Евгения Грановская - Фреска судьбы
6. Странный чучельник
Москва, апрель 2004 года
Утро выдалось пасмурным. Моросил дождь. Возле метро толклись продавцы семечек и орехов, пенсионеры, сующие прохожим рекламные листки, представители политических партий, раздающие листовки с фотографиями улыбающихся или, напротив, деловито-сосредоточенных кандидатов.
Марго удивленно посмотрела на отца Андрея, на его высокую, подтянутую фигуру.
— Сойдет, — сказал она. — Даже на человека похожи стали.
— Вы находите?
Дьякон, одетый в белую рубашку и вельветовое черное полупальто, вытряхнул из пачки сигарету и угрюмо вставил ее в рот. Его темные волосы и даже брови были влажными от дождя, но он не обращал на это никакого внимания. Марго раскрыла было зонт над его головой, но он отрицательно качнул головой.
Дорога к дому, в котором находилась мастерская Берга, заняла минут десять. К черной железной двери вели две широкие ступеньки. Синяя табличка с золотыми буквами, привинченная к двери, сообщала:
ТАКСИДЕРМИЧЕСКАЯ МАСТЕРСКАЯ «ВЕЧНАЯ ЖИЗНЬ»
Взойдя на крыльцо, Марго нажала на черную кнопку замка, и железная дверь с тихим писком приоткрылась.
Шагнув внутрь, Марго и отец Андрей оказались в довольно тесном помещении, напоминавшем предбанник или сени. Справа — окно, выходящее во двор, слева — пластиковая стойка. Левее стойки, на квадратной колонне из гипсокартона красовалась коричневая табличка, на которой золотыми буквами было оттиснуто:
ПРИЕМ ЗАКАЗОВ с 8.00 до 17.00
— Никого нет, что ли, — проговорила Марго и постучала кулачком по пластиковой стойке.
Откуда-то из глубины помещения послышались звуки шагов. Шаги были шаркающими, неуверенными, словно из темной глубины коридора к ним приближалась спеленатая в бинты мумия. Наконец в дверном проеме показался сутулый человек с одутловатым, желтым лицом, совершенно лысый, с неприятными голубыми глазами, скуластый и морщинистый. Он был в клетчатой рубашке-ковбойке и старомодном жилете. На шее у мужчины красовался широкий вязаный шарф, скрывающий подбородок и нижнюю часть желтых, словно вылепленных из воска, щек.
Мужчина подошел к стойке, оглядел визитеров, остановил цепкий взгляд на Марго, разлепил узкие бледные губы и медленно произнес:
— Чем могу быть полезен?
Голос у него был глуховатый, шамкающий.
— Вы доктор Берг? — спросил отец Андрей.
Человек слегка склонил голову и сказал:
— Да, это я.
— Мы бы хотели с вами поговорить.
— Поговорить о заказе?
— О профессоре Тихомирове, — сказал дьякон.
В голубых глазах доктора Берга, в самой их глубине, полыхнул неясный огонек, который через мгновение потух, словно на него накинули кусок брезента.
— Здесь я принимаю заказы, а не беседую, — медленно отчеканил он. — Вы будете делать заказ?
— Нет, мы не будем делать заказ, — сказал отец Андрей.
— В таком случае не смею вас задерживать.
Доктор Берг сделал вялое движение, словно собирался повернуться и уйти, но тут в разговор вмешалась Марго.
— Вообще-то, заказ есть, — сказала она.
Доктор Берг повел лысой головой и вопросительно на нее посмотрел.
— Какого рода? — осведомился он.
— Хочу сделать чучело вот из этого господина! — Марго кивнула подбородком в сторону дьякона. — Сколько мне это будет стоить?
Доктор Берг сморщил сухие, узкие губы, что, по всей вероятности, означало усмешку, и сказал:
— Я делаю чучела из умерших или погибших животных. Насколько я могу судить, этот господин еще жив.
— Предлагаете мне его умертвить? — поинтересовалась Марго.
— Необязательно. Можно дождаться естественной кончины.
Марго подумала и кивнула:
— Годится. Не возражаете, если я подожду здесь?
Доктор Берг снова усмехнулся, пожевал немного губами, затем поправил шарф и сказал:
— У вас есть чувство юмора. Это хорошо. По крайней мере, мне не будет скучно. Будьте любезны, нажмите на кнопку и заблокируйте дверь. Я не хочу, чтобы нас отвлекали.
Марго сделала как он просил. Таксидермист кивнул, затем откинул стойку, повернулся и бросил через плечо:
— Идите за мной.
Кряхтя и покашливая, он двинулся в глубь мастерской. Марго и дьякон пошли за ним.
— Так, значит, вы друзья профессора Тихомирова? — спросил доктор Берг, проходя по длинному коридору, освещенному красноватым светом ламп, отражающихся на гладком черепе Берга розовыми, сочными бликами.
— Скорее приятели, — сказал отец Андрей.
— Гм… Быть приятелем профессора Тихомирова — это уже характеристика. Он не любил людей, не отличался покладистым характером и терпеть не мог праздной болтовни. Если он вас отличил, значит, вы и впрямь достойны этого. Ну вот мы и пришли. Входите. Да входите же, не бойтесь.
Оказавшись в мастерской, Марго и отец Андрей замерли на месте. Повсюду — на стеллажах, на столе, на стенах — стояли, лежали, сидели и висели чучела животных. Оленьи головы с выпученными глазами, маленькие пушистые зверьки, замершие в напряженных позах, словно на мгновение прервавшие свой стремительный бег, оцепеневшие кошки и даже одна маленькая обезьянка, протянувшая навстречу гостям сморщенные черные ладошки.
В воздухе пахло какими-то химикалиями. Запах был тяжеловатый, но не неприятный. Посреди мастерской, возле стола, уставленного баночками с клеем и красками, стояло чучело большого черного пса с оскаленной, клыкастой пастью. Чучело было почти готово, но там, где полагалось быть глазам, зияли две черные дыры.
— Какой ужас, — пробормотала Марго, посмотрев на пса, затем перевела взгляд на шкурку какого-то грызуна, распластанную на столе, и с придыханием повторила: — Ужас!
— Всего лишь изнанка нашего мира, — пожал плечами доктор Берг. — Каждый из нас может стать объектом вскрытия. И в этом смысле мы ничем не лучше этих бедных зверушек.
— Бедных? А я-то думала, вы дарите им «вечную жизнь».
— Скорее вечную смерть, — вяло произнес доктор Берг. Он перевел взгляд на дьякона и вдруг спросил: — Вы ведь священник?
— Я дьякон, — ответил отец Андрей. — Как вы догадались?
— Вижу. У меня на вашего брата глаз наметанный. Смотрите на людей так, словно книгу читаете, да такую, в которой наперед известно, чем всё закончится. Хотя… человеческая жизнь — наука несложная. Все совершают одни и те же ошибки, все мечтают об одних и тех же преступлениях, и все ложатся в одинаковые гробы. Разница лишь в сорте древесины и в количестве венков.
— У вас слишком мрачный взгляд на вещи, — сказал отец Андрей.
Доктор Берг посмотрел на него искоса.
— Трезвый взгляд и не может быть иным, — холодно произнес он. — Впрочем, у нас с вами слишком разные профессии, чтобы мы смогли договориться. Я вижу смерть в жизни, а вы пытаетесь узреть жизнь в смерти. И вашу мнимую зрячесть я называю слепотой. Кстати, вы собираетесь беседовать стоя или все-таки сядете в кресла?
Марго и дьякон послушно уселись в кресла. Марго повела головой и вдруг побледнела. В самом темном углу мастерской стояло еще одно чучело. Марго облизнула губы и тихо проговорила:
— Кошмар… Что это за чудовище?
— Где? А, это. — Доктор Берг улыбнулся. — Cerberus Vulgarius собственной персоной.
— И что, он действительно существует?
— Конечно. Правда, всего в двух экземплярах. Один — в моей мастерской, второй — в шестой главе дантовского «Ада».
Трехзевый Цербер, хищный и громадный,Собачьим лаем лает на народ,Который вязнет в этой топи смрадной.Его глаза багровы, вздут живот,Жир в черной бороде, когтисты руки.Он мучит их и кожу с мясом рвет,А те под ливнем воют, словно суки.
Заметив недоумение на лице Марго, доктор Берг усмехнулся и пояснил:
— Это шутка. Туловище ирландского волкодава, правая голова — ротвейлера, левая — павиана, а та, что в центре, — бенгальского макака.
— А почему она с рогами?
— Потому что я так захотел. Как говорил Остап Бендер, «я так вижу». Все, что вы наблюдаете в этой комнате, на семьдесят процентов плод моей фантазии и лишь на тридцать — реальные существа. Даже когда речь идет о простой кошке. Поворот головы, выражение глаз, характер — все это плод моих усилий. Видите этого белого кота? Он свихнулся. Стал бросаться на хозяев, а по ночам сидел под диваном и завывал от ужаса. А теперь он смирный и добродушный. Гораздо лучше, чем был при жизни. — Доктор Берг протянул руку, погладил чучело белого кота и тихо добавил: — Как ни странно, некоторым смерть к лицу. И это относится не только к животным.
Задумчиво вздохнув, доктор Берг откинулся на спинку кресла и побарабанил пальцами по крышке стола. Его пальцы, пухлые, бледные, подвижные, словно жили своей собственной, отдельной от остального тела, жизнью. Казалось, они вслушиваются в беседу, исподволь обнюхивают собеседника, как лапки-рецепторы какого-нибудь огромного членистоногого насекомого.
