Аркадий Адамов - Стая
...Вообще-то как удивительно на первый взгляд сложилась у него судьба! Выпускник исторического факультета, затем комсомольский работник — и прямо из райкома сюда, в милицию. Это же надо! С вершин исторической науки, от грандиозных событий, потрясавших когда-то мир, вдруг спуститься к какому-нибудь Федьке, пьянице и вору, к драке в темной подворотне, к удару ножом... Но путь этот был не случаен.
Оказывается, события прошлого волновали Виктора лишь умозрительно. Они волновали его мысль, будили пытливость, сердце же оставалось спокойным.
Но стоило ему на четвертом курсе попасть в районный оперативный отряд, как судьба первого подопечного, отчаянного Славки из Марьиной Рощи, перевернула ему душу.
Было много споров с друзьями. «Ты же научный работник, ты склонен к анализу и обобщениям фактов! — кричал Валя Шутиков, их комсорг на последнем курсе.— У тебя золотая голова! И наконец, ты обязан. Нужны кадры молодых ученых! Ты думаешь, Все так благополучно на нашем фронте? И нет борьбы?» Все это Виктор, конечно, знал. «Значит, я не ученый»,— сказал он тогда упрямо и чуть обиженно. «Врешь!» — завопил Валя. «Путь наименьшего сопротивления,— вставила Лида Рощина.— А через три года у тебя уже диссертация может быть готова. Если не через два. Федор Ипполитович знает, что говорит». Федор Ипполитович был их любимый профессор.
«Я еще напишу диссертацию»,— сказал им тогда Виктор. Но он и сам не представлял себе, о чем будет эта диссертация, если он станет работать в милиции. Зато он, наивный человек, надеялся, что у него окажутся для этого время и силы. Да, он не представлял себе своей будущей работы. Сейчас у него были горы фактов, редких по своей силе, глубине, драматичности. Но Виктор прекрасно понимал: эти факты следовало еще изучить, найти в них скрытые закономерности. Но тут у него не оказалось главного — сил и времени.
А ведь каждое дело, которым пришлось заниматься Виктору, упиралось в важнейшие проблемы. Как причудливо порой переплетаются влияния семьи, школы, друзей, окружающей жизни, черты характера — наследственные и благоприобретенные. Какие же рычаги надо пустить в ход, к каким средствам прибегнуть, чтобы воздействовать на формирование характера подростка? Над этим Виктор часто думал, писал в докладных записках, говорил на собраниях и совещаниях. Но подготовка диссертации... Куда там! Вот он должен был написать всего лишь статью в газету о работе с подростками. И как раз сегодня собирался сесть за нее. Бескудин сто раз уже напоминал. Но пришла Марина Васильевна. Как же тут сядешь за статью?..
Да, группа там есть или, во всяком случае, складывается. И вот сейчас он должен найти первые следы ее, нити, которые потом приведут его к главарю, этому «страшному» человеку.
Первые сведения о группе Виктор надеялся получить в местном отделении милиции. Уж кто-кто, а участковый уполномоченный должен был кое-что знать на этот счет. Но тут Виктора ждало не очень приятное для него открытие: участковым оказался его старый знакомый, капитан Федченко, который в свое время «обслуживал» район, где жил сначала школьник, а затем студент Витька Панов.
«Все такой же»,— с неприязнью подумал Виктор, разглядев в комнате участковых уполномоченных знакомую плечистую фигуру и круглую, коротко остриженную седоватую голову с большими оттопыренными ушами. Только добавилось седины в лихих запорожских усах, паутинка красных склеротических жилок выступила на толстых скулах, а глаза остались все те же, с прищуром, насмешливые и настороженные.
— Здравствуйте. Я к вам,— сказал Виктор.
Федченко встал во весь свой великолепный рост, как обычно, выпятил грудь и нерешительно протянул громадную красную ручищу.
Он явно не узнал Виктора. А мог бы и узнать. И не потому, что Витька Панов был из тех, кем приходилось заниматься милиции, нет. Но в отношениях Федченко с ребятами из дома, где жил Витька, с обычными шалунами и сорвиголовами, было столько враждебности и взаимного неуважения, так часто устраивал им Федченко «выволочки», что Витька Панов однажды не выдержал. В тот день Федченко отобрал у них футбольный мяч, просто вырвал его из Витькиных рук, хотя никто из жильцов и не думал жаловаться на ребят. И вот тогда Витька Панов организовал делегацию к начальнику отделения милиции. Безбоязненно выступив вперед в большом холодноватом кабинете, он дрожащим от волнения голосом все изложил молчаливому худощавому майору. А затем уже загалдели, осмелев, и другие ребята. Майор, хмурясь, выслушал их и коротко обещал разобраться.
После этого Федченко впервые появился в квартире Пановых. Он принес мяч. Но предупредил растерянных родителей, что в следующий раз, если будет нарушено обязательное постановление Моссовета — он не счел нужным объяснить, что это за постановление,— он заберет не мяч, а их сына, и тогда уже поздно будет его воспитывать, тогда уже останется только передачи носить. Федченко говорил раскатисто и уверенно, зло поглядывая на набычившегося, молчавшего Витьку. Отец не нашелся что. ответить, он только нервно потирал тонкие пальцы и вздыхал. А мать все повторяла: «Конечно, конечно... Мы понимаем...»
А потом до Витьки дошло, что Федченко продолжает интересоваться им и его товарищами, даже собирает какой-то «материал». И надолго тогда поселилась тревога в мальчишечьих душах.
Встречался Виктор с ним и потом, когда поступил в университет. Однажды Федченко увидел его со Светкой и проводил их долгим, подозрительным взглядом.
Потом Федченко исчез. Его перевели в какой-то другой район.
И вот спустя столько лет эта встреча...
— Не узнаете? — усмехнулся Виктор.
Федченко, разглядывая его, неуверенно спросил:
— Неужто Панов Виктор?
— Он самый.
— Изменился ты, милый человек. Сразу и не узнать. Ну, приседай, раз такое дело. Потолкуем.
Он уже пришел в себя, зарокотал уверенно, с привычными, хозяйскими интонациями. Резким движением развернул к себе стоявший рядом стул, указал на него Виктору, расправил усы большим корявым пальцем и снова, уже заинтересованно и настороженно, оглядел Виктора. Вопросы у него были все те же — про мать, про отца, про университет и даже, с хитрой усмешкой, про Светку.
«Такой же»,— досадливо подумал опять Виктор. Отвечал он коротко и сухо. Про мать сказал, что она на пенсии, что болеет — гипертония и с глазами плохо. Про отца сказал — «умер» и закусил губу. Про университет сказал, что кончил. Ну, а про Светку ничего не сказал, только нахмурился, дав понять, что уж это собеседника и вовсе не касается.
Когда же Виктор сообщил, где сейчас работает, Федченко изумленно посмотрел на него, потом с насмешливым сочувствием спросил:
— Выходит, осечка по линии науки произошла?
— Не совсем так,— ответил Виктор и перевел разговор на Толю Карцева.
Федченко слушал молча, на широком, обветренном лице его застыло выражение отчужденности и упрямства. Потом он решительно сказал:
— Никакой там группы нет. И не ищи.
— А проверить я все-таки должен,— возразил Виктор.— Прошу помочь.
— Не доверяешь, выходит? Твое дело. Хочешь, сейчас туда пройдем.
Когда они вышли на улицу, совсем стемнело. Высоко над головой ослепительно сияли необычной формы лампы на тонких, изогнутых штангах, в их молочном свете меркли магазинные витрины. Прохожих было много: кончался рабочий день.
Некоторые здоровались с Федченко. Оттенки приветствий были самые разные: от полного дружелюбия и даже неприятного подобострастия до совсем холодных. А кое-кто отворачивался, делал вид, что не замечает участкового уполномоченного. Но тот лишь усмехался в усы, остальным отвечал солидно и сдержанно, двоим же с особой благосклонностью, удостоив даже короткого разговора.
Виктор размышлял над словами Федченко. Неужели в том доме действительно нет даже признаков группы? Марина Васильевна хоть и очень сбивчиво, но все же дала точные признаки надвинувшейся беды. Хороший, казалось, парень вдруг теряет равновесие и катится, катится... Что за причины? Может быть, случайное знакомство? Или на работе? Или... Но все-таки какой-то «страшный» человек с группой или без группы есть. «Ну, погоди,— мысленно обратился он к Толику.— Погоди. Я скоро все узнаю о тебе, и тогда мы поговорим как мужчина с мужчиной. Кстати, что ты там выкинул в институте, интересно знать?»
— Ну вот,— прогудел над ним бас Федченко.— Вот мы и пришли, милый человек.
Они стояли перед распахнутыми металлическими воротами, за которыми тонул в темноте обширный двор.
Указывая куда-то рукой, Федченко добавил:
— Вон и Семен Матвеич с супругой сидят. Можешь потолковать. Они чесать языком любят.
«Что он там видит?» — удивился про себя Виктор, но на всякий случай предупредил:
— Скажете, что я с соседней фабрики, из дружины. Насчет культмассовой работы. Чтобы потом разговоров не было.
