Эдуард Хруцкий - Сто первый километр

– А у вас еще лучше стало, Борис Семенович. – Данилов огляделся.

– А я по случаю шкаф для посуды приобрел. Утверждают, что девятнадцатый век, но, думаю, обманывают. – Котов любовно погладил угол шкафа.

– Вас обманешь, – засмеялся Данилов. – Кто вас обманет, тот двух дней не проживет.

– Ну вы уж и скажете. Не дай бог, у молодого человека впечатление создастся, что я разбойник.

Котов посмотрел на Никитина. С интересом посмотрел, не просто так.

– А у вас, никак, гость? – Данилов показал на две рюмки, одна недопитая. На бутылку дорогого коньяка, на конфеты шоколадные, на лимон, порезанный и посыпанный сахарной пудрой.

– Да заходил товарищ, – с тревогой в голосе сказал Котов.

– Да нет, он здесь. В спальне он, Борис Семенович. А ну, Никитин, проверь.

Ювелир подскочил к дверям спальни, растопырил руки, не пуская:

– Не надо, молодой человек.

– Видишь, Котов, – зло сказал Данилов, – значит, любовник твой там. 154-ю статью никто не отменял. Сейчас повяжем вас, и поплывешь ты у меня, пидор гнойный, в лагерь.

– Зачем же так, Иван Александрович? Можно же по-хорошему.

– А по-хорошему – тогда смотри и не говори, что Толик тебе ничего не приносил.

Котов взял фотографии, посмотрел. Выбрал две и положил на стол:

– Вот кольцо и браслет.

– Неси.

– Только я один пойду.

– Ладно, Котов, иди. Нам твои лабазы каменные пока не нужны. Пока, – подчеркнул Данилов.

Котов вышел.

– А если он с «пушкой» вернется? – Никитин достал пистолет.

– Не тот клиент.

Котов вошел в комнату и положил на стол кольцо и браслет.

– Где Толик? Только не говори, что не знаешь его адреса.

– А разве я что-нибудь от вас, Иван Александрович, могу скрыть? Армянский, дом восемь, квартира шесть. Смелков Анатолий Романович.

– Сосед, значит.

– Сосед. Я его с малолетства знаю.

– Тоже пидор?

– Ну что же вы, Иван Александрович! – возмущенно замахал руками Котов.

– Когда Смелков должен остальное принести?

– Он предложил мне партию золотых часов «Победа» по сходной цене.

– Фу, Борис Семенович, вы же никогда не занимались ширпотребом.

– Не себе. Друг мой из Тбилиси просил.

– А где Толик их возьмет?

– Ему сегодня в восемь вечера передаст их какой-то человек в ресторане «Звездочка», в Измайлове.

Данилов встал. Еще раз оглядел комнату:

– Ну, живи пока, Кот.

– Иван Александрович, – в прихожей ювелир схватил Данилова за рукав, – как всегда?

– Да, напишешь, что вещи приносили тебе для оценки.

– Спасибо.

На улице Никитин сказал:

– Иван Александрович, а вы же сводку не смотрели. Позавчера та самая банда взяла магазин на Башиловке, и среди прочего добра – тридцать золотых часов «Победа».

По тревоге был поднят весь оперсостав и взвод из батальона милиции.

Данилов позвонил Лене Захаровой.

Ресторан «Звездочка» находился рядом с Преображенским рынком. Место было веселое. Здесь собирались окрестные алкаши, спекулянты с рынка и блатари из Сокольников.

Цены были умеренные, ресторан носил третью категорию и скорее напоминал столовую. Но вечерами здесь играл оркестр из трех человек: аккордеонист, саксофонист и певец с гитарой.

Репертуар был соответствующий вкусам посетителей.

Народ собирался к девяти, так как музыканты, отыграв программу в кинотеатре «Орион», перебирались через дорогу в ресторан.

Лена Захарова вместе с Даниловым сидели за портьерой, закрывавшей дверь в кабинет директора ресторана.

Минут за пять до назначенного времени в зал вошел высокий черноволосый парень. Он огляделся и сел за столик у окна.

– Толик, – прошептала Лена.

– Все, девочка, иди. Спасибо тебе, теперь уж наша забота. – Данилов погладил девушку по руке.

Уходя, Лена оглянулась и увидела, как полковник достал из-под пиджака пистолет и передернул затвор.

Ровно в восемь к столу Смелкова подошел совсем молодой парень с чемоданчиком. Они поздоровались. Парень положил чемоданчик на свободный стул рядом с Толиком. Тот открыл его, сказал что-то тихо и вытащил из-под пиджака плотный сверток, который немедленно исчез в кармане парня.

Пора. Данилов откинул портьеру и вошел в зал. На нем был надет белый халат, в котором обычно ходят люди, связанные с ресторанным производством.

И сразу же из-за трех столов вскочили крепкие плечистые ребята.

– Руки на стол, не дергаться! – скомандовал Никитин.

Он привычно обыскал обоих и достал из кармана Толика пистолет Марголина, у его знакомца нашли наган.

Данилов

(той же ночью)

В спешном порядке отстреляли наган, и эксперты дали заключение, что капитан Кочкин убит из него.

– Значит, зовут тебя Юрий Гастухин? – Скорин сидел на краю стола, нависнув над задержанным. – Часики у тебя с последнего налета. Из этого нагана ты убил нашего товарища, капитана Кочкина.

– Я не убивал, – твердо сказал Гастухин, – наган взял у Лося. Просто так, для форсу. Я к их делам отношения не имею. Просили продать – продавал.

– Кто просил?

– Мы в Красногорске на механическом заводе работаем. Их шестеро. Целая бригада. Старший у них – бригадир Митяев. А я в отделе снабжения работаю, они просят продать – я продаю.

– Значит, они не блатные?

– Нет.

– А откуда оружие?

– Митяев где-то достал. Он вообще их всех в руках держит. Живут они тихо, не гуляют, копят деньги.

– Зачем?

– Не знаю.

– Давай адреса.

На рассвете в Красногорске взяли банду Митяева.

Данилов и Никитин

Они вернулись в управление и начали допрос Смелкова. Он кололся легко. Понимал, что улики неопровержимые.

В мае на бегах Смелков познакомился с Остроуховым. Поставили на лошадок, выпили. Потом в железку сыграли. Толик для дела просадил пару сотен. Поехали в «Аврору», обмыли выигрыш. За столом Смелков сказал, что он и его блатные будут держать мазу за компанию Гарика.

На следующий день все гуляли в Гранд-отеле. Ребята Смелкову понравились. Все из семей богатеньких, значит, и знакомые такие же. Начал поигрывать с ними в железку и карты.

Естественно, обчистил их, как хотел. Они азартными оказались, тащили из дома вещи. Девок своих проигрывали. Гарик, чтобы списать долг, дал хороший навод на квартиру. И тут Толик узнал, что Виктор Тимохин, который держался независимо, в карты не играл, знает Борю Либерзона, сына известного ювелира. Либерзоны были людьми осторожными, посторонних не пускали, дверь открывали только знакомым. Виктор учился с Борей в школе и свободно мог войти к ним.

– Тебе ничего не надо делать, – сказал Толик, – позвони в дверь и скажи, что это ты. Дальше мое дело.

Тимохин отказался, и Толик избил его.

На следующий день Тимохин исчез. Толик забеспокоился.

Фраерок мог вполне заложить его ментам. Остроухов разыскал Виктора на даче. Они приехали к нему мириться, выпили и опять завели разговор о Либерзоне. Остроухов и Минаев готовы были идти брать хату.

Виктор отказался и пошел к телефону звонить в милицию. Тут-то Толик и застрелил его.

В сорок девятом, когда взяли Дремова, он подрался в ресторане и сел за хулиганство. Вернулся через три месяца и работал по мелочи. А тут такое подвернулось! Ребята до денег жадны, если что – их родители всегда слово сказать могут.

Не получилось.

Толик рассказывал все спокойно и деловито. Сидеть в отказе не было смысла. А так – шанс: помощь следствию.

Муравьев

Документы о награждении отличившихся при захвате банды оперативных работников поступили к нему на визу.

Он внимательно прочел их, усмехнулся: «Везет Данилову: начал раскручивать труп стиляги и вышел на Митяева. Везунчик».

Читая официальную бумагу, он злился и не мог совладать с собой. У него должность, положение, но Игорь понимал, что никогда у него не будет того, чем так щедро наделила Данилова сама природа.

Его бывший начальник по-настоящему талантлив. Так, как бывает талантлив художник или писатель. Он еще раз прочитал представление. Выматерился зло и вычеркнул две фамилии, Данилова и Никитина. Потом подумал. И Никитина восстановил. Пусть Данилову будет еще больнее.

Пора было забыть историю многолетней давности. Тем более что Муравьев был тогда полностью не прав. Но именно тогда, шесть лет назад, Игорь впервые испытал чувство страха и стыда. А этого он Данилову не простит никогда.

Муравьев вызвал секретаря, протянул бумаги:

– Отправляйте.

Он закурил и подошел к окну. Из его кабинета видна Старая площадь. Спешил куда-то трамвай, машины сновали, суетились люди.

Игорь затянулся и подумал, что судьбы всех этих людей решают именно здесь. И он один из тех, кто влияет на этот процесс.