Дневник служанки - Лорет Энн Уайт
Все это мужчина произнес, ни на шаг не отходя от двери и прижимая ее к себе, словно хотел помешать Мэл заглянуть в дом.
– Как вас зовут, сэр? – спросила она, сохраняя на лице нейтральное выражение.
– Хортон. Хортон Браун. Это мой дом. Точнее, мамин, но я сейчас живу с ней.
– Можем мы войти? Мне сообщили, что миссис Бьюла Браун прикована к инвалидной коляске и никуда не выходит из своей комнаты на втором этаже.
Хортон тяжело вздохнул и отступил в сторону, пропуская детективов в прихожую. Мэл быстро переглянулась с Бенуа. Тот слегка кивнул и повернулся к мужчине.
– К вам у меня тоже есть пара вопросов, мистер Браун. Поговорим в гостиной, пока сержант ван Альст поднимется к вашей матери?
Хортон недовольно хрюкнул, но повел Бенуа в гостиную, обставленную мягкой мебелью с узором в виде огромных роз, похожих на растрепанные капустные кочаны. На спинках дивана и кресел красовались старомодные, вязанные крючком салфетки. Да, несомненно, эта мебель принадлежала матери Хортона. Из кухни появилась заросшая мальтийская болонка и, громко цокая по деревянному полу когтями, направилась следом за мужчинами.
Мэллори тем временем поднялась по лестнице на второй этаж. Интересно, спросила она себя, как часто Бьюла Браун спускается вниз и спускается ли вообще. Небольшое окно над верхней площадкой выходило на океан. Дверь комнаты была приоткрыта.
– Миссис Браун?.. – Мэл постучала. – Меня зовут сержант ван Альст, Мэллори ван Альст. Я хотела бы задать вам несколько вопросов по поводу вашего звонка в Службу спасения.
– Входите, сержант, – раздался в ответ слабый скрипучий голос.
Мэл зашла. Комната на втором этаже была довольно просторной. В ней стояли электрическая медицинская кровать, кислородный компрессор, инвалидное кресло, удобный на вид диван и несколько кресел, такие обычно называют «креслами для чтения». В углу Мэл увидела еще одну дверь, которая, по всей видимости, вела в ванную комнату, а у дальней стены была оборудована небольшая кухонная зона. Фасадные окна выходили на океан. Из большого углового окна прекрасно просматривался соседний дом с бассейном и подъездная дорожка. Французские окна сбоку выходили на небольшой балкон. Что ж, подумала Мэл, по крайней мере, старуха может иногда подышать свежим воздухом.
Бьюла Браун скорчилась в старомодном кожаном кресле с высокой спинкой и, положив распухшие ноги на пуфик, глядела на океан. Ее колени были накрыты вязаной шалью. На небольшом круглом столике рядом стояли термос, чашка с остатками чая, ваза с печеньем и большой бинокль.
– Я думала, никто так и не придет, – сказала она.
В ее голосе Мэл почудился легкий британский акцент.
– Они считают – я давно спятила, понимаете? Подойдите ближе, сержант. Вот так, да… Присаживайтесь. Хотите чаю? Только вам придется самой взять чашку из буфета. У меня в термосе еще кое-что осталось. Надеюсь, он еще не совсем остыл.
– Нет, спасибо. Я обойдусь.
– Тогда садитесь. Так приятно поговорить с кем-нибудь, пусть даже и с полицейским.
Мэл осторожно опустилась на кресло.
– Прекрасный вид, – заметила она. Из углового окна был хорошо виден бассейн, возле которого все еще возились несколько экспертов в белых одноразовых комбинезонах. В окнах верхнего этажа «Стеклянного дома» тоже было заметно какое-то движение. Перегораживавшая подъездную дорожку желтая полицейская лента выгнулась дугой под напором ветра.
– Да, очень хороший. Две недели назад Хортон купил мне отличный бинокль, теперь я могу разглядеть даже противоположный берег залива. И моряков на танкерах в бухте. Они ведь приплывают сюда со всего мира, представляете? Сегодня я насчитала двенадцать танкеров. Только посмотрите, какие огромные – и все ждут разрешения войти в порт.
Мэл послушно посмотрела. Вода залива сверкала на солнце.
– Признаться, меня больше интересует вид на соседний дом, – сказала она. – И на подъездную дорожку.
Бьюла чуть скривила губы, но ее слезящиеся глаза оживились и заблестели.
– Я слишком стара, чтобы притворяться, будто никогда не смотрела в ту сторону, – сказала она и, подавшись вперед, добавила шепотом: – Только пусть это останется между нами, договорились?.. А с биноклем стало еще интереснее. В очках много не разглядишь.
Мэл улыбнулась.
– Вы, наверное, нечасто выходите?
В лице Бьюлы что-то дрогнуло, и она отвернулась.
– Хортон… – сказала она тихо. – Он желает мне добра. Вот даже бинокль купил.
Мэл достала и открыла блокнот, щелкнула шариковой ручкой.
– Вы сообщили, что услышали громкий крик, миссис Браун. Не могли бы вы рассказать своими словами, что именно вы видели и слышали?
– Зовите меня просто Бьюла, – попросила женщина. – И… Вчера поздно вечером я проснулась в одиннадцать часов и двадцать одну минуту. Точнее, меня что-то разбудило. Некоторое время я просто лежала в постели, пока не услышала это снова. Крик. Женский крик.
Мэл сделала пометку в блокноте.
– Вы уверены насчет времени?
– Да, уверена. Я теперь веду журнал…
– Журнал? – Мэл удивленно вскинула на нее взгляд.
– Журнал или дневник… Я записываю все, что вижу из окна. Все, что происходит в саду. На воде. У соседей. На дорожке вдоль волнолома напротив моего участка. Иногда в заливе встает на якорь какая-нибудь яхта, и я смотрю, как люди на борту пьянствуют или еще что… И все записываю. Во сколько они встали на якорь, в котором часу двинулись дальше. Скольких сапбордеров[8] я видела и когда. Я начала вести журнал несколько недель назад, потому что Хортон постоянно мне твердил – я, мол, многое забываю или вижу вещи, которых на самом деле нет. Он говорил даже, что я забываю принимать лекарства, и настаивал, чтобы врач прописал мне более сильные препараты. Я испугалась, что Хортон может быть прав и что я действительно принимаю не те таблетки, которые нужно, потому что… потому что в последнее время мои дни стали слишком уж похожи друг на друга и я не всегда могу сказать точно, что и когда я делала. Поэтому я и начала записывать, что за таблетки принимаю и когда. Имена своих сиделок. Я даже записываю, сколько раз сходила в туалет… – Бьюла хихикнула. – В противном случае они будут пытаться заставить меня сходить еще раз. Да, дорогая моя, старость – это не для слабаков. – Она немного помолчала и добавила: – Это тяжкий труд, иногда я даже
