Павел Глоба - Астролог. Код Мастера
Неожиданно Филатов просиял и хлопнул себя по лбу.
– Эврика! Слушай, а может, тебе все это просто показалось?
Андрей в ответ лишь пожал плечами.
– А я никогда и не утверждал обратного. Просто я вижу то, что вижу, и слышу то, что слышу. И ищу мало–мальски приемлемые объяснения. Мы их только что обсудили. Но есть и такая версия: мои видения – результат черепно–мозговой травмы. А можно считать их пророческим даром. Выбирай – что больше нравится.
Прокурор посмотрел на друга с недоверием.
– И тебя не интересует, как обстоит дело на самом деле?
– Нет. Мне по барабану, – признался тот. – Ты прокурор, лицо официальное, тебе нужны доказательства. А мне достаточно просто понять.
– И что ты понял? Может быть, у тебя и подозреваемый имеется.
Андрей покрутил в воздухе пальцами.
– Можно и так сказать.
– И кто же?
– Бес.
Филатов аж подскочил на месте.
– Час от часу не легче! – в отчаянии воскликнул он. – Какой еще бес? Ты смеешься? Опять мистику разводишь?
– Бес – это вирус зла. Человек, который им инфицирован, с древних времен характеризуется как одержимый бесом. Тебя такая трактовка устроит? Ну, вот и будем этого одержимого искать. И никакой мистики. Все материально, строго по науке.
Они могли бы дискутировать бесконечно долго, но беседу прервал звонок в дверь.
* * *Андрей открыл дверь. На этот раз сюрприза не было, приехала Василиса. Он помог ей снять куртку, успевшую намокнуть, пока она закрывала машину и шла к подъезду. В прихожей, превращенной астрологом в приемную, она заметила свежий номер своего журнала.
Она удивилась:
– Ты читаешь наш журнальчик? Вот уж не подозревала тебя в пристрастии к желтой прессе.
Андрей немного смутился:
– Иногда балуюсь. – Он взял журнал и раскрыл. – Вот нашел в последнем номере в разделе сатиры и юмора: «Астролог звезд с неба не хватал». Это про меня, что ли?
– А! – Она небрежно махнула рукой. – Это наш Лелик в остроумии упражняется. Кто там у тебя?
– Алексей заскочил. Надо помочь по мелочи. А у тебя что?
Василиса прошла в кабинет и поздоровалась с Филатовым. Потом по–хозяйски прошла к компьютеру. Посторонилась, пропуская на рабочее место Успенского.
– У моей подруги, она же хозяйка нашего макулатурного листка, скоро юбилей. Ты не мог бы составить ее гороскоп?
– Нет проблем. Давай данные: рост вес, анализы. Шучу.
Василиса шутки не приняла.
– Что с тобой? – поинтересовался астролог. – С бойфрендом поругалась?
– У меня нет никакого бойфренда, и ты это прекрасно знаешь, – отрезала журналистка. – Просто по дороге поцапалась с каким-то жлобом. Представляете, выкатил на встречную, чуть не врезался мне в лоб, да еще хамить начал. Бейсбольной битой махать.
– И что ты сделала? – осторожно поинтересовался Успенский.
– Ничего. Судьба распорядилась за меня. Нашлись добрые люди. Он получил собственной битой по голове.
– Он жив? – встревожился прокурор.
Ему, конечно, только еще одного трупа недоставало.
– Жив, – успокоила его Василиса. – Здоровый, гад, попался.
Но Андрей уже думал о своем.
– Ладно. Мне нужен год, месяц, день и час рождения твоей подруги. Если знаешь минуты и секунды, то еще лучше.
Василиса положила перед ним листок, вырванный из записной книжки, и он погрузился в вычисления.
Прокурор с сомнением поглядел на журналистку.
– Слушай, неужели ты веришь в эту галиматью? – спросил он ее. – На кой ляд тебе это надо? Неужели так хочется знать, что тебя ждет в следующем месяце или квартале?
Василиса рассмеялась.
– Совсем наоборот. С помощью астрологии я пытаюсь разобраться в своем прошлом и в себе самой. А что касается галиматьи, то мне приходилось слышать куда более бредовые идеи от официальных лиц и общепризнанных авторитетов. Так что я бы попросила быть поосторожнее с ярлыками!
Она строго посмотрела на стол, где стояли пустые стаканы и чашка.
– Вы завтракали?
– А?
– Вы оба сегодня что-нибудь ели? – спросила она уже громче.
Андрей переглянулся с Филатовым.
– Да, коньяк, кофе.
Она презрительно хмыкнула.
– Понятно. Тогда я пойду на кухню:
Успенский виновато почесал кончик носа.
– Вряд ли ты там найдешь что-нибудь подходящее.
Василиса развернулась и со снисходительным смешком удалилась в направлении кухни, бросив через плечо.
– Тогда работайте.
– Как скажешь. – Андрей уткнулся в компьютер и забормотал: – Так, Сатурн у нас находится на границе Второго и Третьего Домов. Луна в Десятом Доме. Очень интересно, Черная Луна в квадратуре с Луной.
Филатов продолжал смотреть печальным взглядом на дверь, за которой исчезла Василиса. Потом наконец спросил.
– Слушай, Палыч, а почему ты на ней не женишься?
– Мне вера не позволяет, – машинально, не отвлекаясь от таблиц, отозвался Успенский.
– Опять, что ли, твои звезды вещуют? – неодобрительно проворчал Прокурор. – Не морочь голову, она же тебя любит.
Теперь Андрей оторвался от экрана.
– Прокурор, а не пошел бы ты на кухню? Помочь даме по хозяйству. И вообще, не лезь куда не надо, тут и без тебя все так непросто.
– Дурак ты, хоть и астролог, – парировал Филатов. – К тому же, я есть не хочу, мне бы чаю покрепче. Заодно и подстаканнику дареному обкатку устроить, – развернул он бумагу с подарком. – Старинный, серебряный. Я тебе говорил? Ах, да. Гляди, на нем даже клеймо «ОГПУ–НКВД» имеется и номер инвентарный. Слушай, Палыч, не в службу, а в дружбу, помацай его. Вдруг увидишь что-нибудь такое? Может, из него Ежов или Берия чай пили. Это же тогда раритет получается, ему цены нет.
– Ну, не знаю. – Андрей, не вставая с места, взял подстаканник, взвесил на руке. – Тяжелый. Им, случайно, заключенных на допросе не бьют? Если бы мне таким разок по кумполу звезданули, я бы все рассказал, даже то, чего не знаю. Понимаешь, Петрович, потрогать и увидеть – это срабатывает не всегда, а то бы я целыми днями только «мультики» и смотрел. По заказу это не получается, тут дело случая.
И почувствовал, как его на затылок снова обрушилась тяжелая волна тьмы.
Москва, Лубянка, здание ОГПУ, 1924 год
В окно барабанил дождь. С Лубянки доносился уличный шум. Помощник начальника отделения контрразведывательного отдела ОГПУ Семен Гендин снял трубку местного телефона и набрал номер соседа, заместителя начальника Секретного отдела ОГПУ Якова Агранова.
– Яня, ты бы не мог заглянуть ко мне минут через пять? Ко мне сейчас приведут на допрос одного иностранца, профессора. Меня начальник спецотдела товарищ Бокий попросил им заняться. Я планировал пристегнуть его к делу «Синдиката», но случай оказался куда интереснее. Скорее, он по твоей части. Зайдешь? Хорошо, жду.
Он положил трубку и задумался.
Тем временем по звонку Гендина начальник внутренней тюрьмы распорядился доставить к нему подследственного. Внутренняя тюрьма, или изолятор, была выстроена во дворе главного корпуса. Вооруженные револьверами системы «наган» конвоиры извлекли заключенного из одиночной камеры, провели через двор, затем все стали подниматься по узкой полутемной лестнице. В помещении имелся лифт, но он предназначался для подъема на верхние этажи. Из этого заключенный сделал вывод, что его ведут к кому-то из начальства, ведь начальство никогда не любило забираться высоко. И он не ошибся. Через несколько секунд его довольно грубо втолкнули в кабинет следователя.
Главной деталью кабинета был большой кожаный диван. Он стоял напротив массивного письменного стола, за которым сидел худощавый, коротко стриженный следователь с волевым лицом. Второй, постарше, полноватый, круглолицый, с волнистыми черными волосами, пристроился на подоконнике. В петлицах худощавого темнели три прямоугольные продолговатые шпалы, что соответствовало рангу полковника, круглолицый же носил аж три генеральских ромба. Чины немалые. Оба пили чай из массивных серебряных подстаканников.
Когда задержанного ввели в кабинет, тот, второй, круглолицый, кивком головы отпустил конвойных.
– Присаживайтесь, – указал он на стул, привинченный к полу перед следовательским столом.
Заключенный сел. Это был высокий, совершенно лысый человек с властным выражением лица и горящими глазами. Если бы римский центурион, который в далеком 222–м году от Рождества Христова вырезал в пещере толпу сектантов, каким-то чудом воскрес и увидел заключенного Лубянского следственного изолятора, он наверняка принял бы его за Магистра. Со стороны центуриона это, конечно, было бы ошибкой, ибо никакой человек не может жить так долго.
Несмотря на свою незавидную участь, арестант определенно чувствовал себя хозяином положения. Заглянув в его горящие глаза, оба следователя недоуменно переглянулись и поежились. Им стало не по себе. Круглолицый поперхнулся чаем и закашлялся, ему пришлось отставить свой стакан на подоконник. Наконец, худощавый следователь с тремя шпалами овладел собой и обратился к узнику.
