Екатерина Савина - Клуб одиноких зомби
– Нет, ни в коем случае, – решительно заявил Голявин и пристально посмотрел на меня, оторвавшись от бумаг. – Нет, в общей палате не будет такой чистоты научного эксперимента. Другие пациенты будут влиять на ваше биополе... нет и еще раз нет! Вы должны быть в палате одна!
– Ладно, – неохотно согласилась я и уже хотела расспросить Александра Геннадиевича о пациентке с «дыркой во лбу», но его вызвали в ординаторскую, и мое любопытство осталось неудовлетворенным.
Я вышла из палаты, надеясь что-нибудь разузнать о женщине, параметры которой были похожи на мои. В конце коридора я заметила санитарку тетю Любу и пошла за ней. Я предположила, что именно она может пролить свет на многие интересующие меня вопросы.
Когда я проходила мимо ординаторской, из приоткрытой двери до меня донесся чей-то незнакомый голос.
– Если она придет в сознание, немедленно сообщите мне, даже если это произойдет среди ночи, – спокойно, не повышая тона, сказал мужчина. – Юрий Яковлевич, как по-вашему, есть вероятность, что она выживет?
Я не могла пройти мимо, чтобы не дослушать этот разговор. Я была почти уверена, что речь шла именно о той женщине, которая меня интересовала. Я остановилась и, на всякий случай, сделала вид, что рассматриваю плакаты о методах оказания первой помощи при различных травмах, прикрепленные к стене, как раз возле этого кабинета, а сама навострила уши.
– Вероятность мала, – осторожно высказался профессор. – У нее ушиб головного мозга, кровоизлияние... Даже если она придет в сознание, скорее всего она не сможет адекватно реагировать на окружающую ее действительность.
Мне показалось, что Волынский был не слишком уверен в том, что говорил.
– А вы тоже так думаете? – обратился незнакомец к кому-то другому.
– Если у нее шансы и есть, то очень и очень маленькие, – уклончиво ответил Александр Геннадиевич.
За дверью послышался шум приближающихся шагов, и я быстро отошла от ординаторской, но встала так, чтобы разглядеть того, кто справлялся о здоровье женщины. Интуиция подсказывала мне, что они говорили о той, у которой была трепанация черепа.
Вид мужчины, вышедшего из кабинета, совсем не говорил о том, что он расстроен тяжелым состоянием своей знакомой или родственницы. Мы какое-то время двигались навстречу друг другу, я в наглую смотрела на него и не видела ничего, никаких эмоций: ни удовлетворения от полученной информации, ни озадаченности тем, как дальше будут развиваться события. Лицо было привлекательным и отстраненным, поскольку красивый разрез глаз сочетался с холодным взглядом. Едва мы поравнялись, я поняла, что не могу вспомнить его лица, оно точно расплылось в тумане. Я оглянулась, чтобы посмотреть ему вслед, но он уже свернул к лестнице, и я поймала себя на мысли, что совсем не запомнила, в чем он был одет. Было ясно, что биополе этого человека закрыто! Это обстоятельство озадачило меня еще больше.
Я решила заглянуть в ординаторскую, чтобы узнать, был ли там кто-то еще, кроме Волынского и Голявина, голоса которых я слышала. К моему удивлению дверь не поддалась, значит, она была закрыта на замок. Там, несомненно, обсуждали что-то важное, не предназначенное для чужих ушей. В моем сознание женщина с «дыркой во лбу» обрастала аурой таинственности, а на подсознательном уровне она была мне недоступна, поскольку я еще не знала ее имени и не имела с ней зрительного контакта.
Любопытство до такой степени захлестнуло меня, что я мгновенно выработала план оперативных мероприятий. Я предполагала, что эта женщина могла находиться в третьей палате, поэтому направилась туда, оглядываясь, не выйдет ли кто из ординаторской. Я приоткрыла дверь третьей палаты, но оказалось, что она имела так называемый предбанник. А далее за стеклянными, но не прозрачными дверьми были видны очертания нескольких человек. Открыть вторые двери я не решилась, но прислушалась.
Сначала я услышала мужской голос, потом женский, причем женщина смеялась.
– Ну не надо, Андрей Вадимович, не здесь, – звонко пищал женский голосок.
– Тогда еще один анекдот...
Я мгновенно поняла, что Андрей Вадимович – это тот, кто приходил в мою палату поздно вечером. Теперь он развлекал молоденькую практикантку и попутно следил за состоянием больной, находящейся без сознания. Меня удивило, что он не ушел домой после ночного дежурства.
– Ты что здесь делаешь? – услышала я знакомый голос и вздрогнула.
– Тетя Люба, да я вас ищу, – мгновенно нашлась я.
– Меня? – спросила санитарка, смерив недоверчивым взглядом. – А что надо?
– Апельсины отдать хотела, у меня ими вся тумбочка завалена, а сегодня опять принесут...
– А почему сама их не ешь? – поинтересовалась тетя Люба.
– Ем, но мне их несут и несут, будто кроме апельсинов больше ничего не существует: ни яблок, ни груш, ни винограда, – говорила я, пока шла в сопровождении обрадованной санитарки в другой конец больничного коридора.
– А я люблю апельсины, я их даже с коркой ем, что добру пропадать, – вдохновенно говорила тетя Люба.
Она шла, опережая меня на два шага и тащила за собой оцинкованное ведро, на треть заполненное грязной водой, и швабру с тряпкой. Как раз, когда я поравнялась с ординаторской, щелкнул английский замок, и дверь открылась. Тетя Люба не придала этому никакого значения и продолжала двигаться вперед, а я на мгновение задержалась.
– Здравствуйте, – поздоровалась я с профессором и отметила, что он слегка смутился, увидев меня.
Александр Геннадиевич также находился в смятении, не решаясь выходить из ординаторской и топтался на месте. Я сделала безучастный вид и пошла дальше. «Чего же они так испугались? – размышляла я. – Наверно, они боялись, что я обладая ясновидением, узнаю какую-то страшную тайну».
Я отдала тете Любе полный полиэтиленовый пакет с апельсинами, та поставила его у порога и принялась мыть в палате полы. По идее надо было попросить ее поменять воду, но это замечание расходилось с моими интересами. Я хотела разговорить санитарку.
– Тетя Люба, а что за женщину вчера вечером привезли?
– Не знаю, – буркнула санитарка и переметнулась мыть полы под кроватью, на которой я сидела.
Мне пришлось залезть на койку с ногами и попробовать повторить свой вопрос.
– Ну, уж прямо вы, да и не знаете?
– А тебе что от нее надо? – спросила тетя Люба, резко поднимая голову.
Мы оказались с ней лицом к лицу, и я вдруг поняла, что тетя Люба не так проста, как я о ней думала. Мне надо было срочно придумать какое-то объяснение своему интересу, но я не могла. Санитарка же сверлила меня взглядом и ждала ответа. Я решила, что сейчас не время для подобных вопросов.
– Что вы уже вымыли под кроватью?
Тетя Люба едва заметно улыбнулась, и я поняла, что совершила сразу две ошибки. Во-первых, выдала свой интерес к новой больной, а, во-вторых, переоценила болтливость санитарки. Я больше ни о чем ее не спрашивала, она также молча домыла полы, взяла пакет и ушла.
«Сначала было такое раболепие, обрадовалась апельсинчикам, аж под кроватью бросилась полы мыть, – размышляла я, – а после моего вопроса переменилась. Все это очень странно, а потому интересно. От меня явно хотят что-то утаить, но я все равно узнаю, ведь для меня тайного не существует».
Дело подошло к вечеру, но я узнала только одно, от меня тщательно скрывали все, что касалось новой больной.
Меня, как магнитом, тянуло к палате, в которой она лежала, и я предприняла еще одну попытку заглянуть за вторые двери.
– Туда нельзя, – строго сказала мне Софья Николаевна, вышедшая из палаты. – Вы кого-то ищите?
– Да, Александра Геннадиевича.
– Его там нет, идите лучше к себе, а я сейчас разыщу доктора и скажу, чтобы он зашел к вам. И здесь вертеться не надо!
– А я и не верчусь, – недовольно ответила я ей и неспеша пошла обратно.
Я чувствовала, что старшая медсестра смотрела мне вслед и открыла дверь в манипуляционную только после того, как я стала заходить в свою палату. «По-моему, каждый мой шаг, начинают контролировать, – решила я. – Ведь рядом с той палатой стояли двое больных, но им Софья Николаевна ничего не сказала, они, наверное, там до сих пор стоят, а мне почему-то нельзя».
Вскоре зашел Голявин, и я решила поговорить с ним напрямую.
– Александр Геннадиевич, помните, мы говорили с вами о том, что экстрасенсорные способности чаще раскрываются спонтанно, а не по заказу. Где-то там наверху за нас решают, когда надо включить полное ясновидение. И вот я чувствую, что такой момент пришел. Вы подключите ко мне свою аппаратуру, а я выйду в астрал и узнаю, все, что касается этой больной, той у которой «дырка во лбу». Вы же хотите узнать, правильна ли была ваша догадка о том, что трепанацию черепа ей сделали, чтобы открыть «третий глаз». Я это непременно выясню. А заодно узнаю, случайно или нет она ударилась своим лбом... Уверяю вас, что вы получите именно те результаты, которые ждете...
