Анатолий Безуглов - Змееловы
— Надо вызывать собаку.
Часть вторая
Следствие по делу
19
Талышинская районная прокуратура находилась в старом одноэтажном здании, выстроенном еще в конце прошлого века. Казенный вид придавали ему узкие окна, стены, сложенные из красного кирпича в расшивку и потемневшие от времени, и тяжелое крыльцо. Отапливалось помещение печами. И хотя раз в два года белились потолки и стены, свежий вид держался до первого отопительного сезона.
Алексей Владимирович Холодайкин, помощник прокурора, юрист первого класса, в настоящее время врио районного прокурора, каждый раз с завистью проходил мимо райотдела внутренних дел, расположившегося в нижнем этаже новенького, с иголочки жилого дома. Заходя в свое учреждение, он воспринимал как укор лично себе темный коридор, старую скамейку вдоль стены, простенькую обстановку кабинета, который уже не раз занимал «ио» и «врио», но никогда не располагался полновластным хозяином.
Без четверти девять он поднялся по гулкому крыльцу, поскорее миновал мрачный коридор и, поздоровавшись с секретарем и делопроизводителем Земфирой Илларионовной, прошел к себе. От приемной кабинет отделяла тонкая стена, через которую было даже слышно, как скрипит перо секретаря.
Холодайкин пробежал глазами «Талышинское знамя» и с удовлетворением отметил, что все новости знал еще вчера. Он слышал, как поздоровалась с Земфирой Илларионовной следователь Седых и как хлопнула ее дверь.
В девять ноль-ноль Алексей Владимирович нажал кнопку звонка. На пороге появилась молчаливая секретарша-делопроизводитель.
Не отрываясь от газеты, врио прокурора коротко сказал:
— Веру Петровну!
Секретарь не успела сделать нескольких шагов, как следователь Седых уже была в его кабинете: ее комната отделялась от приемной такой же тонкой перегородкой.
Крупная, ширококостная, лет тридцати пяти, Седых находилась на шестом месяце беременности.
Она была единственным следователем в прокуратуре. И, принимая во внимание ее положение, ей старались в последнее время давать дела полегче.
— Вчера поступило заявление от руководителя экспедиции… — Холодайкин заглянул в лежащую перед ним бумажку и по складам прочитал, — гер-пе-то-логов. Вот оно. — Он подал Вере Петровне листок. — Возбуждаем дело о пропаже сухого змеиного яда… С лесопилкой вы все закончили?
— Да. Через два дня можно передавать в суд.
— Очень хорошо. Я думаю, с этим делом вы тоже быстро справитесь. Выяснить будет нетрудно: людей у них мало, все на месте. Успеете еще закончить… — Он кашлянул, смутившись.
— У меня еще два месяца до отпуска, — спокойно сказала Вера Петровна.
— Возьмите понятых и поезжайте в экспедицию. — Врио прокурора подошел к карте района и ткнул карандашом: — Это недалеко. Представляете, где?
— Представляю.
— Вот и отлично.
Вера Петровна нерешительно поднялась:
— Как насчет машины?
Алексей Владимирович вздохнул:
— Опять на поклон милиции…
— Я могу сама позвонить Скорину, — предложила следователь.
— Сам позвоню. Пока можете ознакомиться с заявлением.
Вера Петровна вышла. Она отлично представляла себе разговор Холодайкина с начальником райотдела внутренних дел. Скорин, разумеется, без промедления даст оперативную машину. Но при этом обязательно отпустит шутку насчет своего бензинчика, зная, что это Алексею Владимировичу как нож острый. Хотя к Холодайкину начальник РОВДа относился с уважением, но больше любил прокурора Савина, который лечился где-то под Москвой в санатории.
Вера Петровна позвонила мужу на работу, предупредив, что выезжает по делу и обедать дома не будет.
Одним из понятых Вера Петровна решила взять свою соседку — пенсионерку Давыдову. Старушка сперва испугалась, потом засуетилась, захлопотала, надела свое праздничное платье — длинную черную сатиновую юбку и синий бостоновый жакет с накладными плечами, сохраняемый для особо важных случаев в шкафу завернутым в чистую тряпицу.
Распространяя вокруг себя сильный запах нафталина, Давыдова важно взобралась на заднее сиденье, на всякий случай оглянувшись. Убедившись, что это событие зафиксировано сразу в нескольких окнах, она осталась довольна.
— Дарья Александровна, — повернулась к ней следователь, когда машина тронулась, — может, посоветуете, кого еще взять?
— А нешто надо?
— Полагается двоих.
Старушка замялась. Делить с кем-то из соседей или знакомых свое особое положение, а главное, монополию на почетное место на вечерних старушечьих посиделках ей не хотелось.
— Обязательно с городу? — спросила она.
— Чтобы долго не разъезжать.
— Тогда можно Михеича, кума. Лесник он, аккурат но пути.
— Заедем за ним, — согласилась Седых.
«Газик» проехал мимо железнодорожных мастерских. Из-за высокого забора доносились мерные вздохи молота, резкий стук железа.
Прислушиваясь к шуму, Вера Петровна почувствовала, как в груди у нее шевельнулось что-то теплое. Она представила себе Геннадия в засаленной, задубевшей спецовке. Своего мужа за работой она никогда не видела. Но он всегда приносил домой запах железа, машинного масла и еще чего-то неуловимого, чем пахнет поезд, пахнет дорога и все связанные с ней непонятные радости.
Что он испытывает к ней по-настоящему в душе, она не знала. А так хотелось знать. Потому что, честно говоря, ей до сих пор не верилось, что у нее есть муж, человек, который ее любит.
Поженились они два года назад. Это случилось до удивления просто и естественно.
Среди своих подруг, где бы это ни было — в детском доме, потом в ПТУ, в Томске, на заводе в Североуральске, — она всегда ощущала себя неуклюжим, нескладным, грубым переростком. Девчонки с годами хорошели. А Верка оставалась для них скорее парнем: почти на голову выше, шире в плечах, с большими крепкими руками. Но самое смешное — ей больше, чем им, хотелось возиться с тряпками, посудой, хотелось шить, вышивать, готовить обед, бежать на свидание, а еще — кому-то гладить рубашки, штопать носки. Она была уверена, что будет делать это умелее подруг.
Все сверстницы повыходили замуж, разводились и снова находили мужей, а она считала годы и удивлялась, что, имея за плечами тридцать с лишним лет, еще может мечтать о своем парне так же, как в восемнадцать.
Всесоюзный юридический заочный институт она выбрала случайно. Но потом юриспруденция ей понравилась, и закончила она ВЮЗИ с отличием.
Направили в Талышинск. Два с половиной года назад.
Земфира Илларионовна — сухонькая, аккуратная женщина, ветеран райпрокуратуры — предсказывала ей в мужья Холодайкина.
Но появился Геннадий Васильевич. Вдовец. Чуть моложе ее. И стал Геной, ее мужем…
И только она вспомнила о нем, как Давыдова, тронув Веру Петровну за плечо, спросила:
— А может, твово мужика возьмем?
— В нашем деле, тетя Даша, семейственность не допускается, — улыбнулась следователь и подумала о телепатии: есть, наверное, что-то.
— Ишь ты… — удивилась старушка и, помолчав, добавила: — А то как же, правильно, с другой стороны. Вот маюсь спросить тебя, Вера Петровна, да боюсь, может, нельзя…
— Спрашивайте, отчего же…
— Что, говоришь, натворили там эти змеевики?
Молоденький шофер, улыбнувшись, переглянулся со следователем.
— Змееловы, Дарья Александровна, — поправила следователь, пряча улыбку. — Пропажа у них.
— Ага, — удовлетворилась старушка и замолчала.
Михеича застали дома. Хозяйство его располагалось прямо на полянке, в лесу, на высоком сухом месте. Аккуратно сложенная изба, позади — огород со всякой всячиной. Сам хозяин с двумя взрослыми сыновьями ворошил свежескошенное неподалеку от усадьбы сено. Тут же паслась корова, лениво обмахивая себя хвостом.
Выслушав Веру Петровну, лесник, ни слова не говоря, собрался ехать. В машину он взял с собой ружье.
— Оружие тебе зачем? — спросила Давыдова. — Там ничего опасного не предвидится.
— Знаю, кума. Обратно хочу по лесу пройтись.
— Время другого не найдешь?
— А время все мое, — усмехнулся Михеич. — Сижу — работаю, сено кошу — работаю, по тайге хожу — работаю.
— Хорошая служба у тебя, — вздохнула старушка.
— Не жалуюсь… Ты, паря, левей возьми, — сказал он шоферу. — Напрямки можно проехать.
— Вёдро нонче, — опять заговорила старуха.
— Вёдро, — согласился лесник.
— Как урожай?
— Похуже прошлогоднего будет. — Михеич помолчал и добавил: — Километра через три на место прибудем.
— Вы у них бывали? — обернулась Седых.
— Захаживал. Ребята ничего. Приветливые. Правда, у озера тугаи пожгли…
— Слышала… И много народу здесь бывает? — спросила следователь. — Посторонних.