Галина Романова - Лучший день в году
– Не-а, не проболтаюсь. – Отец взял ложку, погрузил ее в вязкую массу на своей тарелке и осторожно перемешал. – Алина, гм-мм… Кашка-то, кажется, не удалась.
– И что? – спокойно отреагировала мама, залезая своей ложкой в горку каши. – Все равно это лучше, чем бутерброды. Ешьте.
Отец глянул на нее, согласно кивнул и сунул в рот комок слипшегося в молоке риса.
– Мам, можно я не буду это есть?
Кирилл отодвинул тарелку, посмотрел на мать – обидится, нет?
– А что ты хочешь? – спокойно отреагировала она.
Отвела с лица за ухо выпавшую из прически прядь волос. Улыбнулась почему-то грустно, тронула его за щеку.
– Не знаю, – он пожал плечами. – Там сырки были творожные. Можно? И кофе?
– Можно, – согласилась мама со вздохом, опустила ложку в свою порцию, с трудом перемешала. – Честно? Мне и самой не нравится. Но ведь надо это есть, говорят, полезно. Никудышная я у вас хозяйка.
– Самая лучшая, – провозгласил отец, с трудом глотая последнюю ложку каши, он все съел. – Я из твоих рук даже… Даже смерть приму.
И он вдруг снова вздрогнул, и снова взгляд его сделался чужим и испуганным.
– Ну, ты, Геша, сказал, – рассмеялась мама, откидывая голову назад. – Я не представляю, что должно случиться, чтобы я вдруг возжелала твоей смерти?! Это не про меня!
– Я знаю. Ты миролюбива. Да это я так, к слову, милая.
Отец вяло улыбнулся и полез к ней через стол с поцелуем. Его накачанный пресс навис над небольшой супницей, пупок уперся в фарфоровую ручку. Мама увидела и шлепнула отца по боку.
– Гена же!! Ну, одеваться надо к столу!! А ты без штанов!
– Я в шортах, – возразил он, снова усаживаясь, поцелуй так и не состоялся.
– Это не шорты, а просто свободные трусы. Хорошо, у нас мальчик. А если бы девочка!
– А вот когда будет девочка, тогда и поговорим, – отец широко улыбнулся. – Когда-нибудь ведь будет?
Мать странно посмотрела на него и вдруг опустила голову. Отец погасил улыбку, и страх в его глазах сделался более явным. Даже Кирилл это почувствовал, хотя мысли его сейчас витали далеко-далеко. Где-то семью этажами ниже, на улице, где снегом замело их хоккейную коробку. Он отвлекся. Но когда мать едва слышно произнесла: «Не надо, Геша» – его вдруг проняло. И мысли заметались в голове совсем не детские.
А что он знает о своих родителях? Кто вообще они? Как стали вместе жить? Почему вполне безобидный вопрос о возможной сестренке разозлил мать и так перепугал отца?
Странно…
Эти недетские вопросы тем утром мучили его ровно три с половиной минуты, а может, чуть меньше. Потом он все забыл. Но спустя годы мог с точностью сказать, кто из них что говорил и о чем он в тот момент думал.
Что было потом?
Потом был суматошный день. Он ушел с ребятами на улицу, они чистили лед часа два. Потом бились трое на трое в одни ворота. Когда вернулся домой, родителей не было. Они уехали по магазинам. Потом случайно встретились с какими-то давними знакомыми и отправились ужинать в ресторан. Мама звонила ему ближе к десяти часам вечера. Была очень веселой, оживленной, с кем-то параллельно шутила. Сказала, что они с папой будут поздно, чтобы он не ждал их и ложился спать. Вернулись, когда он спал. И в рождественское утро он не обнаружил их нигде в квартире.
– Мам, пап! – громко звал Кирилл, обходя по очереди все пять комнат. – А вы где?
Ответом была записка, пришпиленная к холодильнику и написанная маминой рукой:
«Кира, просыпайся, умывайся, завтракай и жди нас. Сюрприз будет ближе к вечеру. Мама».
Он принялся им звонить, но два самых родных абонента оказались вне зоны. Наверное, поехали в загородный дом, решил он тогда. Там планировалось проведение праздничного ужина. И сюрприз, о котором с загадочным видом шептался целый месяц отец, тоже должен был ждать их там. Видимо, мама в самый последний момент перехватила у отца инициативу и включилась в процесс. Так бывало всегда, когда он чего-то не успевал.
Кирилл залез в холодильник, достал копченую колбасу, копченого лосося, сделал себе гору бутербродов, заварил чай и завтракал в гостиной перед телевизором, тайно радуясь, что может позволить себе такую вольность. Через час пошел умываться и чистить зубы. И только собрался выйти на улицу, как объявился в Сети папа и сразу же позвонил.
– Кира, ты как, готов? – весело спросил папа.
– Смотря к чему, – осторожно ответил он. – А чего это вы вне зоны оба?
– Как? – не понял отец. – Как – оба?
– И мама, и ты.
– Не понял! – Голос отца сделался чуть тревожнее, чем прежде. – Мама оставалась дома, когда я уезжал. Я поехал в дом, там все будет. А мама… Она жарила тебе оладьи. Ты их ел?
– Ага! – соврал Кирилл.
Четыре сморщенных подгоревших оладушка он отправил в мусорное ведро, не притронувшись. Сверху прикрыл старой газетой, чтобы мама не огорчилась, обнаружив завтрак в помойке.
– Так вот, она должна была дождаться, когда ты проснешься. Вы должны были с ней проехаться по магазинам, мы не все вчера купили. Заехать за Волковыми и вместе с ними… Господи, надо позвонить Волковым!
И отец отключился. Но почти тут же перезвонил:
– Волковы где-то за городом. С мамой не связывались. Ты, Кира, собирайся, я скоро заеду за тобой. Поищем ее вместе, сынок.
Господи, остаток дня они потратили на то, чтобы ее разыскать!! Ее нигде не было!!
Сначала они колесили по городу. Посетили всех маминых подруг. Потом три маникюрных салона, два косметических центра. Ее нигде не было!
– Но она же собиралась делать маникюр! – воскликнула тетя Лариса, одна из маминых подруг, когда отец позвонил ей. – Что, не было ее там?
– Не было, – упавшим голосом ответил отец и тут же принялся набирать номер тети Вали.
– Ну, не знаю тогда, Гена, – громко пыхтела тетя Валя, она была очень полной и неповоротливой. – Она точно собиралась перышки чистить. Точно! И куда подевалась?
Этого никто не знал. Кирилл, поначалу не обращавший на отцовскую суету никакого внимания, вдруг и сам встревожился. Так не бывало никогда, чтобы мама не звонила ему в течение трех часов. Она даже в школу часто звонила, отсчитывая сорок минут и точно угадывая время перемены. А тут ничего за весь день. Ничего, кроме записки.
Они колесили по забитому транспортом городу, попадали в пробки. Один раз колеса машины забуксовали в грязной снеговой каше, и пришлось просить о помощи. Отец нервничал, кусал губы, осматривал потемневшими от тревоги глазами толпы людей, спешащих по тротуарам, переходящих дорогу через пешеходный переход, все надеялся в этой безликой толпе увидеть свою единственную.
Мамы нигде не было.
– Слушай, Кира. Давай купим еще продуктов и поедем уже за город, – устав от бесплодных поездок по городу, предложил отец спустя три часа. – Сбор там, мама наверняка нас перехитрила и отправилась туда одна. Волковы уже скоро приедут. Да и сюрприз… С ним я вообще, кажется, опоздал.
– Пап, а может, мама решила свой сюрприз сделать, а? – предположил Кира.
Какое-то ведь должно было быть объяснение ее исчезновению и молчанию. Что еще он мог тогда подумать, что?! Что вчера утром он видел ее последний раз, да?! В то утро, когда отказался от ее завтрака. И когда она почему-то смотрела на него с непонятной грустью.
– А что? – Отец вдруг оживился, глянул на сына с теплой улыбкой. – Мама, она может. Наверняка знала, что я опять все испорчу. Поехали сначала в магазин, нужен торт. Я вспомнил, что мы так и не купили торт. И виноград! Красный. Мама любит красный виноград. А потом – сразу за город. Это ведь не займет много времени, да, Кира?
Это заняло еще два часа. Сначала они долго ездили между рядами автомашин, пытаясь припарковаться. Потом, кое-как втиснув машину на освободившемся пятачке у будки охранника, они почти бегом двинулись к гудящему, как улей, супермаркету. Не было корзин и тележек! К прилавкам было не подойти. Но они все же ухитрились раздобыть шикарную виноградную гроздь, потянувшую на килограмм. И любимый мамин торт «Весенний» с фруктами, желе и кусочками молочного шоколада. Простояли полчаса в кассе, потом столько же выезжали на проспект. Торчали в пробках и на светофорах. Когда выехали за город, уже смеркалось.
– Незадача, – прошептал папа, глянув на часы. – Опаздываем уже на полтора часа. Влепят мне неустойку, сынок.
– Кто, пап?
– Артисты! Я же хотел… – Он внезапно смолк, закусив губу, и до самого коттеджного поселка не проронил больше ни слова.
А Кире вдруг сделалось его так жаль, что в горле запершило. И он очень боялся, что, если станет что-нибудь говорить, его голос будет подрагивать, как у маленького. И по этой причине он тоже не разговаривал с отцом. Смотрел за окно, радовался тому, что снег наконец прекратился и хоккейную коробку во дворе теперь не занесет. И завтра – максимум послезавтра – они с пацанами снова сразятся. Но уже не на интерес. Бывший спортсмен дядя Сеня, проживающий на первом этаже в среднем подъезде, обещал какой-то приз победителю. Его дочка – противная веснушка Сашка – проболталась, что победителей ждут билеты на хоккейный матч.
