Игорь Заседа - Без названия
Джон вспрыгнул на тумбу, кончиками пальцев ощупал край. Встряхнул мышцами, неспешно наклонился и, словно выброшенный катапультой, взлетел в воздух, уже в воздухе включил ноги и сразу же, едва коснувшись поверхности, рванул руками воду.
Я перевел дыхание и краем глаза взглянул на секундомер. Стрелка отсчитывала секунды.
На Крэнстона никто не обращал внимания, бассейн был наполнен мелькающими в воздухе руками, белыми бурунами и шумом взболтанной воды. Тренерские свистки едва пробивались сквозь неумолчный гул.
Все! Я нажал головку секундомера.
Ну и дурацкий, наверное, вид у меня! Руки мелко тряслись, со лба стекали соленые капли пота и заливали глаза, во рту пересохло так, что свело челюсти.
Я не верил собственным глазам. Крэнстон проплыл сто метров (при всех скидках на возможные ошибки с включением и выключением секундомера) за 48, 8 секунды!
Как вам популярнее объяснить, что значили эти микроскопические частички времени для пловца? Джим Монтгомери и Джо Боттом незадолго до Игр сумели "выплыть" из 51 секунды: чуть-чуть, на самую малость, заметную разве что электронному секундомеру, опередили они стрелку. Их достижение поспешили объявить фантастическим. Результат на стометровке, то есть абсолютная скорость в воде, колебался на пределе человеческих возможностей, и даже футурологи осторожно предсказывали время 50.0 - 49,9 на конец нашего века.
Я спустился к самому краю трибуны и, когда Крэнстон приблизился к повороту, крикнул:
- Джонни!
Он услышал, остановился и стал крутить головой из стороны в сторону, мне пришлось крикнуть еще. Увидев наконец, он глубоко нырнул, почти у самого дна миновал плавающих и появился у бортика; оттолкнувшись от него, легко выскочил и подбежал к трибуне.
- Фи-фьють, - присвистнул он и сказал, протягивая мокрую лапищу: Привет, Олег! (Джон - единственный из знакомых иностранцев произносил в моем имени твердое "г").
Мы крепко пожали друг другу руки.
- Давно прилетел?
- Вчера.
- Ты видел, как я плыл?
- Видел... Но... - Я пожал плечами и неуверенно закончил: - Наверное, мой секундомер...
- Ты не ошибся. Это нормально.
- Я не могу поверить...
- Я ждал этого восемь лет! Впрочем... - Он замолчал, не закончив фразу, помрачнел, но тут же спохватился: - Слушай, я рад видеть тебя.
- Встретимся вечером?
- Нет, вечером занят. Тренировка. А что если нам сбежать из города? У тебя как со временем?
- Пока Игры не начнутся, слоняюсь по Монреалю как турист. Начну передавать шестнадцатого, накануне открытия.
- Распрекрасно! Целая неделя впереди. Шесть дней. А я прошу всего три! Иду! - Крэнстон обернулся и помахал Маккинли рукой. - Так вот, завтра в восемь я заеду за тобой. Надо отдохнуть перед стартами, расслабиться.
- Куда поедем?
- Здесь неподалеку есть чудесное местечко в Сент-Морис. Озеро с дивным названием - Лунное, лес, домик и ни единой живой души в округе. Словом, увидишь! Ты где остановился?
- В общежитии Монреальского университета. Корпус "С", 517-й номер.
- Это на Холме?
- Да. Вход возле памятника.
- Завтра в восемь, Олег!
Крэнстон разбежался, прыгнул в воду и вынырнул на шестой дорожке.
Я откинулся на спинку сиденья, вытащил из сумки банку с кока-колой, щелкнул крышкой. Потом достал вторую и тоже выпил до дна. Результат Крэнстона не шел из головы. Мне не надо было объяснять, каким чудовищным, немыслимым трудом достигается такое!
2
Я поднялся на двадцать шестой этаж Центра де Жарден ("Полное кондиционирование воздуха, 135 лавок, три банка, несколько бюро путешествий, 12 ресторанов с холодными закусками и горячими блюдами, "Скорая помощь" и зимний сад общего пользования. "Меридиен" обеспечивает членам прессы все удобства первоклассной гостиницы", - гласил путеводитель). Два полицейских, маячивших у лифта, казалось, беззаботно флиртовали с девушками в бледно-розовых костюмчиках, но глаза их были холодны, как декабрьское небо. Я предусмотрительно вывесил "ладанку" на грудь, глаза полицейских выделили ее и лишь потом ощупали меня с ног до головы.
В пресс-центре царил тот беспорядок, который всегда отличает его накануне крупных состязаний: связисты копались в хитросплетениях разноцветных проводков, всюду громоздились кипы плакатов, устаревших теперь бюллетеней Подготовительного комитета - КОЖО, горы справочников на английском, французском, немецком, испанском, русском языках, щедро поставляемые делегациями, прибывающими на Игры; пустовали пока что фирменные холодильники кока-колы, которые наполнят в день открытия олимпиады и затем будут беспрерывно забивать красными, зелеными, желтыми банками с напитками, ибо фирма обязалась "бесплатно" поставлять свою продукцию участникам и журналистам на протяжении олимпийского двухнеделья. Правда, реклама кока-колы будет за то прерывать показ состязаний в самых интересных местах, чтобы напомнить о существовании фирмы - официального поставщика ХХI Игр.
Журналисты только съезжались, основная масса навалится накануне открытия, и тогда здесь не продохнуть от крепких табаков. Я поздоровался с Кауко Леваахо, обозревателем финского телевидения. Последний раз мы встречались в Мюнхене, но четыре года пролетели как один день. Леваахо посетовал на дороговизну ("Они думают, что сюда съехались одни миллионеры! ") и сумасшедших канадских водителей ("Они вообразили, что городские улицы - сродни мотодрому!"), дважды помявших крыло его автомобиля. Я от души рассмеялся: финн сам любил прокатиться с ветерком...
Было много знакомых. Вот приветливо махнул рукой Боб Спенсер, в прошлом священник-кальвинист и непревзойденный прыгун с шестом, - теперь он представлял телеграфное агентство. Марк Спиц заметно повзрослел за четыре года, - в уголках губ застыла горчинка, - он представлял одну из американских телекомпаний. Чех Ладислав Бачик (вот уж с кем я пуд соли съел!) отрастил солидное брюшко. Заметив мой скептический взгляд, поспешил оправдаться: "Журналистика - это тебе не спорт. Полуночные бдения, застольные разговоры... Я обнял его: "Ты прав, старик. Ведь не красны девицы мы, чтоб мерить талию!" - "А сам небось режимишь... - уколол меня Бачик. - Ты всегда этим увлекался..."
Заглянул в свой бокс. Новенький медный ключик, я для удобства прикрепил его к оборотной стороне "ладанки", неслышно открыл замок. В боксе лежали предназначенные мне программа Игр по дням, бюллетени Подготовительного комитета едва ли не за весь прошедший месяц, приглашение на пресс-конференцию японской фирмы "Никон" (традиционная вишневая водка, проспекты в лакированных обложках и настоящий мексиканский кофе). Одна брошюрка меня заинтересовала. На шести языках автор вопрошал: "Почему?" Видимо, этот вопрос был адресован двум бегунам, чья фотография, напечатанная поверх огромного красного вопросительного знака, была помещена на обложке. На каждой новой страничке вставал новый вопрос: "Почему вы здесь? Куда спешите? Какая ваша цель, ваше стремление?" И уж вовсе интригующе: "Вы желаете быть победителем? Изучайте Слово Божие на дому, через библейский курс или группой. Увидите! Ваша победа увенчается вечностью!" Ого! Вечностью? Это что же - после финиша сразу в рай? Ага, вот и автор послания: "Сведения и контакт. Иван Михайлович Колесников, улица Святой Екатерины, 87, тел. 274-68-94".
Больше в пресс-центре делать было нечего, я спустился на первый этаж и очутился в просторном зале, напоминавшем своими размерами Киевский вокзал в Москве. И людей здесь никак не меньше: их привлекали магазины, кафе, выставка, приуроченная к Играм.
Эскалатор вынес меня на второй этаж, и мимо трехзального кинотеатра я прошел в бар, арендованный у владельцев небоскреба для журналистов. Мягкий ковер заглушал шаги, неяркий свет создавал обстановку, располагающую к беседе. Бар переливался блеском бутылок, никелированных ручек и поручней, кувшинов со льдом.
Серж сидел на высоком вращающемся стуле и издали помахал рукой.
- На улице духота, как в тропиках, - пожаловался он. - А вчера был убийственный холод, впору надевать пальто.
- Канадцы клялись, что вторая половина июля - лучшая пора лета. Впрочем, лишь бы обошлось без какого-нибудь муссона или тайфуна. Это единственное, что способно испортить праздник.
Подошел бармен. Лет шестидесяти, подстриженный под "бобрик", он напоминал отставного боксера профессионала в тяжелом весе. Похоже, нос у него был перебит.
- Вы никогда не занимались боксом? - спросил я.
- Нет, сэр, я предпочитал зарабатывать на жизнь честным путем, степенно ответил бармен. - Виски, коньяк?
Я посмотрел, что пил Серж. Спорт еще крепко сидел во мне, и я заказал джин с тоником. В чистом виде эту английскую можжевеловую водку не пьют даже алкоголики, зато в разбавленном она напоминает лимонад.
- Со льдом, пожалуйста.
- На что-нибудь стоящее набрел? - спросил Серж.
- Нет. - И подумал: то, что я видел собственными глазами в бассейне, могло бы потрясти спортивный мир, но я буду нем, как рыба, потому что желаю Крэнстону удачи, а удачу лучше не испытывать понапрасну.
