Себастьян Фитцек - Я – убийца

– В чем дело? – Борхерт, видимо, заметил его внутреннее напряжение.

Штерн поднял указательный палец левой руки, а другой вытащил сотовый. Одновременно направился обратно к ряду могил животных, где только что стоял.

– Симон спит? – спросил он.

Карина ответила после первого гудка:

– Нет, но хорошо, что ты позвонил.

Штерн не заметил обеспокоенности в ее голосе, потому что сам боялся. Вопроса, который собирался задать Симону.

– Передай-ка ему трубку.

– Сейчас не получится.

– Почему это?

– Он не может говорить.

Штерн опустился на колени перед одним из дешевеньких надгробных камней. Ноющая боль парализовала мозг и начала подбираться к глазам, и Штерн запрокинул голову.

– Ему нехорошо?

– Нет. Что ты хочешь от него узнать?

– Пожалуйста, спроси его, что написано на картинке, которую он нарисовал в больнице. Пожалуйста, это очень важно. Спроси его, каким именем он подписал рисунок.

Трубку отложили, и Штерну послышался звук открываемой двери, но он не был уверен. На заднем фоне шипело и шуршало, как при плохом радиоприеме. Прошло минимум полминуты, прежде чем в трубке пикнуло. Карина случайно нажала на кнопку, когда снова взяла телефон в руку.

– Ты меня слышишь?

– Да. – Дрожащими пальцами Штерн водил по высеченной в граните надписи. Буква за буквой. На камне перед собой он мог прочитать имя, которое назвала ему Карина.

– Плуто. Симон написал внизу «Плуто». Но тебе сейчас лучше поторопиться к нам.

Штерн больше ее не слушал, просто механически задавал вопросы.

– Почему? – тихо спросил он, не отрывая глаз от надгробного камня с именем мультяшного героя. Из-за дождя камень выглядел так, словно его окунули в масло.

– Немедленно иди сюда, – потребовала Карина, и вопиющий страх в ее голосе наконец-то сместил что-то в сознании Штерна. В настоящий момент он не мог выяснить, кто или что лежит в этой могиле и почему.

Животное? Человек? Ребенок?

Он не мог узнать, почему Симон привел их к этому месту, которое соответствовало рисунку, побывавшему сразу в нескольких руках. В руках мальчика и мертвеца. Сейчас Штерн мог только выяснить, почему Карина паникует и вот-вот накричит на него.

– Что случилось, ради всего святого?

– Симон, – ответила она, запинаясь. – Он говорит, что снова хочет это сделать.

– Что именно? – Симон поднялся и посмотрел на Борхерта. – Что он хочет сделать?

И что значит «снова»?

– Поторопись. Думаю, он должен сам тебе это сказать.

19

Больше там никого не было. Церковь пустовала, и он с трудом мог себе представить, что существуют люди, которые находят утешение в такой простой, скромной обстановке. Штерн снял мокрое пальто и перекинул его через руку. И тут же пожалел об этом. Здесь внутри было холодно и дуло. Воздух пропах пылью и старыми сборниками псалмов. Может, даже к лучшему, что через разноцветные окна наверху сегодня не проникало солнце, иначе отслаивающаяся штукатурка еще сильнее бросалась бы в глаза. Штерн не удивился бы, если церковный служка повесил фигуру умирающего Христа на стену только ради того, чтобы скрыть какой-то строительный недостаток. В любом случае интимная атмосфера была здесь просто невозможна.

– …Не знаю, что делать дальше. Так правильно? Или неправильно? Я должен это делать или лучше…

Штерн затаил дыхание и прислушался к шипящему, свистящему шепоту, который доносился из второго ряда. Конечно, он заметил его сразу, как вошел. Симон. С такого расстояния он казался взрослым мужчиной, просто небольшого роста. Этаким задумчивым старичком, погруженным в диалог со своим Создателем. Штерн осторожно приблизился к шепчущему голосу, но его кожаные подошвы все равно предательски скрипнули на пыльном каменном полу.

– …пожалуйста, дай мне знак…

Симон запнулся и поднял глаза. Он разнял сложенные руки, словно ему было неловко, что его увидели за молитвой.

– Прости, пожалуйста, я не хотел тебе мешать.

– Все в порядке.

Мальчик подвинулся на соседнее сиденье.

«Какие жесткие скамейки. Неудивительно, что на церковные службы ходит все меньше людей», – промелькнуло у Штерна в голове, когда он сел рядом.

– Я почти закончил, – прошептал Симон, глядя вперед на алтарь.

Штерн хотел схватить ребенка, выбежать с ним наружу, к Карине, которая, нервно куря, вместе с Борхертом ждала их перед церковью.

– Ты молишься Богу? – тихо спросил он. Хотя, кроме них, внутри никого не было, они продолжали говорить шепотом, как в павильоне ночных животных.

– Да.

– Ты хочешь получить от него что-то определенное?

– Ну, это как посмотреть.

– Ясно. Меня это не касается.

– Не в том дело. Просто…

– Что?

– Ну… Тебе все равно не понять. Ты ведь не веришь в Бога.

– Кто это сказал?

– Карина. Она говорила, что ты пережил что-то плохое и с тех пор никого больше не любишь. Даже себя самого.

Штерн взглянул на него. В полумраке церкви он вдруг понял, что имели в виду эксперты по помощи развивающимся странам, когда рассказывали о пустом выражении лиц детей-солдат. Маленькие мальчики с гладкой кожей без морщин и смертью в глазах. Он откашлялся.

– Ты только что говорил о каком-то знаке. Какую подсказку ты ждешь от Бога?

– Нужно ли мне продолжать?

«Он снова хочет это сделать», – вспомнил Штерн слова Карины.

– Что?

– Ну. Это.

– Боюсь, я тебя не понимаю.

– Я заснул. В машине.

– Снова видел какой-то сон?

Щелк.

Свеча на алтаре словно превратилась в подвальную лампу, которая освещала воспоминания Симона в его снах.

– Да.

– Про убийства?

– Именно. – Симон повернул ладони тыльной стороной вниз и украдкой взглянул на них. Как будто ручкой написал себе на коже какие-то слова для школьного диктанта. Но, кроме нежных разветвлений линий на ладонях, Штерн не заметил никакой шпаргалки, которая помогала бы Симону сейчас подбирать правильные слова.

– Теперь я знаю, почему написал «Плуто» на рисунке.

Щелк.

– Почему?

– Это был его любимый плюшевый зверь.

– Чей?

– Лукаса Шнайдера. Ему было столько же лет, сколько и мне. Ну, то есть тогда. Двенадцать лет назад.

– Ты думаешь, что убил его?

«Тогда. В твоей другой жизни?»

Головная боль Штерна усиливалась, чем больше он думал об этом.

– Нет. – Симон негодующе сверкнул на него глазами. Жизнь вернулась в его черты. – Я не убивал детей!

– Я знаю. Но другие убивали. Преступники?

– Именно.

– Значит, ты мстил им?

– Наверное.

Симон вздрогнул.

Штерн хотел уже позвать Карину в надежде, что у нее есть с собой необходимые медикаменты на случай, если у Симона сейчас снова случится приступ. Потом он заметил слезу на щеке у мальчика.

– Все хорошо, ну же. – Он неуверенно протянул руку к плачущему ребенку. Как будто боялся обжечься о его плечо. – Пойдем.

– Нет, не сейчас. – Симон шмыгнул носом. – Я еще не закончил. Я должен сначала его спросить, стоит ли мне это делать.

Щелк. Щелк. Щелк.

Подвальная лампа ненадолго успокоилась, но теперь замигала быстрее, чем когда-либо до этого.

– Что же?

– Тогда я не все успел.

– Я тебя не понимаю, Симон. Что ты имеешь в виду? С чем ты не закончил?

– С мужчинами. Я многих из них убил. Не только этих двух, которых ты нашел. Были еще. Много. Но я не со всеми справился. Одного не хватает.

Теперь Штерн с трудом сдерживал слезы. Мальчику срочно нужен психолог, а не адвокат.

– И мне кажется, поэтому я и вернулся сюда. Это моя миссия. Я должен сделать это еще один раз.

«Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, замолчи».

– Убить. Последний раз. Послезавтра, в Берлине. На мосту.

Симон отвернулся и посмотрел на фигуру Иисуса над алтарем. Сложил руки, закрыл свои большие глаза и начал молиться.

Познание

Смерть есть не прекращение бытия, а лишь промежуточная стадия, переход из одной формы конечного существования в другую.

Если души переселяются, то их количество должно быть неизменным. Сегодня людей уже шесть миллиардов. Тогда они обмениваются частицами души? Значит, девяносто девять процентов людей пустые сосуды?

Наука установила, что исчезнуть бесследно не может ничто. Природа не знает уничтожения, только перевоплощение. Все, чему научила и еще учит меня наука, укрепляет мою веру в продолжение нашего духовного существования после смерти.

Если бы все, кто в прошлой жизни якобы видели распятие Христа, действительно присутствовали на его казни, то римским воинам там даже места бы не хватило.

1

Он не мог подобрать правильные слова, чтобы описать, как сильно вся эта ситуация действовала ему на нервы, когда приподнял полицейскую оградительную ленту над головой и махнул рукой судмедэксперту, разрешая пройти на место преступления. Энглер планировал провести вторую половину дня с семейной упаковкой носовых платков, четырьмя таблетками аспирина и банкой пива в теплой постели перед телевизором, в то время как другие будут за него работать. Вместо этого он должен теперь под проливным дождем выкапывать труп. Вернее, то, что от него еще осталось. Голова, которую они нашли в могиле какого-то ротвейлера, оказалась такой маленькой, что они смогут перевезти ее в коробке из-под обуви, как только научно-экспертный отдел закончит свою работу.