Дэвид Моррелл - Чужое лицо
- Каждая точка соответствует единице. Черточка, или, как мы говорим, палочка, соответствует цифре пять. Таким образом, первая нарисованная мною группа знаков равна четырем, вторая - восьми, третья - двенадцати, а четвертая... Постойте-ка, а почему говорю я один? - Указательным пальцем правой руки профессор Милл провел сверху вниз по списку студентов. - Мистер Хоган, скажите мне, пожалуйста, сколько получается?..
- Шестнадцать? - неуверенно откликнулся вызванный.
- Отлично, мистер Хоган. Видите, как все просто? Вы уже учитесь читать символы майя. Но если вы поставите все изображенные этими знаками цифры в один ряд, то дата, которую они обозначают, останется вам непонятной. Дело в том, что майя пользовались календарем, отличающимся от того, которым пользуемся мы с вами. Их календарь был почти таким же точным, как наш. Но он был значительно сложнее. Поэтому в качестве первого нашего шага к пониманию цивилизации майя мы должны уразуметь их концепцию времени. К следующему занятию прошу вас прочитать главы первую и вторую из книги Линды Шеле и Давида Фридела "Лес царей: нерассказанная история о древних майя". А сейчас я вкратце изложу материал, который вам предстоит изучить.
И профессор Милл продолжил лекцию, явно упиваясь любимым предметом, в то время как жить ему оставалось менее двадцати минут. Он наслаждался каждым мгновением. Занятие он закончил шуткой, к которой всегда прибегал в этом месте своего курса, вызвав, как и ожидал, еще один всплеск веселья, ответил на несколько вопросов подошедших к нему студентов, потом сложил в портфель книги, записи, учебную программу и список студентов.
Его кабинет находился в пяти минутах ходьбы от аудиторного корпуса. Профессор шел, дыша полной грудью и радуясь жизни. День выдался на славу ясный, солнечный. Чувствовал он себя превосходно (жить ему оставалось уже меньше пятнадцати минут), а к приятному ощущению от удачно проведенного занятия добавлялось радостное предвкушение того, что ему предстояло сделать, ожидание назначенной на сегодня встречи и гостя, который должен вскоре прийти.
Кабинет располагался в невзрачном кирпичном здании, но унылая обстановка ничуть не омрачила жизнерадостного и бодрого настроения Милла. Он ощущал в себе столько энергии, что прошел мимо ожидавших лифта студентов и быстро поднялся на два лестничных марша в слабо освещенный коридор, в середине которого находился его кабинет. Отперев дверь (до конца оставалось десять минут) и водрузив портфель на письменный стол, он повернулся, собираясь спуститься в комнату отдыха преподавателей, но остановился и улыбнулся, увидев, что гость уже стоит в дверях.
- Я как раз собирался сходить за кофе, - сказал профессор Милл. - Не хотите ли чашечку?
- Нет, благодарю. - Гость кивнул в знак приветствия и вошел в кабинет. - С некоторых пор мой желудок с кофе не в ладах. У меня все время изжога. Видимо, дело вдет к язве.
Гость был весьма презентабельным мужчиной лет тридцати пяти. Его аккуратно подстриженные волосы, сшитая на заказ белая рубашка, шелковый галстук в полоску, безукоризненный двубортный костюм и туфли из телячьей кожи на тонкой подошве вполне соответствовали его статусу высокооплачиваемого служащего.
- Язва развивается от стрессов. Вам не мешало бы немного сбавить скорость, - сказал профессор Милл, пожимая гостю руку.
- Стрессы и скорость - атрибуты моего рода занятий. Если я начну печься о своем здоровье, то окажусь без работы. - Гость сел.
- Вам нужен отпуск.
- Обещают скоро дать.
- Итак, что вы мне принесли? - спросил профессор.
- Очередную порцию иероглифов для перевода.
- Много?
Гость пожал плечами.
- Страниц пять. - Он нахмурился, когда мимо по коридору прошла компания студентов. - Я бы предпочел по-прежнему не афишировать эту работу.
- Разумеется. - Профессор Милл встал, закрыл дверь и вернулся к письменному столу. - Страницы, как у майя, или современные?
Во взгляде гостя мелькнуло недоумение, но потом он сообразил:
- Ах да, я все время забываю, что страницы майя большего формата. Нет, страницы современные. Фотокопии восемь на десять. Я понимаю так, что сумма гонорара, о которой мы договорились в прошлый раз, вас по-прежнему устраивает.
- Пятьдесят тысяч долларов? Вполне устраивает. При условии, что торопить меня не будут.
- Торопить не будут. В вашем распоряжении месяц, как и раньше. Условия оплаты прежние: половину получите сейчас, и половину - когда закончите. Требования те же: нельзя делать копий с текста, нельзя никому раскрывать характер вашей работы или обсуждать ваш перевод с кем бы то ни было.
- Не беспокойтесь. Я этого не делал и не сделаю, - заверил профессор Милл, - хотя сам перевод вряд ли может заинтересовать кого-то еще, кроме вас, меня и вашего шефа. Но это не имеет значения. Вы так хорошо мне платите, что с моей стороны было бы верхом безумия нарушить условия соглашения и подвергнуть риску будущие отношения с вами. На весь следующий год я беру положенный мне отпуск для научной работы, и эти деньги позволят мне посвятить его целиком изучению "Иероглифической лестницы", являющейся частью сооружений майя в Конане - это на территории Гондураса.
- Для меня там чересчур жарко, - сказал гость.
- Когда я нахожусь среди этих древних построек, то испытываю такой подъем, что забываю о погоде. Можно взглянуть на ваши страницы?
- Да, разумеется. - Гость сунул руку в портфель из кожи аллигатора и достал большой желтый конверт.
Пошла последняя минута жизни профессора Милла, когда он взял конверт в руки, открыл его и вынул пять фотографий, на которых были изображены ряды иероглифов. Он сдвинул книги на край стола и разложил фотографии так, чтобы ряды иероглифов расположились вертикально.
- Все это части одного и того же текста?
- Понятия не имею, - сказал гость. - Мне лишь поручено доставить это вам.
- По-видимому, так оно и есть. - Профессор взял лупу и склонился над фотографиями, рассматривая детали иероглифов. Лоб его покрылся капельками пота. Он потряс головой. - Мне не следовало взбегать по этой лестнице.
- Простите? - спросил гость.
- Нет, ничего. Просто мысли вслух. Вам не кажется, что здесь жарко?
- Пожалуй, есть немного.
Профессор Милл снял пиджак и вернулся к изучению фотографий. Жить ему оставалось пятнадцать секунд.
- Ладно, оставьте их мне, и...
- Да?
- Я...
- Что с вами?
- Мне что-то нехорошо. Руки...
- Что руки?
- Онемели, - сказал профессор Милл. - У меня...
- Что?
- Лицо. Горит.
Профессор Милл вдруг начал судорожно ловить ртом воздух, схватился за грудь, замер на мгновение и, обмякнув, рухнул в свое скрипучее вращающееся кресло. Рот его открылся, голова свесилась вперед. Он вздрогнул и перестал двигаться.
Небольшой кабинет показался еще меньше, когда гость встал.
- Профессор Милл! - Он пощупал пульс на запястье, потом на шее. Профессор Милл! - Из своего портфеля гость извлек пару резиновых перчаток, надел их, правой рукой собрал фотографии и задвинул их в желтый конверт, который придерживал левой. Действуя левой рукой, он осторожно стянул перчатку с правой, потом правой рукой снял перчатку с левой, внимательно следя за тем, чтобы не коснуться тех мест, которые были в контакте с фотографиями. Затем бросил перчатки в другой желтый конверт, заклеил его и положил оба конверта в портфель.
Когда гость открыл дверь, никто из проходивших в это время по коридору студентов и преподавателей не обратил на него особенного внимания. Окажись на его месте непрофессионал, он, скорее всего, просто ушел бы, но гость знал: волнение иногда обостряет память, и тогда кто-нибудь все-таки припомнит, что видел, как из кабинета выходил хорошо одетый мужчина. Он не хотел оставлять после себя загадок. Он хорошо понимал, что самая лучшая ложь - это один из вариантов правды. Поэтому он поспешил к кабинету секретаря, вошел с озабоченным и встревоженным видом и сказал:
- Скорее. Звоните по 911. Профессор Милл. Я был у него... Мне кажется, с ним только что случился сердечный приступ.
2
Гватемала
Несмотря на тридцатишестичасовой перелет и свои шестьдесят четыре года, Николай Петрович Бартенев не мог сидеть спокойно от нетерпения. Он и его жена только что прилетели сюда из Ленинграда.
Нет, не так, подумал он. Из Санкт-Петербурга. После того как рухнул коммунистический режим, Ленина отменили.
Итак, они прилетели через Франкфурт и Даллас по приглашению нового правительства Гватемалы, но, если бы не конец "холодной войны", эта поездка была бы неосуществимой. Лишь недавно после сорокалетнего перерыва Гватемала возобновила дипломатические отношения с Россией, и столь необходимые русские выездные визы, которые долгое время просто невозможно было получить, были выданы на удивление быстро. Большую часть своей жизни Бартенев был одержим мечтой поехать в Гватемалу, и не потому, что стремился уехать из России, а потому, что Гватемала преследовала его как наваждение. Однако ему упорно, раз за разом, отказывали в выезде. Теперь же вдруг оказалось, что требуется лишь заполнить несколько официальных бланков, а через несколько дней зайти и получить необходимые проездные документы. Бартенев не мог поверить такому везению. Он опасался, что на поверку все это обернется какой-то жестокой шуткой, что ему не дадут разрешения на въезд в Гватемалу и вышлют обратно в Россию.
