Сесил Форестер - Возмездие в рассрочку
— Не спорь! — нахмурил брови мистер Мабл.
— Джонни, ты же сам знаешь, что шумел, — подала голос миссис Мабл.
— Конечно. Ногой стучал, — вмешалась Винни.
— Я и не спорю, — протестовал брат.
— Как же не споришь, когда споришь? — стоял на своем мистер Мабл.
— Да уж, — подтвердила Винни.
— А ты успокойся! — повернулся к ней отец, обращаясь к своей любимице необычно резким тоном. — Ты не лучше своего брата и знаешь это. Уроки сделала? Я тебя устроил в хорошую школу и за это получаю такую благодарность!..
— Почему? У меня есть стипендия, — вскинув голову, возразила Винни.
— Ах, ты тоже дерзить? — спросил мистер Мабл. — Не знаю, что с вами происходит!.. Еще слово — и тут же отправитесь спать!
Роковые слова были произнесены. Дети уныло переглянулись. Миссис Мабл трусливо попыталась спасти их:
— О, отец… Не сейчас! Ведь еще совсем рано…
Но даже такого слабого сопротивления оказалось достаточно, чтобы это решило дело.
— Немедленно спать! — заявил он. — Джон, в постель! А книгу оставь здесь. Винни, сложи аккуратно вещи и тоже спать… Пусть это будет уроком для вас.
— Но я домашнего задания еще не сделала, — захныкала Винни. — В школе будет скандал, если я не приготовлюсь к завтрашнему дню.
Джон молчал. Он думал о том, как солдаты пойдут на холмы Альбуеры без командира. Миссис Мабл попыталась разрядить обстановку, но на ее несмелые просьбы никто не обратил внимания.
— Я жду! Пошевеливайтесь! — твердо сказал мистер Мабл.
Делать было нечего. Винни с мрачным видом принялась складывать учебники и тетради. Джон встал, положил на стол книгу «Как Англия спасла Европу»… И тут, с последним ударом часов, пришло спасение. Оно явилось в виде громкого стука в парадную дверь. Все изумленно переглянулись: посетители на Малькольм-роуд были редкостью, особенно в такой час, в половине восьмого. Первой пришла в себя Винни.
— Пойду открою, — сказала она и выскользнула в переднюю.
Остальные сидели, вслушиваясь в доносившиеся из передней звуки. Вот щелкнул замок; в газовой лампе качнулся язычок огня: в открытую дверь влетел ветер. Громкий мужской голос спросил, можно ли видеть мистера Мабла. Хозяин поднялся с кресла; тут вернулась и Винни.
— Это к тебе, папа, — сказала она. Следом за ней в гостиную вошел незнакомец.
Он был молод, высок и весь выдержан в коричневых тонах: коричневый плащ, шея закрыта коричневым кашне, на ногах коричневые туфли с коричневыми носками. Из-под плаща выглядывали коричневые твидовые брюки. Лицо было тоже смугло-коричневым, хотя сейчас оно раскраснелось от холодного ветра. Он был учтив и очень хорош собой. На кашне поблескивали капли дождя, живые карие глаза незнакомца тоже блестели. Свежий воздух, ворвавшийся вместе с ним, придал его появлению своеобразную театральность.
Джон, стоявший возле камина, от удивления даже забыл закрыть рот.
Незнакомец на минуту остановился в дверях.
— Добрый вечер, — сказал он немного смущенно.
— Добрый вечер, — ответил за всех мистер Мабл, который понятия не имел, кто это может быть.
— Вы, я думаю, дядя Уильям, — повернулся к нему молодой человек. — Меня вы, конечно, не узнаете…
— Боюсь, что нет…
— Я сын миссис Мидленд. Миссис Винни Мидленд. Вашей младшей сестры, мистер Мабл. Я только что из Мельбурна.
— О, конечно же!.. Ты — сын Винни? Проходи, проходи!.. Да сними сначала плащ. Энни, пошевели-ка дрова в камине. Винни, убери с кресла вещи…
Мистер Мабл увел гостя в переднюю. Жена и дети слышали, как он, помогая тому раздеться, спросил:
— А как Винни?
Ответ последовал не сразу. Сначала были водружены на вешалку шляпа и плащ. Мужчины уже направлялись в комнату, когда оставшиеся в столовой члены семьи услышали тихие, почти шепотом произнесенные слова:
— Мать умерла… Шесть месяцев назад.
Когда они вернулись, мистер Мабл все еще бормотал обычные слова соболезнования. И в первый же подходящий момент перешел на почти ласковый, родственный тон. Если говорить честно, сестра мало интересовала его: за тринадцать с половиной лет, прошедшие с тех пор, как он дал своей новорожденной дочери имя Винни, сестру он вспоминал редко. Кроме того, неожиданное появление молодого человека, разрушившее все его планы на этот вечер, выбило его из колеи… Но мистер Мабл был не из тех, кто показывает гостю свое неудовольствие… Антипатию, неприязнь он всегда тщательно прятал в себе; это касалось и инстинктивной враждебности к незнакомым людям. Всю жизнь выполняя чужие распоряжения, он хорошо усвоил это правило.
— Энни, — сказал мистер Мабл, — это Джим, мой племянник. Ты его, может быть, помнишь: он был совсем маленьким, когда Винни и Том уезжали в Австралию. Я-то помню его хорошо. Ты был одет в матросский костюмчик, правда, Джим? Подойди, Винни, это твой двоюродный брат, ты его и не знаешь. Садись, племянник!.. Садись и рассказывай.
— Вот сюда садитесь… садись, Джим. В то кресло, — растерянно лепетала миссис Мабл, смущенная тем, что такого красавца и так элегантно одетого ей нужно звать по имени. — Наверное… весь продрог?
Гость, по всей вероятности, ощущал себя так же неловко, как и хозяева. Тем не менее он позволил усадить себя в самое удобное кресло — именно в то, о котором весь вечер мечтал мистер Мабл. Его жена ломала голову, о чем говорить; дети пододвинулись к гостю, насколько было возможно, стараясь при этом все-таки оставаться на заднем плане.
Мистер Мабл решил сразу взять быка за рога.
— Когда ты приехал?
— Сегодня. Я приплыл на «Мэйлине», в полдень мы вошли в Тилбури. Потом я добрался до Лондона, устроился в отеле, поел — и сразу к вам.
— Как ты узнал наш адрес?
— Мама мне дала… перед тем, как… скончалась… — Удивительно ли, что он запнулся: ведь ему едва минуло двадцать лет. — Мы с ней много говорили об этой поездке. Знаете, она ведь тоже хотела поехать со мной. Австралию она никогда не любила… Не знаю почему… И когда умер отец…
— Том тоже умер? Это ужасно!..
— Да. В начале прошлого года. Собственно, это и стало причиной маминой…
— Вот уж точно, уж точно… — бормотала миссис Мабл со скорбным лицом. Она терпеть не могла, когда говорили о смерти. О чьей бы то ни было.
Мистер Мабл поспешно перевел разговор на более «живые» темы:
— А как у отца шел бизнес?
— О, прекрасно! В войну он заработал кучу денег. Знаете, он часто говорил: «Деньги ко мне просто сами идут, хочу я этого или нет». Но когда он умер, мама все продала. Она боялась, что одна не управится с пароходным агентством, а я еще слишком молод. Тут как раз нашлись покупатели, предложили хорошие деньги, вот она и согласилась.
— Так что теперь ты богач, верно?
— Пожалуй. Знаете, я только что окончил университет в Мельбурне. И решил для начала немного оглядеться. Мать тоже всегда мне это советовала.
— Очень, очень разумно, — убежденно закивал мистер Мабл, быстро проникаясь почтением к богатству в сочетании с независимостью.
Разговор ненадолго прервался, и Джим, который все еще чувствовал себя скованно, воспользовался паузой, чтобы осмотреться. Кроме семьи Маблов, у него не было ни единого родственника, поэтому он старался найти в них хоть что-то приятное, располагающее. Но вынужден был признаться себе, что из этого ничего не выходит. Комната, где он сидел, выглядела, честно сказать, просто убогой. На обоях с цветочками висело множество фотографий и дешевых гравюр. Каминная полка искусственного мрамора сплошь была заставлена какими-то нелепыми вазами. Одно из двух кресел было обито плюшем, второе — кретоном, и оба совершенно не гармонировали с обоями. Вокруг обеденного стола теснились венские стулья. На столике у окна тосковала пыльная лилия в зеленом фарфоровом горшке. В кресле напротив сидел мистер Мабл в замызганном, в пятнах, синем костюме. Он был довольно плюгавым, с редкими рыжеватыми волосами и рыжеватыми же усами. В его маленьких серых глазках застыли озабоченность и тревога — такие же, как у того человека, что сидел против Джима в автобусе. Мятый жилет украшала серебряная цепочка, на ногах были стоптанные шлепанцы и пестрые носки гармошкой. Рядом, неловкая и бессловесная, сидела на стуле его худая, бледная, болезненная жена. Если в ней и было что-то привлекающее внимание, это лишь старые очки в металлической оправе. Детей гость мог рассмотреть, разве что повернувшись назад. Насколько он мог уловить, они были гораздо приятней родителей. Четкие черты лица девочки, Винни, выдавали в ней будущую красавицу; мальчик — кажется, Джон — уже сейчас, в четырнадцать лет, определенно выглядел мужественным и привлекательным… Юный Мидленд чувствовал себя неуютно. Шесть недель, проведенные на роскошном океанском корабле, где из всех пассажиров мужского пола в возрасте от пятнадцати до пятидесяти лет он был единственным холостяком, не лучшим образом подготовили его к нынешнему визиту — в этот убогий дом на окраине… Мидленд понял, что лучше ему думать о чем-то другом.
