Антон Леонтьев - Побег с Лазурного берега
Растирая подвернувшуюся лодыжку, девушка дала волю слезам. Но плакала она не от боли – по маме, не желая мириться с вердиктом докторов. И еще из-за отца, который отреагировал на весть о смертельном заболевании жены с присущим ему безразличием и цинизмом.
Поднявшись, Лиза обернулась и увидела сквозь стеклянные стены отца, увлеченно работающего над картиной. Он, скорее всего, выбросил из головы ее слова. А ведь мама была его музой! Даже эту квадратную женщину с огненными волосами он, сам того не ведая, одарил ее чертами! Ведь именно ей, Светлане, он был обязан тем, что превратился в Леона Кречета.
* * *О судьбе отца было написано не меньше четырех десятков книг, в том числе дюжина диссертаций и монографий, а также несметное количество газетных и журнальных статей. Сам мэтр не любил говорить о своем «советском периоде». Лиза знала, что мальчишкой отцу в период Первой мировой и Гражданской войн в России приходилось промышлять воровством, но он этого и не скрывал, а, наоборот, с гордостью рассказывал, как грабил прохожих в проулках. Вместе с прочими беспризорниками (Анна Кречетова, его мать, умерла от тифа, а отец пропал без вести в войну где-то в Галиции) его отправили в детский дом, оборудованный в бывшем монастыре. Один из воспитателей, некогда профессор изящных искусств, и открыл в семнадцатилетнем Леониде небывалый талант.
Получив рекомендации своего первого ментора и окрыленный его похвалами, в начале двадцатых, в разгар НЭПа, Леонид попытал счастья в Абрамцевском художественном училище. Он был уверен в том, что строгая комиссия, поразившись непомерному таланту, примет его с распростертыми объятиями, но молодого человека ждало разочарование – Советской России его декадентские шалости не требовались. Всего через несколько лет, в течение которых Леонид перебивался случайными заработками, произошло «сменовеховство», и писать картины в том стиле, который предпочитал Кречетов, стало просто опасно.
Будучи весьма неглупым и практичным человеком, Леонид работал декоратором в театрах, оформляя помпезные постановки советских балетов и опер, а по ночам в своей каморке под самой крышей творил. Но кто-то из соседей донес в органы о том, что Кречетов жжет в темное время суток свет – не иначе как занимается подрывной деятельностью. При обыске у него обнаружилось около трех дюжин нелепых картин – квадратные женщины, овальные мужчины, ромбические дети. Ни оружия, ни запрещенной литературы, ни переписки со шпионами и врагами народа найдено не было, но в профилактических целях Кречетову впаяли пять лет и отправили в один из сибирских лагерей.
Оттрубив весь положенный ему срок, молодой живописец освободился и поселился в Пушкине. Из мест заключения он вынес окончательную уверенность в собственной гениальности и ненависть к советскому строю, эту гениальность не признающему. Когда началась Отечественная война, Кречетов оказался одним из первых, кто был призван в ряды армии. Его трижды ранило, один раз – очень тяжело, но ему удалось выкарабкаться. Он даже дослужился до старшего лейтенанта и был награжден.
В рядах советских войск Леонид освобождал Прагу. Оказавшись в Европе, он понял, что настал черед осуществить свою заветную мечту. Ведь даже на фронте он рисовал, не переставая, и таскал с собой папку с эскизами.
Кречетов тайно, переодевшись, покинул месторасположение части и решил начать жизнь на Западе. Из Чехословакии он перебрался в Германию, а оттуда – во Францию. Леонид обладал цепкой памятью, поэтому ему не составило труда достаточно быстро овладеть чужим языком. Именно Франция, как он помнил по наставлениям профессора из детского дома, и есть та благословенная страна, где почитают талант художника и позволяют при помощи его зарабатывать деньги.
Леониду удалось приобрести на блошином рынке настоящий французский паспорт, и он затаился в Париже, мечтая о том, что совсем скоро станет известен всему миру. Но мечты не спешили воплощаться в реальность – послевоенный Париж переживал подлинный творческий бум, город наводнили талантливые личности (или почитавшие себя таковыми) из всех стран мира.
Несколько раз Кречетов сталкивался в кафе с теми, чьи имена заставляли его трепетать, но он был уверен – его талант намного мощнее. Он сменил множество профессий, работал грузчиком, землекопом, страховым агентом и даже медбратом в сумасшедшем доме. И постоянно рисовал. Но... однажды он представил некоему владельцу галереи свои работы, ожидая, что тот немедленно устроит персональную выставку, тот назвал его картины бездарной мазней и слепым подражанием. И все же Кречетов не терял надежды.
В 1951 году Леонид познакомился с девятнадцатилетней Светланой, чьи родители покинули Россию еще до Февральской революции. Ее отец занялся производством вин и заработал солидное состояние. Светлана, которая владела французским, итальянским и английским языками так же хорошо, как русским, пленила Кречетова с первого взгляда. Это была чувственная рыжеволосая девушка с потрясающими формами.
Светлана, увлекавшаяся искусством, но отлично знавшая, что особым талантом не одарена, сразу распознала в Леониде гения. Они стали любовниками, а затем тайно поженились. Родители Светланы, узнав о браке дочери, пришли в ужас. Не таким они представляли себе зятя! А тот, кто стал им, был старше Светланы на двадцать с лишним лет, нищ и к тому же – беглец из-за «железного занавеса».
За два месяца Леонид создал больше ста картин, на которых была изображена она, его муза, Светлана. Юная жена хотела, чтобы о таланте ее супруга узнал весь Париж, и стала уговаривать родителей финансировать выставку в одной из самых известных галерей. И те, к ее удивлению, с радостью пошли на это, полагая, что позор, которым непременно закончится выставка, отрезвит их дочь, откроет ей глаза и спровоцирует разрыв между ней и ее избранником, «этим ремесленником от искусства».
Но все обернулось иначе – сразу три суровых критика, славившихся тем, что не оставляли камня на камне, подвергая разбору творчество как неизвестных, так и прославленных художников, в унисон заявили: на небосводе искусства воссияла сверхновая звезда по имени, по имени...
Вот тут-то Светлана и придумала мужу псевдоним – Леон Кречет, с ударением на последний слог. В течение всего лишь одного года это имя стало торговой маркой – супруги побывали во многих странах Европы, в Америке, где публика встречала их восторженными овациями, а критики – благосклонными отзывами.
Картины Кречета (а у него их было не меньше полутора сотен) разошлись по коллекциям известных музеев и частным собраниям толстосумов в течение нескольких месяцев. Спрос превышал предложение во много раз, ажиотаж не угасал.
Наконец-то Леонид Кречетов, превратившись в Леона Кречета, смог позволить себе то, о чем так долго мечтал, – шикарный особняк, коллекцию супердорогих автомобилей, сонм почитателей и воздыхателей. Он запустил в оборот легенду о своем царском происхождении и даже заявил в одном интервью, что если в России будет восстановлена монархия, то именно он, как прямой наследник Романовых по мужской линии, имеет право на трон.
Монарху требовался замок, и он получил его, когда переселился в великое княжество Бертранское, крошечное государство на Лазурном Берегу. Выкупив у дряхлого аристократа бывшее семейное гнездо, Леон превратил его в свою центральную резиденцию (помимо этого, имелось еще шале в Санкт-Морице, квартира с видом на Центральный парк в Нью-Йорке и ферма в Аргентине) и принялся с неистовым упорством работать над созданием мифа.
У него было все, что ему требовалось, – любящая жена, малютка-дочка, миллионы почитателей, головокружительный успех и неиссякаемый источник доходов – собственный талант. Но Кречету требовалось больше: он желал получить бессмертие, если не физическое, так творческое. А для этого ему была необходима пресса. Как и прессе – он сам. Леон охотно появлялся на светских приемах, вечеринках для звезд, гала-представлениях и бенефисах. Вначале его сопровождала Светлана вместе с дочерью Лизой, но публике быстро наскучила семейная идиллия – от Кречета, который к тому времени отрастил седые локоны и мушкетерскую бородку, требовался эпатаж.
Игра в «une bonne famille» завершилась так же внезапно, как и началась, – Кречет путешествовал по миру в сопровождении льстецов и продажных журналистов, позволяя фотографировать себя голым в джакузи с проститутками, облаченным в императорскую мантию в компании фотомоделей, на массажном столе, с кинозвездами.
Лиза знала, что мама страдает – ведь она любила мужа. А тот обожал только одного человека – самого себя. Он как-то заявил Светлане, что если она действительно его любит, то должна смириться с его образом жизни, ни во что не вмешиваться, а покорно ждать, как Пенелопа ждала триумфального возвращения Одиссея во дворец на Итаке.
