Леонид Словин - Из хроники кладбища «Шмерли»
— Правда, в универсамах этих теперь хоть шаром покати…
— Вы на пенсии?
— Конечно… — Он крепко притушил окурок о забор, сунул в пачку. — Я кладовщиком работал. Хохлов меня лично знал. Бывало, заедет к шефу. Увидит — и сразу: «Так держать, Михаил Львович!» Складик, правда, у меня маленький был. Железки, винты-шпунты…
— А фамилия ваша?
— Нейбургер Михаил Львович. По паспорту Мойше-Герш Лейбович. Но для вас это трудней!
— Маргулис не ваша родственница?
— Сусанна? Нет.
— Она тоже въехала давно?
— До войны. С мужем. Муж — больной был человек… -Нейбургер достал платок, высморкался. Глаза его глядели по-стариковски белесо, пусто. — Умер уже десять лет назад… Хороший мужчина. Механик на кирпичном заводе.
— А она?
— Сусанна всю жизнь не работала нигде.
— Ничего не делала?
— Что значит не делала! — старик возмутился. Она же портниха! Сидела под замком и шила. Что вам надо — то и сошьет. Видите этот пиджак? И брюки, — старик провел руками вдоль бедер и таза. — Это она мне сшила. И, представьте, недорого.
— Вот как…
Интонация подсказывала: настоящее богатство ушло от этого поколения, втиснувшегося уже в зрелом возрасте в подмосковные рубленые домики и так до старости не сумевшего из них выбраться.
Старик помолчал.
В прогоне, на фоне дощатых сараев, показался рыжеватый, украшенный нестриженными патлами малыш с трехколесным велосипедом, который он безуспешно пытался оседлать.
Ребенок с велосипедом. Убитая пожилая женщина. Свидетель, которому за восемьдесят. Дело с самого начала располагалось по временной вертикали.
— Здесь все родственники, кроме меня с женой. Сусанна, две ее сестры, два брата. Один брат и одна сестра — не про нас сказано — умерли… Другие двое живут. Там — Лида-Зельда, а в той половине… — Нейбургер махнул рукой, Денисов понял, что он имеет в виду дальний угол по другую сторону дома, — Иосиф, Ёся, как мы называем… Генерал Вайнтрауб. Он, можно сказать, здесь и не бывает…
— И в самом деле генерал?
Старик носком сапога почесал щиколотку.
— Государственный советник юстиции. Был большим человеком, перед войной. Потом его взяли. А выпустили, извиняюсь, мешок поломанных костей. Я уже лет пять его не вижу — все по санаториям. Жена, правда, приезжает. Это вторая его жена. Первая умерла, пока он сидел.
Денисов спросил на всякий случай:
— Детей нет?
— Нет. Она много моложе его, но и ей уже к семидесяти… Тут у нее садик…
— А здесь? — Денисов показал на ближайшую — угловую часть дома.
— Это их покойного брата — Богораза. Крепко пил. Однажды лег и не встал. А через полгода жена — Ноэми — легла и не проснулась… Дети у них еще раньше умерли. Все пошло внукам…
— Они тоже здесь?
— Два брата. Оба женились на внучках их третьей сестры, что умерла. Но это уже после, как Сусанну убили.
В раскидистых ветвях генеалогического древа погибшей можно было легко запутаться.
— А кто сейчас живет в этой половине?
— Младший внук — Менлин. Его назвали в честь деда Мордехая… — Нейбургер понизил голос. — Чистый мобутовец… — Старик пояснил: — Бандит высшей марки! И среди евреев есть бандиты. Не беспокойтесь! Сколько он нервов перепортил! Одно слово: мобутовец!
«Какой же силы был пропагандистский удар, если и сегодня имя президента государства — члена ООН звучит как символ насилия и грабежа».
Нейбургер продолжал:
— …Той же Сусанне. Вон, кстати, ее сестра — Лида-Зельда… — Старик сразу сменил тон. — Легка на помине!
Грузная женщина в мятом шерстяном, несмотря на жару, платье, безбровая, с тучными бедрами и опухшими ногами, свернула в прогон.
— У них еще брат и сестра в Израиле. Тех я не считаю. Уехали до войны Судного дня… — Старик легко пользовался термином, принятым в другой стране. — Видите ту рыжую пацанку? — Нейбургер показал на патлатого сорванца, пытавшегося взгромоздиться на велосипед. — Это — дочь дем бандит Богораз! — Он перешел на идиш. — Вылитая копия ее прабабушки Ноэми…
Старик наблюдал жизнь как бы в виде огромного развесистого растения на обширном временном планшете, длиною чуть меньше столетия, со всеми ответвлениями, со следами засохших побегов, зарубками и прививками.
— Про эту пацанку я уже все знаю… — Родословные древа соседей и каждый росток на них были для него живы и реальны. — У нее будет привычка сидеть на стуле, поджимая ногу под себя. Как у ее прабабки. — Старик глянул в сторону терраски, где кто-то, видимо, жена его шинковала овощи. -Слушайте сюда! — Он снова показал на девчушку. — Вы увидите! Будет носить очки. Читать за едой. Запивать все холодной водой. Я знаю… — Он снова оглянулся на терраску, придвинулся, громко зашептал Денисову в ухо. — И будет слаба на передок. Это у них от ее прабабушки. От Ноэми…
Сестра убитой — Лида-Зельда медленно преодолела начало прогона, остановилась в нескольких шагах, чтобы отдышаться, и крикнула вдруг резким куриным голосом, будто спросила:
— Сметану привезли? Был творог? Одна фляга? — Словно не она, а старик возвращался из магазина и все знал.
Нейбургер пожал плечами:
— Кто же может стоять за творогом три часа на такой жаре?
— Разве я вам говорю, чтобы вы стояли?… — Зельда покосилась на Денисова. — У вас — слава Богу! — есть правнуки? Пусть они вам привезут!
Качаясь на толстых больных ногах, старуха прошла во двор, к сараям.
— Ее задевает, что у нас такие удачные внуки и правнуки, — заметил Нейбургер. — Один — доктор медицины. А его отец — авиаконструктор… Спрашивается: что же, мы должны доктора наук посылать в магазин за сметаной? Как-нибудь перебьемся…
Денисову пришлось остановить его:
— Как фамилия Лиды-Зельды?
— Вайнтрауб. Кыш!… — Сбоку, рядом с сараем, пристроилась кошка, хотела напиться из лужи. — Лида-Зельда была закройщица, у нее водились деньги. Только мужа настоящего никогда не было. Жила то с одним старичком, то с другим…
«Преступник, если он шел за деньгами, — подумал Денисов, — мог бы скорее обратить внимание на сестру убитой».
— …Когда начинали строить, хотели, чтоб вокруг были свои! Родные лица! А потом тридцать лет друг с другом не разговаривали! Даже видеть не хотели!…
— Моисей! — забарабанили в окно изнутри.
— Пора коринфар принимать… — важно сказал Нейбургер. В течение всего разговора он так и не двинулся с места. Видимо, опасался пропустить время приема лекарств. — Чтоб вы знали, Сусанны крыльцо — последнее с угла…
Угловая часть дома выходила окнами на дачный стандартный туалет — с покатой крышей под шифером, с узкими дверями. Когда Денисов проходил мимо, одна из них отворилась. Лида-Зельда сделала несколько шагов навстречу. В руке у нее был высокий пластмассовый кувшин.
— Вы не по поводу страховки? Нам так и не принесли за май…
— Нет, по другому делу, — Денисов кивнул на угловые окна.
— Насчет Сусанны? Ой! Мне уже плохо! — У нее был резкий куриный фальцет. — Что-то случилось? — Она остановилась, тяжело дыша.
«Что еще могло произойти с ее сестрой на пятый год после ее гибели?!» — подумал он.
— Я буду заниматься этим делом. Фамилия моя — Денисов…
Лида-Зельда махнула рукой.
— Я уже испугалась… Может, что-то с могилой…
— Вы давно были на кладбище?
— Я, извините, до уборной не знаю, как дойти…
— Кто ее хоронил?
— Как кто? Свои! Два внука Богораза, старшего брата… Дали телеграмму младшей сестре, она уже тоже умерла. Приехала со своими девочками. Ну, Влада, жена Еси… Прилетели родственники с Мариуполя. Пожилые люди, с маленькой пенсией, набожные…
— Они посещают ее могилу?
— Они приезжали только на похороны. Кое-что взять… -Лида-Зельда не предложила зайти, так и разговаривали -стоя. — После похорон сюда и не заехали. Заранее все убрали, запаковали. Отнесли на вокзал в камеру хранения. С кладбища сразу на вокзал… У нас нет обычая — когда горе, чтобы сесть за стол — есть, пить…
Денисов уточнил:
— У кого — «у нас»?
— У евреев, конечно. — Она договорила: — Все увезли. Хотя, что взять после старухи? Рухлядь.
— Вам что-нибудь осталось?
— А что оставлять? Дали по три банки варенья. Одну грушевого, по две черной смородины. От давления хорошо…
— Так что, на могилу они не приходят?
— Что вы! — Она сделала неожиданный вывод об источнике информации, которым Денисов воспользовался. — Вы его больше слушайте, Нейбургера! — Старуха замахала руками. — Он вам наговорит! Ничего уже не помнит!
— У вас случайно нет фотографии с похорон?
— Что вы!
— Может, у внуков Богораза?
Зельда передернула плечами:
— Вы меня удивляете! С какой стати?
— Вы сами были на похоронах?
— А как же! Я же сестра!
— А ваш брат — Вайнтрауб?
— Нет. Какая из него похоронная команда! Сам туда смотрит… Влада, его жена, была… — Она снова заговорила о Нейбургере. — Он ведь живет, будто войны еще не было или она закончилась вчера… Сейчас приедет председатель Центросоюза Хохлов и вручит ему ударника… А потом его сын поедет в Америку учиться делать самолеты… Когда это было? Где теперь этот председатель Хохлов? И где собственный его сын? Убит под Минском… Как Сусанну убили, и то -уже целых пять лет прошло!…
