
Гермес был во мне и вокруг меня, он легко читал мои мысли и слышал мои слова еще до того, как я их произносила. «Не плачь! – прозвучал его голос. – Встань и иди в Зал Свободы, встань у Арки Желаний и жди».
Скользнув как тень, я сама не заметила, как очутилась на том самом месте у Арки Желаний, и в тот же самый момент кто-то опустил руку мне на плечо…
Огромная праздничная площадь, залитая солнцем, заполненная радостным народом, яркими красками и веселыми голосами; я шла, летела, приближаясь к высоким воротам Золотого Города из снов моего детства, и рядом со мной был Гермес Трисмегист – Богочеловек с головой ибиса.
– Приветствую тебя, дорогая Софи, – в его голосе звучала мудрая улыбка. – Что ты скажешь теперь – смерть ужасна?
Счастье и радость переполняли меня, я беспечно кружилась в фонтанах смеха и улыбок окружавших меня людей и жадно пила, наслаждаясь и блаженствуя, мудрые речи Гермеса, произносившего слова немного усталым голосом, который звучал вокруг меня, во мне – повсюду. «Все это для тебя – твой первый урок смерти, – говорил он. – Ты должна понять умом, сердцем и душой, что смерть – это лишь наш проводник к Золотому Городу. Ты понимаешь? Дитя мое, ты должна понять это трижды: умом, сердцем и душой. Сегодня ты поняла умом. Урок первый завершен».
…Испуганные лица склонялись надо мной, слышались рыдания и голоса, исполненные страха: «Боже мой, как ты нас напугала, несчастное дитя, на тебя обрушилась стена, ты едва не погибла!..»
Не было дивной площади, не было ворот Золотого Города и мудрого Гермеса Трисмегиста – надо мной стояли мои родные, с облегчением утирая слезы. Я ощутила тоску и бессильно закрыла глаза.
