Екатерина Савина - Клуб одиноких зомби
Александр Геннадиевич успел спросить у меня до побега, справедлива ли его догадка о том, что я обладаю паранормальными способностями. Я лично подтвердила ему этот факт и вскоре сбежала, не подумав о том, как разочарую этим будущего кандидата медицинских наук. Впрочем, я не только разочаровала Голявина, но и поставила под удар его диссертацию. Но стоило мне через несколько часов снова появиться в больнице, как Александр Геннадиевич воспрянул духом, он снова обрел надежду на успешное завершение своей кандидатской, и приложил максимум усилий, чтобы профессор Волынский закрыл глаза на нарушение мной постельного режима.
Только после моего второго возвращения в Склиф глубокое и всестороннее изучение моего бренного тела с помощью самой современной медицинской диагностической аппаратуры не дало никаких сногсшибательных результатов. Я, Калинова Ольга Антоновна, с медицинской точки зрения, была теперь самой обыкновенной пациенткой с сотрясением головного мозга средней тяжести.
Это обстоятельство заставило Голявина снова потерять надежду на завершение совей диссертации, кроме того он получил очередную порцию насмешек от своих коллег, не видящих никакой связи между экстрасенсорными способностями человека и его высшей нервной деятельностью, рефлексами и соотношением различных долей его головного мозга. А для меня это был еще один повод, чтобы заскучать, но не потому что мой мозг ничем не отличался от мозга других людей, а потому что я не могла помочь хорошему человеку. Я чувствовала, что Александр Геннадиевич хороший человек и недостоин насмешек от всяких самоуверенных бездарей.
Профессор Волынский Юрий Яковлевич был не в счет. Этот безвредный, умудренный опытом семидесятилетний старичок вполне терпимо относился к научным изысканиям Голявина, хотя считал их абсолютно бесперспективными.
Глава 2
– Ну, как дела, голубушка? – как-то по-семейному тепло спросил меня вчера вечером Юрий Яковлевич.
– Нормально, мне гораздо лучше, все эти системы мне очень помогли, – говорила я, немного преувеличивая реальное положение вещей, точнее, приукрашивая свое еще слабое состояние, потому что хотела отпроситься домой.
– На самом деле? – лукаво спросил профессор. – Вы, голубушка, доверяете традиционной медицине?
– Вы ко всем больным так ласково обращаетесь? – спросила я, слегка развеселившись.
– Ко всем, – ничуть не удивившись моему вопросу, ответил Юрий Яковлевич. – Вот, в соседней палате лежит Раечка, свет Аркадьевна. Она у нас уже не в первый раз «гостит»... Впрочем, мы сейчас о вашем, Олечка Антоновна, здоровье говорим. Вы, наверно, нас опять покинуть хотите, по своему жениху соскучились, да?
Профессор снова лукаво прищурил глаза, казалось, что он видит меня насквозь, даже лучше, чем вся имеющаяся в его арсенале диагностическая аппаратура. Он знал, что о моем полном выздоровлении говорить было еще рано, но я все равно мечтала поскорее выбраться отсюда. Я лихорадочно соображала, какой бы аргумент смог наверняка убедить Юрия Яковлевича, что дома мне будет лучше, чем здесь. Но я не успела ничего придумать, профессор вдруг стал серьезным и сказал:
– Я боюсь, что может быть рецидив. Все-таки после первого обследования... нет, я до сих пор не верю, что...
– Что я выжила? – неожиданно для самой себя спросила я.
Профессор утвердительно покачал головой, но вслух сказал другое:
– У меня сложилось определенное мнение о том феномене. Если вы, голубушка, признаете, что обладаете экстрасенсорными, ну, так сказать, сверхъестественными способностями, я готов вам поверить. Такие люди бывают, я не отрицаю... Кашпировский, Чумак, Ванга, их все знают. Но я думаю, что те параметры, которые тогда выдала техника не могли быть реальными. Просто ваши способности каким-то образом повлияли на эти приборы, и они дали сбой. Знаете, в присутствии моей тещи вся бытовая техника ломается...
Профессор задумался, и я поняла, он размышлял, стоит ли мне рассказать о своих семейных проблемах. В конце концов, он решил, что стоит, и продолжил тоном заговорщика:
– Надо признать, что моя теща – страшный человек, стоит ей, что либо сказать плохое, и это обязательно сбывается.
– Дурной глаз, – предположила я.
– Наверно. Вся техника в ее доме: и холодильники, и телевизоры, и стиральные машины, и даже многочисленные утюги ломались на второй или третий день после их приобретения, не выдерживая никаких гарантийных сроков. По этому в ее доме все, как минимум, в двух экземплярах. Пока один холодильник работает, другой в ремонте, только вернется он из ремонта, первый непременно сломается...
Мне показалось, что профессор ждал от меня совета, который помог бы его теще подружиться с бытовой техникой. Наверняка до Волынского дошли слухи, что практически весь средний и младший медицинский персонал его отделения, узнав о том, что я – ясновидящая, пытался решить с моей помощью свои житейские проблемы.
Медсестер и санитарок интересовало, есть ли на них порча.
Мне показалось странным, что каждая из них, независимо от возраста, семейного положения и внешних данных, считала себя жертвой колдовских манипуляций. Женщины, правда, по-разному ощущали на себе эти порчи, но все они обязательно произносили это слово.
Конечно, я была еще слаба, но просмотреть своим «третьим глазом» биополя этих мнительных женщин было для меня совсем несложно. Надо сказать, что только в энергетической оболочке одной из них я увидела черные пятна инородной структуры, говорящие о наведенной болезни, то есть о порче.
Это была старшая медсестра отделения Софья Николаевна. А еще я увидела, что в ее доме есть подклад – заговоренная английская булавка, спрятанная в обивке кресла. Я посоветовала Софье Николаевне аккуратно вспороть обивку, найти подклад и выбросить его. Старшая медсестра разочаровано фыркнула, сказав, что я несу полнейший бред, но на следующий день пришла с извинениями. Булавка была найдена и выброшена, и теперь Софью Николаевну интересовало кто, каким образом и зачем подложил негативно заряженную вещицу в такое труднодоступное место, тем более кресло было почти новым. Мне без особых усилий пришел ответ на этот вопрос, но я не сочла нужным рассказывать Софье Николаевне все подробности этого мелкого колдовского хулиганства, тем более обращено оно было не конкретно против нее, а против того, кто купит это кресло. А известно мне стало то, что некая обивщица мягкой мебели закладывала в каждое девятое кресло отрицательно заряженную булавку, никакой выгоды она от этого не имела, а вот тот, кто покупал такое кресло, точнее, первым из домочадцев садился на него, становился «испорченным». Это было обыкновенным хулиганством, но с уклоном в черную магию. Простой хулиган от безделья бьет камнем окна и фонари, а хулиган, хоть немного владеющий черной магией, наводит безымянную порчу.
Если бы порча оказалась именной, то снимать ее последствия было бы сложнее, а так Софья Николаевна убрала подклад, и ее биополе очистилось само собой. Я сказала ей, что теперь бесонница и постоянное ничем необъяснимое чувство страха должны пройти.
Другие же женщины хотели услышать от меня подтверждение того, что во всех их неприятностях виноват кто-то другой, а не они сами. Если честно, то такая жизненная позиция мне самой не присуща, поэтому, наверно, уже третья подобная история стала раздражать меня. Но я понимала, если я скажу санитарке тете Любе, что она не такая уж большая фигура, чтобы все ставили ее в центр своего внимания, и наводили на нее порчу за то, что она, например, не вымыла полы под кроватью больного, то она просто бы не поверила и в отместку устроила мне какую-нибудь свою профессиональную «подлянку». Мне пришлось немного пофантазировать, рассказать тете Любе жуткую мистическую историю, в которой она была в главной трагической роли, а потом сделать несколько загадочных движений руками и сообщить, что отныне порча вернулась к ее автору.
Теперь вот и Юрий Яковлевич ждал, что я блесну своими экстрасенсорными способностями. Я закрыла глаза и в моем подсознании возник образ его тещи. Как ни странно, она выглядела моложе своего зятя, вероятно, жена профессора была лет на двадцать пять младше мужа. Почти сразу пришло и объяснение того, почему ломалась даже новая бытовая техника. Все началось с той поры, когда появились первые телевизоры еще со стеклянными линзами, наполненными водой, конечно, тогда они были еще не во всех домах. Желание иметь телевизор было настолько сильным и затмевающим другие жизненные проблемы, что его купили по блату с переплатой и без гарантии. Телевизор был с браком. Желание будущей тещи Волынского исполнилось, но не принесло должного удовлетворения. В результате в ее подсознании возникла установка – бытовая техника должна ломаться. А так как эта женщина от природы обладала сильной энергетикой, то эта установка срабатывала всякий раз, когда дома появлялись новые или отремонтированные телевизоры, холодильники или утюги.
