Илья Деревянко - Полнолуние
Третий пассажир – Глеб Леонтьев – спал. Правда, очень беспокойно. Сны ему снились тяжелые, страшные. По сути дела, это были даже не сны в обычном смысле слова, а ожившие картинки недавнего прошлого: тела трех русских пленных, изуродованные чеченцами, которые Глеб видел в одном захваченном селении; друг Сашка, умирающий у него на руках, подлые выстрелы в спину, и над всем этим мерзопакостная физиономия господина Ковалева, так называемого «правозащитника». Глеб до сих пор ломал голову над интересным вопросом: то ли Ковалев просто беспринципный тип, зарабатывавший себе подобным образом политический капитал в глазах мирового масонства, то ли его купили с потрохами чеченцы, то ли то и другое, вместе взятое[4].
Тем временем пробка постепенно рассасывалась, водители суетились, норовя объехать друг друга, а смертельно уставший гаишник горестно вздыхал, даже не думая о законной, с его точки зрения, добыче в лице какого-нибудь шофера-ротозея.
Выбравшись на свободное пространство, Кручинин выжал газ. Вскоре показался поворот с указателем, сообщавшим, что пансионат «Лесной» располагается в пяти километрах отсюда.
– Веселей, ребята, – воскликнул Крутой, – почти приехали!
Спустя минут десять, миновав шаткий деревянный мост через реку, они наконец прибыли к цели своего путешествия. Пансионат «Лесной» полностью соответствовал такому названию. Со всех сторон его окружал лес, не слишком дремучий, но достаточно густой. У подъезда стояло несколько машин. Облегченно вздохнув, Николай заглушил мотор.
– Классное местечко? – обратился он к товарищам.
Осипов согласно кивнул, а Леонтьев буркнул нечто утвердительное. Они зашли в холл. Дежурная, узнав Крутого, частенько заезжавшего сюда, расплылась в сладкой сутенерской улыбке.
– Номер для вас приготовлен – Николай Петрович дал распоряжение. Девочки не требуются? – понизив голос, добавила она.
«Девочки» являлись одним из видов услуг, предоставляемых пансионатом «Лесной». Новый хозяин заведения Николай Петрович Зубов неустанно заботился о нуждах обеспеченных клиентов.
– Попозже. Мы скажем когда, ладно? – ответил Крутой.
Дежурная часто закивала, как китайский болванчик.
ТОТ ЖЕ ДЕНЬ. ПАНСИОНАТ «ЛЕСНОЙ».
22 ЧАСА 00 МИНУТ
Мамед Асланов считал себя настоящим мужчиной. Ростом и силой Аллах не обидел, денег хватало с лихвой (принадлежащие Асланову коммерческие палатки приносили солидный доход), соплеменники уважали, русские потаскушки боялись. С ними Мамед не церемонился. Он никогда не пользовался услугами профессиональных проституток. К чему лишние расходы? Достаточно заманить какую-нибудь дуру, предварительно наобещав с три короба, попользоваться всласть да выгнать пинком под зад, а если начнет ерепениться – пообещать «зарэзать». Именно этим наш джигит и занимался в настоящий момент.
– Слюшай, иды отсюда по-хорошему, – цедил он в лицо всхлипывающей худощавой горничной, которую они с другом Шамилем трахали по очереди в течение двух дней.
Шамиль надменно улыбался, поигрывая цепочкой с ключами от машины. Третий житель гор Муса Джахаров вообще не обращал внимания на происходящее. В развлечениях с горничной Муса участия не принимал, поскольку предпочитал забавляться с мальчиками. К тому же сегодня он здорово обкурился гашиша и посему пребывал в состоянии ленивого блаженства.
– Но вы же обещали заплатить! – скулила горничная.
Она не была прирожденной шлюхой. Торговать собой женщину вынуждало катастрофическое финансовое положение: маленькая зарплата, двое детей и больная мать на шее. Внезапно Мамеду пришла в голову блестящая мысль.
– Да, кстати, у нас из номэра пропала тысача долларов, – начал он, незаметно подмигивая Шамилю, – случайно, нэ ты ых взала, а?!
– Что-о?! – опешила горничная, даже не осознав толком, в чем ее обвиняют.
– Увэрэн, она! – подал голос Шамиль, на лету подхвативший идею приятеля. – Наш хлеб кушала, выно пыла, а потом крадет! Ай-вай! За такое рэзать надо!
– Вырны дэнгы, шлух! – подытожил Мамед. – Иначе…
Давясь рыданиями, женщина выскочила в коридор. Оба джигита разразились веселым смехом.
– Все русские – бараны! – несколько минут спустя сказал Асланов Шамилю на родном языке. – Никудышный народ! Бабы шалавы, мужики…
Докончить фразу Мамед не успел. Дверь распахнулась под мощным ударом ноги, и в комнату вошли трое парней.
– Чечены, – ощерился один из них, светловолосый, с горящими ненавистью голубыми глазами. – Ну, падлы, теперь вешайтесь!
* * *Этому предшествовали следующие события. Кручинин, Осипов и Леонтьев, невзирая на данные друг другу клятвы до конца отдыха не пить, к вечеру настолько измаялись, что, не сговариваясь, отправились в расположенный на первом этаже небольшой ресторанчик, открытый все тем же заботливым Николаем Петровичем. Правда, к чести ребят следует отметить, что пили они исключительно пиво. Оно тут было хорошее: холодное, неразбавленное. К пиву подавали крабов и креветки. Как следует подкрепившись живительным напитком, друзья обрели новые силы и решили пойти прогуляться на свежем воздухе, как вдруг неподалеку от своего номера, куда они хотели зайти, чтобы взять куртки, встретили безутешно рыдающую женщину.
– Что случилось, – спросил Леонтьев, – кто-нибудь обидел?
Женщина попыталась уйти, но сильная рука крепко взяла ее за локоть:
– Не бойся! Говори!
Тогда, сама не зная почему, она выложила, захлебываясь слезами, всю историю.
– Та-а-ак, – зловеще протянул Глеб, – оборзели чурбаны! Ведут себя в России, словно на завоеванной территории! Жди здесь! – бросил он горничной и первым вломился в номер к джигитам. Осипов с Кручининым, на которых эта история, по правде сказать, не произвела особого впечатления, последовали за ним. Во-первых, из солидарности, во-вторых, от скуки. Действительно, почему не набить морду чурбанам, если все равно делать нечего?
* * *– Кто вэшайся? Ты что гаварышь? – попробовал возмутиться Мамед, вскакивая на ноги. При виде трех широкоплечих ребят он слегка струхнул, однако надеялся взять нахрапом. На сей раз Асланов просчитался.
Он не понял, какой удар ему нанесли, но в ту же секунду ноги джигита подкосились, комнату заволокло туманом, и стокилограммовая туша Мамеда с грохотом обрушилась на пол. Следующий удар ногой в лицо надолго погрузил его в пучину беспамятства. Шамиль с Мусой даже не пытались сопротивляться, завороженно глядя в черное дуло «ТТ», который наставил на них презрительно улыбающийся Кручинин.
– Обоссались, чернозадые, – шипел он. – А как бабу на штуку гринов грузить[5], так орлы?! Сейчас вы нам эту штуку заплатите!
– Пагады, брат… – заискивающе начал Шамиль.
– Брат?! Это говно называет меня братом?! – искренне возмутился Крутой. – Ах ты, чеченская рожа! Бей их, пацаны!
На жителей гор обрушился град безжалостных ударов.
– Мы не чэчэны! Мы дагэстанцы! – захлебываясь кровью и сплевывая осколки зубов, кричал Шамиль.
– Какая разница! – отвечал Осипов, увлеченно пиная его ногами.
Глава 2
СУББОТА, 7 ОКТЯБРЯ 1995 Г.
Пансионат «Лесной». 8 часов утра
Два года назад Алексей Романович Черкасов обратился за помощью к экстрасенсу, поскольку давно страдал широко распространенным в наше время недугом, а именно – крепко пил. Нет, Черкасов не был законченным алкоголиком, не отирался с опухшей физиономией у пивнушки, выпрашивая у прохожих на опохмелку, не пропивал из дома вещи, не избивал жену, не писался под себя в постель. Напротив, Алексей хорошо зарабатывал, а наклюкавшись, тихонько укладывался спать. Правда, наклюкивался он довольно часто. Данное обстоятельство немало беспокоило его супругу Лену, натерпевшуюся в детстве от выкрутасов пьянчуги-отца. Уяснив, что регулярные скандалы с битьем посуды на мужа должного воздействия не производят, Елена возложила все надежды на модную нынче нетрадиционную медицину. Несчастная женщина, воспитанная в полной духовной слепоте, вдалеке от христианской веры, не подозревала, что толкает мужа из огня да в полымя[6]. Пить Алексей Романович действительно перестал, но появился, так сказать, побочный эффект. Он сделался нервным, вспыльчивым, грубым, и Лена теперь постоянно ходила с синяками, но это еще полбеды. Каждое полнолуние с Черкасовым начинало происходить нечто невообразимое: разум окутывала багровая пелена, душа наполнялась ненавистью к окружающему миру, нестерпимо хотелось кого-нибудь убить. Пока ему удавалось сдерживаться в самую последнюю минуту. Пока…
Сегодня Алексей Романович, несмотря на тишину и обилие свежего воздуха, спал плохо. Неглубокий прерывистый сон заполняли кошмары. Какие именно, он после пробуждения не помнил. Оставались только ощущение липкого, леденящего ужаса, дрожь в руках и бешено колотящееся сердце. Проснувшись в очередной раз, он взглянул на часы, решил больше не ложиться и, усевшись на кровати, закурил сигарету. Черкасову достался отдельный номер, за который он выложил круглую сумму. Преуспевающий бизнесмен, хозяин фирмы «Олимп» мог себе такое позволить. Он мог позволить себе и гораздо большее, например, круиз по Средиземному морю или поездку на Канарские острова, но предпочел пансионат «Лесной». Вовсе не из скупости. Просто Черкасов жаждал уединения, подсознательно надеясь, что в глуши, в отдалении от людей терзающие его кровожадные инстинкты заглохнут. Однако Алексей Романович просчитался. По мере приближения полнолуния он ощущал нарастающее беспокойство. «Это» неумолимо надвигалось. Затушив окурок, Алексей Романович подошел к окну. Утро выдалось пасмурное, прохладное. В сероватом небе лениво ползли стаи облаков, во дворе пансионата шаловливый ветерок перебирал опавшую листву, из трубы отдельно стоящего домика-сауны струился легкий дымок.
