Павел Шестаков - Через лабиринт
- Нет, нет, - остановил его Эдик. - Здесь никто не живет. Здесь хозяйские вещи свалены. Она заперта.
Возможно, Мазин и послушал бы его, если б "запертая" дверь не подалась легко внутрь. Он вопросительно глянул на Семенистого, но тот и сам как будто удивился:
- Всегда заперта была...
В комнате действительно никто не жил. Там в беспорядке были нагромождены немногие вещи, в основном книги, связанные, очевидно для перевозки, пачками и обернутые старыми газетами. Мазин надорвал одну пачку, ожидая увидеть что-ниюудь по геологии, но это оказалось собрание сочинений Достоевского. Надорвал другую - та сплошь состояла из детективов. Семенистый, стоя на пороге, настойчиво пояснял:
- Они только что получили квартиру и через три дня уехали. Ничего разобрать не успели. Видите, пылища какая. А дед на кухне жил.
- Зажгите свет, - попросил Мазин.
Семенистый щелкнул выключателем. Теперь стало ясно видно то, что было почти незаметно в вечерних сумерках. На покрытом пылью полу отчетливо выделялись следы. Они тянулись от двери к одному из шкафов - большому застекленному книжному шкафу.
- Вы входили в комнату сегодня или вчера? - спросил Мазин, поворачиваясь к Семенистому.
- Я же говорю, она заперта была.
- А в шкафу что было, не помните?
- Пустой был. - Эдик во все глаза смотрел на шкаф.
Мазин потянул дверцу. Полки в самом деле оказались пустыми. Присев на корточки, он стал рассматривать след. Простым глазом был виден и отпечаток подошвы, и мелкие, засохшие куски глины, которую растаскали по всему двору от разрытой канавы, и кое-что еще, заинтересовавшее Мазина больше всего.
- Видим Сергеевич! - позвал он Козельского.
Тот вошел в комнату, старательно обходя следы.
- Как вы думаете, что это такое? - Мазин показал на темный комочек, прилипший к глине.
Козельский нагнулся.
- По-моему, уголь... Кто-то пришел сюда из котельной?
- Видимо, Укладников, раз наш друг Эдуард... Как вас по батюшке, Семенистый?
- Тарасович, - буркнул Эдик.
- ...Эдуард Тарасович сюда не заходил.
- Интересно.
- Может стать интересным, если только старик не пьянствует где-нибудь с приятелями. Я пока придерживаюсь этой наиболее простой версии.
Но, сказать по правде, Мазин уже сомневался в ней.
Ничто больше в квартире не бросилось им в глаза. В комнате геолога господствовал спартанский порядок. Железная койка была заправлена по-солдатски, чемодан с небогатым скарбом заперт. У Семенистого же преобладал холостяцкий хаос. К нему Мазин заглянул ненадолго, скользнув взглядом по стене, куда хозяин обильно накнопил кинодив, вырезанных из заграничных журналов. Спросил только:
- Вы здесь постоянно прописаны?
- Куда там! Не знаете вы нашего деда... Три месяца.
- И геолог на три месяца?
- Нет, Борька постоянно. Его еще зять прописал.
Мазин кивнул и вышел из комнаты.
Внимательно осмотрел он пожитки Укладникова в стенном шкафу:
- Вы знали его вещи, Семенистый? Все здесь?
- Вроде все.
Эдик явно помрачнел и отвечал неохотно и коротко, совсем не так, как говорил до сих пор.
- В чем он чаще ходил?
- Вот в этом. - Эдик качнул потрепанный пиджачок.
В кармане нашелся паспорт и две рублевые бумажки.
- Не знаете, где он хранил деньги?
- Какие?
- Ну, зарплату, пенсию, то, что от вас получал. Вы же говорите, что деньги у него водились.
- Водились, да нам он про них не докладывал.
- Ладно, потом посмотрим повнимательнее. Если не вернется ваш дед жив-здоров да не выругает нас. А пока спустимся в котельную.
Дорогу опять показывал Эдик. Его первого и увидел напарник Укладникова.
- Ты мне скажи, где твой старый? Сколько я за него торчать должен?
OCR & SpellCheck: Vager ([email protected]), 26.09.2003
Мазин, спускавшийся следом по крутой железной лестнице, остановился, слушая сиплую ругань истопника.
- Да помолчи ты, папаша, - перебил Семенистый. - Жалуйся в домоуправление. Вот люди с тобой потолковать хотят.
- Пошел ты со своими людьми знаешь куда...
- Куда же, если не секрет? - спросил Мазин.
- А туда... - начал было истопник, но осекся, заметив за его спиной шинель Козельского.
Это был человек неопределенного возраста. Может, ему было и сорок, а может, и все шестьдесят. Но силенка чувствовалась в нем несомненная, крутые плечи распирали черную латаную рубашку. Низколобое лицо выглядело недружелюбно. Угол редкозубого рта и часть выступающего подбородка прикрывал грязный пластырь.
Пластырь этот и заметил вначале Мазин, а потом уже свежую ссадину на щеке и синяк под глазом.
- Вы здесь работаете?
- Работаю. Это работа разве? Каторга...
- Об этом потом. Как вас зовут?
- Харченко зовут меня. Василий Прокофьевич.
- Вы знали Укладникова?
- А то нет!
- Когда вы видели его в последний раз?
- Вчера сменялись в это время.
- Ясно. Он не говорил, что собирается уйти раньше обычного.
- Ничего не говорил.
- И вы не знаете, где он находится сейчас?
- Это вы мне скажите, где он находится. Вы ж милиция.
- Скажем со временем. Покажите котельную.
- Смотрите, мне не жалко.
И вот Мазин держит в руках горячую еще коробочку.
Потом он поддел край футляра перочинным ножом. Внутри можно было узнать остатки дужек и расплавившихся стекол. Мазин протянул футляр Харченко:
- А вы что скажете? Вы работали вместе. Видели вы у Укладникова такие очки?
- Да разве их разберешь?
- Пойдемте в вашу комнату.
В маленькой рабочей комнатушке с засиженным мухами небольшим окошечком стояли старая железная койка, тумбочка и небольшой столик. На крючке висело серое длинное пальто.
- Ваше пальто?
- Мое.
Харченко загородил вешалку спиной.
- Разрешите.
Мазин снял пальто с крючка, а Козельский, опустив руку в карман, стал рядом с Харченко.
- Отчего эти пятна на пальто?
- Ну, кровь это, кровь, - зло ответил Харченко. - Подрался я спьяну, вы ж видите...
Он показывал на свое побитое лицо.
- Придется кое-что уточнить. Поедете с нами.
- Да как же я котельную брошу? Я ж сказал - подрался.
Харченко потянул из рук Мазина пальто. Что-то звякнуло. Мазин слегка отстранил истопника и полез в карман. Там оказалась только дырка. Тогда он тряхнул пальто, и снова что-то звякнуло. Мазин просунул пальцы в дыру и, пошарив за подкладкой, достал серебряные часы на цепочке.
- Дедовы! - выкрикнул Эдик.
А Харченко замотал вдруг головой и завопил:
- Подстроили, душегубы! Пейте кровь с инвалида, расстреливайте!
И начал рвать на себе рубаху.
II
Валерий Брусков спал беспокойно, хоть дежурная по гостинице и обещала его разбудить вовремя. Проснулся он в половине четвертого, посмотрел на часы, обругал себя - ведь спать можно было еще целый час, решил больше не спать, а полежать просто - и заснул так, что будить все-таки пришлось.
- Молодой человек. Пора...
Валерий бросился умываться.
Из гостиницы он вышел бодрым и, перекинув через плечо спортивную сумку, зашагал по светлеющим улицам поселка к вокзалу.
Прошлой весной Валерий еще был студентом, а сейчас работал в редакции областной молодежной газеты и никак не мог привыкнуть к тому, что он взрослый, что два раза в месяц расписывается в ведомости, получая зарплату, а не стипендию, что иногда фамилия его появляется на газетной полосе и ее читают тысячи людей.
Каждая командировка волновала Брускова: то он боялся, что не соберет материала, то - что плохо напишет, а еще хуже, если ошибется и придется давать опровержение. Более опытные ребята посмеивались над его страхами, но Валерий не мог переломить себя. Был он человеком впечатлительным и часто нервничал по мелочам.
Даже сейчас, хотя ехал он домой и до отхода поезда оставалось около часа, а билет лежал в кармане, Валерий спешил. Вышел он на перрон, когда малоразборчивый голос только хрипел над немноголюдными платформами: "Объявляется посадка на поезд номер двести двенадцать, следующий до..."
Возле состава переминались с ноги на ногу заспанные проводники. Валерий протянул билет и вошел в вагон вторым. Раньше него проскочил юркий паренек в стеганке и кепке. Вагон был новым, с мягкими голубыми креслами самолетного типа и большими зеркальными окнами. Брусков подумал, что обязательно опишет этот вагон в своем очерке. У него даже наметилась первая фраза: "Я вспомнил, как несколько лет назад по заданию редакции ехал в тот же город в старом рабочем поезде..." Но тут он вовремя сообразил, что несколько лет назад никуда по заданию редакции не ездил.
Между тем парень, прошмыгнувший впереди Брускова, задержался в проходе, выбирая место, и Валерию пришлось приостановиться позади него на секунду или две, не больше. Парень прошел вперед, но не сел, а только положил на облюбованное кресло кепку и вышел в передний тамбур. Все это Брусков отметил между прочим, не подозревая еще, что скоро эти вроде бы незначительные детали сыграют свою роль в деле очень серьезном.
