Антон Леонтьев - Псевдоним Венеры
Как ни старалась девочка отнекиваться и оттягивать неизбежное, ей пришлось в сопровождении мамы отправиться к Саше, чтобы выразить свое сожаление. Поэтому каждый раз, встречаясь с ним на улице, Галя опускала глаза и пыталась забыть об этом досадном происшествии.
Удивительно, но мама, кажется, последовала совету вундеркинда и расспрашивала дочку о том, чего ей не хватает и что надо изменить. Галя на вопросы отвечала односложно, дуясь не столько на маму или себя, сколько, что удивительно, на Сашу. Хорошо, что через год с небольшим семья мальчика переехала куда-то в другой район Москвы и Галя перестала сталкиваться с ним.
Но на ее четырнадцатый день рождения все должно было стать иначе. Потому что весной того памятного 1983 года у Аллы Николаевны, мамы Гали, обнаружили опухоль. Ей пришлось лечь на сложную операцию, а потом пройти курс химиотерапии. Вначале врачи избегали давать прогнозы, затем стали уверять, что худшее позади, и наконец заявили, что лечение дало положительные результаты.
Почти все это время мама провела в больнице, потом в санатории, затем снова в больнице. Галя почти ежедневно навещала ее, надеясь только на то, что мама как можно скорее поправится.
Алла Николаевна внешне очень переменилась, сильно похудела, а в результате химиотерапии потеряла волосы. Именно это, казалось, заботило ее больше всего. Но для Гали она оставалась прежней мамой, не важно – в косынке, под которой был скрыт голый череп, или, как раньше, с роскошной гривой каштановых волос.
У отца Гали, Андрея Семеновича, в тот год было очень много работы. Он уходил рано утром, а возвращался поздно вечером. Ее отец, насколько знала Галя, был судьей, причем очень уважаемым и авторитетным. Об этом она узнала из разговоров их экономки Нинель Константиновны со своими подружками.
А затем, осенью того года, отцу поручили ответственное партийное задание. О том, что это было, он с Галей не беседовал, однако вездесущая Нинель Константиновна была, конечно же, в курсе.
Оказалось, что с приходом к власти нового Генсека Андропова в системе управления Советским государством многое изменилось. То, на что раньше закрывали глаза или что раньше считалось нормой, вдруг в одночасье сделалось криминалом. Нинель Константиновна, пользуясь тем, что в большой квартире на улице Чкалова, где проживало семейство Гали, истинной хозяйкой была она сама, вволю пила дефицитный кофе, поглощала эклеры и болтала по японскому чуду техники – радиотелефону.
По Союзу прокатилась волна арестов, многие из друзей и товарищей покойного Генсека Брежнева лишились постов, а кое-кто попал даже под суд. Речь шла о коррупции, личном обогащении и присвоении государственных средств в огромных размерах.
Особенно плачевно обстояли дела в среднеазиатских и кавказских союзных республиках. Тамошние партийные бонзы превратились в настоящих феодалов, считая, что вверенная их попечению республика является их личной вотчиной. С минимальными перерывами страну сотрясали «хлопковое дело», «пушное дело», «золотое дело», «икорное дело». И один за другим в недалеком будущем всемогущие личности вдруг теряли все посты и оказывались под следствием.
Судить крупных партийных чиновников или бывших руководителей огромных комбинатов по прямому приказанию сверху надлежало не в их краях, областях или союзных республиках, ибо там у них до сих пор имелись старинные друзья и лояльные подчиненные.
Дабы разорвать этот порочный круг, многие из процессов были перенесены в другие города, в том числе и в Москву. На одном из таких процессов председательствовал отец Гали, Андрей Семенович.
Нинель Константиновна, всегда державшая ухо востро и обладавшая живой фантазией, в подробностях пересказывала своим многочисленным подружкам то, что ей удалось узнать по своим каналам. Галя же после школы (посещала она экспериментальную лингвистическую с углубленным изучением английского и французского языков) и короткого визита к маме в больницу находилась в квартире в обществе экономки. Все уроки были давно сделаны, поэтому, зажав в руке книжку, Галя делала вид, что читает ее, в действительности же вслушиваясь в то, что рассказывала Нинель Константиновна своим собеседницам. Голос у экономки был басовитый, раскатистый, к тому же она была немного глуховата, поэтому и говорила громко.
– Да, да, представляешь, Тосечка! При обыске и обнаружили в тайнике! Причем тайник был так ловко устроен – прямо, ты не поверишь, за сливным бачком в туалете. Там целая небольшая комната имелась! И хранились там пачки иностранной валюты. Золотых украшений – видимо-невидимо! А также бриллианты, их там было почти полкилограмма. Оказывается, с ювелирной фабрики воровали, причем все было поставлено на широкую ногу!
Нинель Константиновна, хотя и была знатной сплетницей, никогда не забывала указать на то, что осуждает подобный тлетворный образ жизни и что она полностью на стороне советского правосудия. Хотя время от времени прорывались у нее то одна фраза, то другая, позволявшая сделать вывод, что она и сама была бы не прочь хранить в тайнике за сливным бачком пачки долларов, немецких марок и полкилограмма бриллиантов.
– Так это только начало, Тосечка! Вершина айсберга, так сказать! Что у них там на фабриках и заводах творилось – просто уму непостижимо! Воровство повсеместное! И все с самого верха прикрывалось! А жена и дочурка его ведь одевались в Париже. Да, да, им специальным рейсом тряпки оттуда доставляли. Ну, не только они одевались, а еще и те, кто был к телу приближен. Круговая порука, так сказать. Так если бы этим ограничились… Вроде бы и так все было, а воровали еще больше, но ведь хотелось еще и еще. Помнишь, у актрисы, которая вроде еще любовницей Берии была, старинные украшения похитили, а ее саму задушили? Скандал еще такой был, правда, его замяли. Ну, это ведь еще при Леониде Ильиче было, и уже тогда намекали, что там кое-кто из окружения Гали был замешан…
Галей – так же как и ее саму – звали, насколько знала девочка, дочь Брежнева.
– Так ведь тогда вообще волна преступлений по Москве, Ленинграду, Киеву и Прибалтике прокатилась. И ведь взломщики всегда знали, кого в оборот брать и чем у жертвы поживиться можно. Откуда такие сведения? Правильно – оттуда! Они же сами и организовывали эти ограбления! Это, Тосечка, мафией называется. Да, да, мафия: прямо как в Италии!
Галя улыбнулась – перед подругой Нинель Константиновна старалась выглядеть источником энциклопедических знаний.
– Ну, свои люди у них везде были, в том числе и в милиции, и уголовном розыске. Понятно, что расследования такие под особый контроль брались, но ведь там люди не только республиканского, но и союзного масштаба замешаны были. Поэтому дело или в «висяк» переводили, или часть похищенных драгоценностей, наименее ценных, кому-нибудь подкидывали, чтобы козлом отпущения, так сказать, сделать. Ну, пока у них покровители на самом верху были, это все так проходило. А сейчас вскрылось: большая часть похищенных цацек принадлежит женам, дочкам, мамашам или вообще любовницам высших чинов союзных республик! Ну, тех, что сейчас сняли. Это для них и похищалось, на заказ прямо-таки. Ах, подожди, у меня в духовке что-то горит, кажется…
Немудрено: увлеченная разговором, Нинель Константиновна чуть не проморгала вишневый пирог, который сидел в духовке.
– Нет, нет, только чуток зарумянился, но это ерунда. Так вот, Тосечка, эти мадам как делали: если сталкивались в, так сказать, свете с какой-нибудь престарелой актрисой, вдовой писателя или прима-балериной и видели на старушке какую-нибудь раритетную ювелирную штучку, которую она никогда бы не согласилась продать, то поручали своим людям отработать этот вариант. Знаешь, что у них называется «отработать этот вариант», Тосечка? Попросту устроить ограбление и изъять у божьего одуванчика понравившиеся бриллианты! А потом, когда украшения были изъяты, то есть похищены, они передавались той высокопоставленной особе, которая хотела их заполучить. Понятно, что открыто они их носить не могли, но ведь у них, в союзных республиках, свои закрытые вечеринки и приемы. Они там друг перед другом хвастались чужими сокровищами! Бесстыдство, просто бесстыдство!
Но порицание было высказано с таким упоением, что Галя не сомневалась – будь Нинель Константиновна сама женой преступного партийного чинуши, она бы тотчас потребовала от своего супруга доставить ей приглянувшуюся сапфировую брошь поэтессы А. или изумрудный фермуар укротительницы тигров Я.
Эта преступная группа была обезврежена, но на скамью подсудимых отправились не только осуществлявшие ограбления рецидивисты и медвежатники, но и их высокопоставленные заказчики и покровители с членскими билетами КПСС.
Это резонансное дело сразу окрестили «бриллиантовым», хотя речь шла не только и не столько об украденных украшениях, сколько о многомиллионных хищениях и мафиозных структурах среди высшего партийного руководства.
