Евгений Сартинов - След нумизмата
Нашарив в кармане ключ, Михаил привычным жестом нашел замочную скважину, но, уже вставляя его, почувствовал что-то неладное. Звук, с которым ключ пропилил своими зубцами по металлу, показался ему чуточку другим. Замок был редкий, номерной, да еще и усовершенствованный им самим. На него Силин надеялся даже больше, чем на массивную металлическую дверь, установленную им задолго до разделения России на тех, кому есть что терять, и на тех, кто уже все потерял.
Но главным был даже не звук. Силину показалось, что от прикосновения ключа дверь чуть-чуть отошла от косяка. На секунду он замер, еще не веря в беду, стараясь убедить себя, что это ему только показалось. Потом он потянул дверь на себя, и она медленно, с тихим скрипом открылась, дохнув на него запахом перегретого воздуха и обжитого человеческого жилья.
Сердце Силина оборвалось, на секунду онемели ноги, легким стало катастрофически не хватать воздуха. Нумизмату показалось, что он сейчас умрет. И было от чего. В его квартире ворам нечего было брать. Нечего. Кроме коллекции. 2. СЛЕДОВАТЕЛЬ ФИЛЛИПОВ.
Увидев входящего в его кабинет Силина, следователь прокуратуры Филиппов на секунду прикрыл глаза и мысленно выругался. Филиппов был ровесником Нумизмата, обоим в апреле стукнуло сорок лет, но в остальном они оказались полными антиподами. Высокий, худой Силин, густо заросший волосами, забавно противопоставлялся низкорослому, полненькому, лысоватому следователю. Сначала Филиппов с сочувствием отнесся к Нумизмату, настолько неподдельным и безутешным казалось его горе. Оперативник и сам по молодости собирал марки и еще не забыл раздирающий душу азарт коллекционера. Но со временем крутые горки жизненной колеи укатали "сивку-бурку", и уже лет десять альбомы с пестрыми зубчатыми бумажками пылились на антресолях, дожидаясь времени, когда подрастет младший Филиппов.
Но за эти две недели Силин просто осточертел следователю. Сначала он каждый день ему звонил, причем иногда даже домой, затем через день начал приходить и донимать нуднейшими часовыми расспросами. Так что вскоре Филиппов почти возненавидел пострадавшего, тем более что дело оказалось сложнее, чем он предполагал вначале, -- типичный "висяк". Вопреки ожиданиям капитана, монеты не всплыли ни в Свечине, на что, впрочем, Филиппов мало рассчитывал, ни в областном центре -- Железногорске. И вот это казалось удивительным. Продать столь крупную коллекцию даже за полцены было невозможно. Железногорские нумизматы просто не имели финансовых средств купить ее целиком. Похитители должны были продавать ее по частям, но ни одна монета из собрания Силина не появилась на рынке сбыта. Грабители либо придержали коллекцию, либо ее уже не было в пределах области.
-- Здравствуйте, -- глуховатым и вместе с тем чуточку скрипучим голосом поздоровался Силин. Не дожидаясь приглашения, он на правах завсегдатая уселся на стул напротив Филиппова, пристроил на коленях свою несуразную шляпу и продолжил:
-- Ну что, Николай Евгеньевич? Ничем хорошим не порадуете?
-- Нет, -- сухо ответил Филиппов, разглядывая какие-то бумажки на столе. При этом он старался не смотреть в глаза Нумизмату, дабы не выдать своего раздражения и неприязни. Но, как всегда получается в таких случаях, недовольство прорывалось через голос и некоторую дерганость движений рук, перекладывающих бумаги из одной папки в другую.
-- Ну, а что в Железногорске, так ничего и не прояснилось? -- продолжал допытываться Силин.
-- Нет, ничего, -- односложно и сухо ответил Филиппов.
Михаил тяжело вздохнул, потом пояснил:
-- Я вот тоже вчера ездил в Железногорск. И в клуб заходил, и к антикварам, и толкучку посетил... Бесполезно. А в Свечине то вы все отработали?
-- Мы сделали все, что возможно.
Филиппов уже знал по горькому опыту, что Силин засел у него надолго, не менее чем на час, а дел у следователя было выше головы, поэтому и ответы его звучали чересчур резко. Другой бы давно смешался и ушел, но не Нумизмат. Все тем же ровным, нудным тоном он продолжал допрашивать человека, профессией своей самого обязанного это делать с другими.
-- Ну хорошо, вы установили, что работали профессионалы высокого класса, как вы там говорили -- домушники? Но вы же сами утверждали, что их в городе не так и много. По-моему, дальше все должно быть просто: прийти с обыском на квартиру к каждому, припугнуть, арестовать, в конце концов! Ищем же не иголку в стоге сена, там пуда три монет только по весу! Должны же они это все где-то прятать!
-- Нет, как это мы придем и арестуем? -- возмутился Филиппов. -- У нас как минимум двадцать человек проходили по подобной статье, и это только элита! Что же, их всех -- арестовать?
-- А почему бы и нет? -- Силин удивленно пожал плечами. -- Они же ворье, почему мы с ними должны чикаться?
-- Потому что есть закон. Ни один прокурор не выпишет ордер на обыск, пока не будет оперативных данных.
Филиппов в раздражении отодвинул от себя папку с делом, достал сигарету, раскурил ее.
-- Наверняка ваших монет у них уже и в помине нет. Скинули товар, да и все дела. -- Следователь решил, что этими словами он подвел итог, но Нумизмата понесло в сторону философии.
-- Нет, но вы же должны меня защищать?! Меня и мое имущество! -Продолговатое лицо Силина с поднятыми вверх бровями выражало сильное недоумение. Время от времени он поправлял сползающие на глаза длинные, по виду давно немытые волосы. Но что особенно бесило следователя -- манера Михаила проводить пальцами по бороде, при этом покусывая кончики рыжеватых не очень густых усов.
-- Должны, но в пределах закона.
-- Но воруют-то они не по закону! Почему же мы с ними должны чикаться?
"О Господи, когда это кончится?" -- вздохнул про себя Филиппов и, зная некоторую вычурность мышления Нумазмата, выдал ему фразу на латыни:
-- Дура лекс, сэд лекс! -- И сам же перевел: -- Суров закон, но закон.
-- Ну это еще не истина, -- парировал Силин. -- Закон должен защищать меня и мое имущество, а не этих ворюг. Я столько лет честно работал на государство и имею право на защиту. А получается наоборот. Разве не так?
"Чтоб ты сдох!" -- подумал Филиппов, опуская глаза на лежащее перед ним дело. И именно оно невольно заставило следователя сорваться, выплеснуть наружу свое раздражение.
-- Да что вы пристали ко мне со своими медяками?! Носитесь с этим дерьмом! Тут в городе черт знает что творится! Вот, -- он ткнул в лежащую перед ним папку. -- Как раз перед вами была женщина, врач. Она в одиночку вырастила двоих детей, год назад один из них умер от передозировки наркотиков. А сейчас и младший сел на иглу. Она известнейший хирург, сотни людей ей обязаны жизнью, а мы ничем не можем ей помочь! Это как гидра, на переменах в школах уже давно курят не сигареты, а анашу. А я ничего не могу сделать, потому что они подыхать будут, но не дадут показаний на ту сволочь, которая их посадила на иглу! Бассейн закрыт, хоккейные коробки растащили на дрова, в городе осталось два кинотеатра, и три дискотеки -- эти рассадники заразы! А вы тут... со своим железом!
Филиппову наконец удалось взять себя в руки. Он отвел взгляд в сторону, на лысине следователя выступил пот, он отдувался, как после длительного забега.
На минуту в комнате воцарилась тишина, Силин сидел бледный -- в отличие от Филиппова от гнева он не краснел, а покрывался белыми пятнами, и судорога сдавливала горло так, что Михаил не мог издать ни звука. Наконец он открыл рот, словно пытаясь что-то сказать, но раздумал и, резко поднявшись со стула, быстрым шагом вышел из кабинета.
"Ну вот, побежал жаловаться, -- меланхолично подумал Филиппов, вытирая носовым платком с лысины пот. -- Теперь жди неприятностей".
При этом он заранее морщился от предчувствия грядущих нервотрепок. В предчувствии он не ошибся, только неприятности для следователя оказались совсем другого рода, нежели он предполагал. 3. НУМИЗМАТ.
Ни к какому начальству Михаил Силин не пошел. Он понял, что все его попытки "разбудить" следствие тщетны и бесполезны. Из милиции он прямиком направился домой. Дождя в этот день не было, но серые тучи по-прежнему властвовали на небе, и эта сырая, мрачная погода как нельзя более соответствовала состоянию души Михаила. Чувство беспомощности и бессилия перемешивалось у него в душе с клокочущей яростью, жуткими спазмами сжимающими горло до такой степени, что порой ему было трудно дышать.
Силин, не разбирая дороги, шел прямо по лужам, щедро разбросанным по странным российским тротуарам, не предохраняющим от грязи, а наоборот, заботливо собирающим ее. Лицо Нумизмата сейчас походило на маску гнева, только эта маска непрерывно дергалась уголками губ, век, искривлялась волчьим оскалом рта. Одна из женщин, попавших ему навстречу, даже шарахнулась в сторону, испугавшись странного, несуразного прохожего.
-- У, летит как ошалелый! Совсем под ноги не смотрит, -- пробормотала она, разглядывая свое пальто, запачканное брызгами из-под сапог Нумизмата.
