Розанна. Швед, который исчез. Человек на балконе. Рейс на эшафот - Май Шёвалль
– И что же он обнаружил?
– Ничего. Потому что ничего нельзя было обнаружить. Здесь нет ни единой зацепки.
– Откуда ты знаешь?
– Я сам делал то же самое одиннадцать лет назад. И ничего не нашел. Разница лишь в том, что у меня не было Осы Турелль и психофизиологических экспериментов. Когда ты рассказал мне о том, что он проделывал с ней, я сразу понял, каким делом он занимался. Я лишь упустил тот факт, что ты не знаешь о Тересе Камарайо столько, сколько знаю я. Мне, в общем-то, следовало догадаться об этом еще тогда, когда мы нашли в его столе тот конверт с фотографиями.
– Так, значит, это были своего рода опыты?
– Да. Единственное, что оставалось сделать, – найти женщину, чем-то похожую на Тересу, и наблюдать за ее реакцией. В этом имеется определенный смысл, особенно если женщина, обладающая нужными качествами, живет в твоем собственном доме. В противном случае оставалось лишь обратиться к ясновидцу. Одна светлая голова однажды уже додумалась до этого. Здесь написано об этом.
– Однако все это не объясняет того, зачем Стенстрём находился в автобусе.
– Нет. Совершенно не объясняет.
– Я все же проверю кое-что, – сказал Кольберг.
– Проверь, – согласился Мартин Бек.
Кольберг разыскал Энрике Камарайо, которого теперь звали Хендрик Каам. Это был тучный мужчина средних лет. Вздыхая и бросая взгляды в сторону своей жены из высшего общества и тринадцатилетнего сына в бархатном пиджаке и с прической а-ля «Битлз», он сказал:
– Неужели меня никогда не оставят в покое? Летом ко мне уже приходил молодой детектив…
Кольберг проверил алиби директора Каама на вечер тринадцатого ноября. Оно было безупречным.
Он также разыскал мужчину, который восемнадцать лет назад делал фотографии Тересы. Это был спившийся, беззубый старый вор, который сидел в камере для рецидивистов на Лонгхольмене. Старик надулся от важности и сказал:
– Тереса? Помню ли я ее? Соски грудей у нее были как металлические колпачки на бутылках с водкой. Да, сюда два месяца назад уже приходил какой-то вынюхиватель…
Кольберг внимательно перечитал все протоколы, не пропустив ни единого слова. На это ему понадобилась ровно неделя. Восемнадцатого декабря 1967 года, в четверг вечером, он дочитал последнюю страницу. Потом посмотрел на свою жену, которая заснула два часа назад. Она лежала на животе, уткнувшись головой в подушку и подтянув под себя правую ногу; одеяло сбилось до самой талии. Он услышал скрип дивана в гостиной: это встала Оса Турелль, она на цыпочках вышла на кухню и выпила воды. Ей все еще плохо спалось.
«В протоколах нет никакого просвета, – подумал Кольберг. – Никакой зацепки. Однако завтра я все же составлю список тех, кого допрашивали и кто, как было установлено следствием, вступал в сношение с Тересой Камарайо. Потом проверим, кто из них еще жив и чем занимается».
26
Прошел месяц с того момента, как прозвучали шестьдесят семь выстрелов в автобусе на Норра Сташунсгатан, а убийца девяти человек по-прежнему находился на свободе.
Нетерпение выказывали не только Главное управление полиции, пресса и присылающая письма общественность. Еще одной категории очень хотелось, чтобы полиция как можно быстрее схватила виновного. Категорию эту составляли люди, относившиеся к преступному миру.
Большая часть преступников в последние месяцы вынуждена была бездействовать. Пока полиция работала в усиленном режиме несения службы, им приходилось тяжело. Поэтому в Стокгольме не было ни одного вора, мошенника, грабителя, скупщика краденого, торговца из-под полы и сутенера, который не желал бы поимки убийцы, чтобы после этого полиция снова занялась бы разгоном демонстраций против войны во Вьетнаме и штрафами за неправильную парковку, а они могли бы приступить к своей обычной деятельности.
Это был тот редчайший случай, когда преступники были солидарны с полицией и оказывали посильную помощь в поисках убийцы.
Рённ пытался найти решение головоломки под названием Нильс Эрик Йёранссон, и услужливость «дна» значительно облегчала ему работу. Он, конечно, понимал, чем вызвана необычная словоохотливость людей, с которыми он беседовал, что, впрочем, не мешало ему быть благодарным за это.
Все последние ночи напролет он искал контактов с людьми, которые знали Йёранссона. Он находил этих людей в домах, предназначенных под снос, в различных забегаловках, пивных, бильярдных залах и гостиницах для одиноких. Не все проявляли желание сотрудничать, однако многие давали информацию.
Накануне дня святой Люции на барже, стоящей у набережной, Рённ познакомился с девушкой, которая обещала на следующий вечер свести его с Суне Бьёрком, в квартире которого несколько недель жил Йёранссон.
На следующий день был четверг. Рённ, который за последние дни урывал на сон не более пары часов в сутки, спал до самого полудня. Он встал около часа дня и помог жене уложить багаж. Рённ уговорил ее поехать с сыном на праздники к его родителям в Арьеплуг, так как подозревал, что в этом году у него не будет времени для того, чтобы как следует отпраздновать Рождество.
Когда поезд, увозящий жену, отправился, он вернулся домой, уселся за кухонный стол, положил перед собой рапорт Нурдина и свой блокнот, надел очки и принялся писать.
«Нильс Эрик Йёранссон.
Родился в Стокгольме в шведско-финской семье 4.10.1929.
Родители: отец – Альгот Эрик Йёранссон, электрик, мать – Бенита Рантанен.
Родители развелись в 1935 году, мать переехала в Хельсинки, ребенок остался с отцом.
До 1945 года Йёранссон жил с отцом в Сундбюберге.
Окончил среднюю школу, потом два года учился малярному делу.
В 1947 году переехал в Гётеборг, где работал подмастерьем маляра.
1.12.1948 в Гётеборге женился на Гудрун Марии Свенссон.
Развелся с ней 13.5.1949.
С июня 1949 года по март 1950 года был юнгой на судах компании „Свеаболагетс“. До октября 1950 года работал в малярной конторе Амандуса Густавссона, откуда был уволен за пьянство в рабочее время. После этого не имел постоянной работы, лишь время от времени работал ночным сторожем, курьером, грузчиком на складах и тому подобное; предположительно промышлял мелкими кражами и совершал другие незначительные правонарушения. Однако никогда не задерживался по подозрению в преступлении, не считая пьяных скандалов. Иногда пользовался фамилией матери – Рантанен. Отец умер в 1958 году. После смерти отца сын до 1964 года жил в его квартире в Сундбюберге. В 1964 году был выселен, так как три месяца не вносил квартплату. Вероятно, в том же году стал употреблять наркотики.
