Тонущая женщина - Робин Хардинг
– Красотуля, машину-то открой, – требует беззубый, и я содрогаюсь от омерзения. Неужели он нацелен получить не только мои вещи? Я выхватываю нож, подношу его к окну. Угрожаю, постукивая острием по стеклу. Но он не пятится, не пугается. Напротив, улыбается мне беззубым ртом.
Скользкими от пота руками я неуклюже пытаюсь поднять спинку кресла. Я не пьяна, но из-за выпитого виски медлительна, не очень четко контролирую свои движения. И объята ужасом. Сиденье рывком выдвигается вперед, и я, выронив нож, берусь за ключ. «Не бойся, Ли, – убеждаю я себя, заводя машину. – Тебе ничто не угрожает. Считай, что тебя уже здесь нет».
А потом стекло со стороны пассажирского кресла разбивается. Я пронзительно вскрикиваю. Чужая рука ныряет в салон, ощупью ищет что-то – все, что можно схватить. По крайней мере, ему нужна не я. Однако мой рюкзак стоит прямо на пассажирском сиденье, сумочка лежит на полу. Прежде чем я успеваю рвануть с места, рюкзак исчезает в разбитом окне. Его утрату я как-нибудь переживу. Там одежда, туалетные принадлежности, вещи, которым я найду замену – могу себе позволить. Я газую, но та же рука снова ныряет в салон – за моей сумкой.
Нет, нет, нет, только не это. Мне достает ума не держать в ней всю наличность, но там лежат телефон и удостоверение личности. Элегантная сумка фирмы «Коуч» – это все, что осталось у меня от прежней жизни, от былой роскоши. Машина мчится вперед, а я резко наклоняюсь, чтобы поднять с пола сумку и положить ее на колени. Однако та рука все еще в салоне, хватает меня за запястье. Грязные ногти впиваются в кожу, я охаю от боли. Сигналю, надеясь, что кто-нибудь – Марго или Даг – проснется. Если они откроют дверь и выпустят Луну, эти выродки убегут. И я смогу уехать. Однако в автодоме по-прежнему темно.
Я жму на газ, но грабитель и не думает сдаваться. Он ухватил мою сумку и не отпускает. Набирая скорость, я виляю на пустой дороге – пытаюсь оторваться, но он держится крепко. И бежит рядом с машиной – не отстает. Никак не отстанет, черт бы его побрал! Правой рукой с травмированным запястьем я хватаю нож и вслепую бью по его руке. Он даже глазом не моргает. Наркотик придал ему силы, наградил сверхчеловеческой прытью, сделал нечувствительным к боли. Сумка со всеми документами, удостоверяющими мою личность, вылетает в окно. И исчезает…
И все. Теперь я – никто.
Глава 2
В нос бьет едкий запах хлорки, и меня захлестывает ностальгия. В детстве местный бассейн был неотъемлемой частью моей жизни. Когда я росла, у нашей семьи был летний домик в горах Катскилл. Не роскошный, но вполне комфортабельный и с видом на озеро. По настоянию мамы мы с сестрой многие годы занимались плаванием, дабы ей не приходилось тревожиться, что мы утонем, пока она потягивает джин с тоником на террасе в компании своих подруг. Мы с Терезой часами плескались в воде, или плавали на нашей лодке, или, расстелив на пирсе влажные полотенца, просто лежали и смотрели в бескрайнюю синеву, обсыхая на солнце. Болтали о лошадях, о мальчишках, о том, кем хотели бы стать, когда вырастем. Тереза мечтала выучиться на ветеринара. А я хотела быть кино- или рок-звездой, – в общем, мечтала сиять и блистать.
В вестибюле тепло, сыро, воздух липкий. Я подхожу к женщине за стойкой с покрытием из ободранной «формайки». Она поднимает на меня глаза, смотрит пристально и настороженно.
– Я потеряла пропуск, – мямлю я, краснея от стыда.
Смотрю на себя ее глазами: растрепанная, взгляд затравленный, в руках две парусиновые сумки с одеждой, продуктами, посудой… с вещами, которые я не могла запихнуть в багажник. Разбитое окно я закрыла пластиковым пакетом, но в машину теперь любой может залезть. «Это не я, – хочу я сказать работнице бассейна. – Я – ресторатор. Деловая женщина. Предприниматель». Она недовольно кивает:
– Проходите. Только недолго.
– Спасибо.
Почти стершаяся дорожка из стрелок на линолеуме ведет меня к раздевалке. Там немноголюдно: лишь две старушки натягивают на головы резиновые шапочки перед зеркалом. Я дожидаюсь, когда они уйдут, и иду прямиком в душевую. На стене из шлакобетонных блоков – объявление крупными буквами:
РАЗДЕВАЛКА ТОЛЬКО
ДЛЯ ПОСЕТИТЕЛЕЙ БАССЕЙНА
Бродяжки, люди вроде меня, которые приходят в бассейн, чтобы помыться под горячим душем, пользуясь бесплатным мылом, сюда не допускаются. Но персонал проявляет снисходительность, если посетителей немного, а я управляюсь быстро и без лишнего шума. Вход – семь долларов. Я могла бы заплатить, но каждый цент на счету. Мне необходимо накопить деньги на взнос за аренду квартиры; в машине я долго не протяну – не выживу. В некоторых приютах для бездомных есть бесплатные душевые, но про них рассказывают всякие ужасы: там случаются кражи, изнасилования и даже убийства. К тому же, обратившись за помощью в приют, я узаконю свой статус бездомной. А я не бездомная. Это мое временное, недолговечное состояние.
Раздевшись, я ступаю в облицованную кафелем кабинку, носком отпихиваю в сторону брошенный кем-то на пол мокрый пластырь и давлю на кнопку, включая душ. Правый палец дрожит от напряжения, царапины на запястье отзываются жжением, как только по ним начинает струиться горячая вода. Наверное, мне следует сделать укол против столбняка, но без страхового полиса это невозможно. На мгновение я закрываю глаза, из-под зажмуренных век по лицу текут слезы. Я хочу домой. Хочу сесть в машину и вернуться в Нью-Йорк. Но не могу. Я сожгла за собой все мосты. Родные меня ненавидят. Друзей не осталось. А еще есть Деймон, от которого ничего хорошего не жди. Он и убить может.
Мы познакомились в модном ресторане в квартале Митпэкинг. Я там работала, а он был завсегдатаем, занимал лучшую кабинку, расположенную в глубине зала. Обычно его сопровождали дюжие приятели или красивые женщины, а зачастую и те и другие. Заказывал он всегда одно и то же: устрицы, стейк с картофелем фри, водку. Деймон был учтив и щедр, и мы все старались игнорировать стойкое чувство опасности, неизменно возникавшее с его приходом. В том заведении, да и в ресторанном бизнесе в целом сорящие деньгами мужчины в дорогих костюмах с непонятными источниками дохода были довольно типичным явлением.
Однажды вечером перед закрытием
