Ольга Лаврова - Волшебные узоры

-- До того, как товарищ прибежал звонить, вы слыЭшали на лестнице какой-нибудь шум? крик?

Женщина замотала головой.

-- Ничего не слыхала, честное слово! Я телевизор смотрела!

"Честное слово" лишнее -- заметил себе Знаменский.

-- Кто еще есть с нижнего этажа? Вы что-нибудь слышали?

Двое-трое отозвавшихся заверили, что нет. Вероятно, так оно и было: без ссоры, без драки. Удар в спину исподЭтишка. Чуть-чуть только не точный, не окончательный.

Сзади заполыхало: Зина фотографировала со вспышЭкой общий вид места происшествия. Со двора появилась молодая пара и замерла в изумлении.

-- Обойдите сторонкой, -- сказал старшина.

Сделав крюк, те приблизились к лестнице. Парень продолжал обнимать спутницу за плечи, но жест из развязного стал охранительным.

-- Будьте добры, ваши фамилии и номер квартиры, -- сказал Знаменский.

-- Завьяловы... Квартира шесть. А... что тут такое?

-- Тут скверная история. Давно из дому?

-- Примерно час назад.

-- В подъезде никого не было, когда уходили? Ничего необычного?

-- Н-нет... -- парень косился на истекающий кровью меловой силуэт.

-- Во дворе кого-нибудь встретили?

Девушка дернула подбородком куда-то вверх:

-- Мария Семеновна с собачкой гуляла.

-- Есть тут Мария Семеновна?

Через перила свесились седые распущенные кудри.

-- Не припомните, когда вы вернулись с прогулки?

Мария Семеновна помнила: ровно в десять, у нее режим.

Возвратился Томин, проводив потерпевшего до палаЭты с надписью "Реанимация". Передал Зине обернутый салфеткой продолговатый предмет, в котором наэлектЭризованная толпа угадала нож.

Нож прошел мимо сердца, но при падении человек сильно ударился виском. Травма черепа может дать любые последствия. Пока везли, на миг очнулся, на вопрос: "Кто вас?" -- прохрипел: "Не видел". В карманах нашлось шесть рублей мелочью, использованный билет на сегодЭняшний футбол и паспорт.

"Серов", -- прочел Знаменский и задержался на карЭточке. В стрижке, в складке губ угадывалась приблатненность. Но лицо вызывало симпатию. Судя по прописке, он жил неподалеку.

-- Саш, к родственникам, ладно?

Томин понимающе кивнул и скрылся. Кроме печальЭной вести надо сообщить о неведении Серова, пусть слух расползется, преступник будет поспокойней.

Покончив со своими обязанностями, Кибрит приняЭлась переписывать для Пал Палыча фамилии присутствуЭющих. А он пустил паспорт по рукам в надежде, что кто-нибудь все же знал потерпевшего.

У молодой пары паспорт застрял -- о чем-то зашептаЭлись.

-- Ну? -- поторопил Знаменский.

-- По-моему, с соседнего двора, -- нерешительно скаЭзал парень.

-- Верно. Что еще?

-- Мы тем двором на автобус ходим... Там стол и, как ни идешь, доминошники стучат.

-- И Серов играл?

-- По-моему, да... А из наших там Володька бывал.

Дюжий Володька, щелкая шлепанцами по голым пятЭкам, протолкался вниз со второго пролета.

-- Ты чего метешь? чего метешь?

-- Не шуми, Володька, я тоже видел! -- обрадованно встрял рыжеватый мужичок.

Володька посмотрел на фотографию, брови нахмурились.

-- Ну... допустим, встречались, -- и, повышая тон: -- Ну и что? Я один, что ли? Игнат с Афоней чаще моего там торчали! :

-- Никишины? Правильно, и Никишиных видел! -- подтвердил рыжеватый.

-- Все-то ты, дядя, видел, -- с неприязнью процедил Володька. (Явственно недоговаривая: "Держал бы при себе".)

-- Есть Никишины? -- окликнул Знаменский.

-- Нету, -- донеслось сверху. -- Позвать?

Все тут друг друга знали -- преимущество старого дома.

-- Не надо, все равно придется по квартирам идти.

-- Они в десятой квартирке, -- услужливо доложил рыжеватый.

-- Найду. Пока все, товарищи, можно расходиться. Вас попрошу быть дома, -- кинул он вслед Володьке.

-- Пожа-алуйста... Только я скоро спать лягу.

А ведь и ляжет. И уснет безмятежным сном. Кого там порезали, кто порезал -- для него полное наплевать. Да и все прочие тут... взбудоражены -да, но не потрясены. У нас, слава богу, не на каждом шагу режут -- откуда им было привыкнуть к насилию, к крови? Но вот смотрят и не ужасаются. Почему? Почему нам с Зиной не наплеЭвать? Томину не наплевать? Вот, пожалуй, еще Дикареву. Наверное, воевал, у тех со смертью свои счеты.

-- Разрешите, позвоню от вас? -- шагнул Знаменский к женщине в пестром халате.

Телефон был в передней. Знаменский прикрыл за собой дверь, мягко произнес:

-- А теперь прошу сказать то, что вы скрыли.

Женщина отшатнулась.

-- Почему вы думаете...

-- Разве я не прав?

Она зябко обхватила плечи, зашептала:

-- Знаете, как мне там было страшно! Вдруг он тут же стоит и слушает...

-- Но сейчас нас никто не слушает.

Ну же! Что она столь боязливо утаивает?

-- Кто-то крикнул на лестнице. Непонятно так: "Ах!" -- и все. И потом пробежали под окнами.

-- Сколько?

-- Как будто один... да, один.

-- Выглянули в окно?

-- Нет, что вы! Я послушала под дверью -- на лестниЭце тихо. Включила телевизор.

И все? Всего-то навсего? Эту малость было так трудно выговорить вслух? Шут бы побрал запуганных свидетеЭлей! Он выяснил, какая шла передача, что именно изобЭражал экран. Ответы звучали уверенно.

-- Спасибо большое, вы помогли уточнить время.

Женщина осталась в убеждении, что отважно исполЭнила свой гражданский долг.

К кому же сюда направлялся Серов? Что его привело в чужой подъезд?

Квартирный опрос жильцов начали с Никишиных. Чем отсиживаться в оперативной машине, Зина присоеЭдинилась к Пал Палычу.

Комната, куда их впустили, большая, но захламленная, выдавала все секреты хозяев: их сиротство и бедность, безалаберность и неумелые попытки навести чистоту.

Ютились неубранные остатки ужина с краю массивЭного, на массивных же ногах стола. Остальную его плоЭщадь занимали краски, кисти, карандаши и многочисленные листы с набросками. Над ними трудился один из Никишиных, лет на вид двадцати.

Услыхав: "Следователь Знаменский, эксперт Кибрит", -- он поднял суховатое, скептического склада лицо, сказал неприветливо:

-- Меня зовут Игнат.

Младший, долговязый, нескладный подросток с хоЭхолком на макушке присел в шутовском реверансе:

-- А меня Афанасий. В просторечии -- Афоня.

Он был полон любопытства и пялился на Зину, завороженный ее желтыми глазами.

-- Садитесь.

Кибрит заинтересовалась стенами. Они были густо увешаны картинами и рисунками, по большей части в абстЭрактном стиле. Но попадались и реалистические полотна и гравюры, выполненные уверенной смелой рукой. Среди гравюр она встретила персонажей "Мертвых душ", сцену булгаковского бала у Воланда и возле нее задержалась, тронутая поэтической и горькой фигуркой Маргариты.

Пал Палыч последовал приглашению Игната -- сел.

-- Слышали о происшествии?

-- Конечно. На лестнице стоял гвалт, бегали смотреть.

-- А чем вы занимались до того, как начался гвалт?

-- Вернулись с футбола и вот, -- Игнат указал на свои листы.

-- Вы узнали лежащего человека?

-- Нет.

-- Близко Дикарев не пускал, -- жизнерадостно поясЭнил Афоня. -- Так что с птичьего полета.

-- Но вы ведь знакомы с потерпевшим.

-- Сейчас парень один заскочил, говорит, это дядя Леша. Говорит, кто с ним "козла" забивал, велено дома сидеть.

Пал Палыч положил поверх рисунков раскрытый пасЭпорт.

-- Он?

Игнат кивнул, Афоня перегнулся из-за плеча брата.

-- Ага, он. Законно играл!.. Хоть выживет?

-- Прогноз неопределенный. Характерно, что понятия не имеет, кто его. Что можете рассказать о Серове?

Игнат пожал плечами, Афоня следом.

-- Только, что хорошо играл в домино?

-- Но не настолько, чтобы его за это прирезать, -- усмехнулся Игнат. -Есть лучше играют, а живут.

В дверь коротко стукнули, вошел Томин.

-- Уголовный розыск.

-- У нас что, самая просторная комната в доме? Здесь теперь будет штаб ЧК?

-- Но-но, молодое поколение, -- мельком оглянулся Томин на Игната. -Паша, на два слова.

Ничего нового Знаменский не получил. У родственниЭков были сбивчивые предположения и ни единого факта. Серов сидел за кражу, освободился семь месяцев назад. Похоже, завязал, пил мало. Любил футбол и домино, копил деньги на мотоцикл. Детей, по счастью, нет. Томину дали координаты двух его приятелей.

Пока обсуждали, что еще можно незамедлительно предпринять, Афоня крутился возле Кибрит, продолжавЭшей рассматривать стены.

-- Вы вдвоем? -- спросила она.

-- Мать умерла три года назад, а отец давным-давно. И как вам? -указал он на стену.

-- Кое-что, по-моему, здорово. Эта тоже ваша? -- она взяла с полки деревянную статуэтку -- выразительную голову негритянки с дремотным взглядом.

-- Моя, -- небрежно ответил Игнат. -- Когда провели паровое отопление, знаете ли, осталось много хороших дров. Жаль было бросать.

Кобеня, подумала она. Знает, что талантлив. А самоЭирония -- особого пошиба кокетство.

-- Какие-нибудь родные есть? -- обернулась к Афоне.