Джон Макдональд - Долгий фиалковый взгляд
— Кинг, ты когда-нибудь думал, что он мог к чему-нибудь пристраститься?
Он не спешил с ответом, сердито глядя на длинный столбик сигарного пепла, потом стряхнул его на асфальтовую парковочную площадку.
— Ну, вот теперь, когда ты спросил.
— А если я точно знаю?
— Тогда скажу две вещи. Скажу, что тебе нечего совать нос и разнюхивать, потому что тогда мистер Норм чуть-чуть сдвинется на сторону этого олуха. И второе: чем больше я об этом думаю, тем больше похоже. Может, «колеса»? Возьми боксеров — нынче, наверное, один из десяти попадает в главную обойму, минуя ступеньку с какими-то супертаблетками. Ничего тут хорошего нет, приятель. Скачут они, словно черти, без устали, да и мозгами получше ворочают, только могут здорово пораниться и ничего не заметить, не обратить внимания и умереть. Тратишь сил больше, чем получил, отключаешься на два-три дня, пока не придешь в норму. А совсем на них сесть — это дело другое. Я вот сейчас думаю, Лью в последнее время почти не спит и вес сбросил. Что же его толкнуло?
— Дурная компания, как говорят проповедники.
— Дружище, такая у всех у нас есть понемножку. Все это означает, что тебе лучше не пытаться его отыскать. Лучше, черт возьми, держаться от него подальше.
— А еще это означает, что он начинает делать неверные умозаключения. Поэтому набросился на Мейера. Он мог его убить.
— Эх, не вовремя я ушел!
— А почему Билли Кейбл его не остановил?
— Потому, что они с Билли не особенно хорошо ладили, а когда видишь, как парень сам себя губит, зачем его останавливать? Так или иначе, Билли в конце концов его приструнил, а не то Лью убил бы твоего друга. Потом, когда пришла твоя очередь идти к мистеру Норму, Билли улучил момент продемонстрировать тебе приятеля, чтобы мистер Норм оперативно получил четкий и красочный портрет Лью. Жалкий сукин сын.
— Кинг, а женщину, которая написала на Арнстеда жалобу, а потом забрала, зовут Бетси?
— Господи Иисусе! Да ведь ты вроде бы первый раз в городе! Бетси Капп. Миссис Бетси Капп. Разведенка, работает старшей официанткой в обеденном зале в пансионе «Лив-Оук» у миссис Теффер. Там лучшая кормежка в округе.
Приятно было получить от Кинга подтверждение мнения Ленни Сибелиуса о местной кухне. Мы вместе вернулись в заведение, а спустя двадцать минут я уже катил через центр города. В обеденный зал вошел чуть позже девяти. За длинным столом у дальней стены шло семейное торжество с шампанским и тостами, которые мужчины средних лет поднимали за девушку со свежим личиком и ее краснеющего будущего супруга. Еще две тихие пары сидели за столиками с кофе, десертом, свечами в подсвечниках. Трое дородных бизнесменов чертили на скатерти хитроумные и коварные планы.
Пока официантка приближалась ко мне, прижав локтем к боку меню, я уже знал — это наверняка Бетси Капп. Та самая худосочная блондинка, что красовалась на десятке полароидных снимков Лью Арнстеда, не совсем успешно пытаясь изобразить сексуальный призыв. Теперь она была в темно-синем форменном платье с небольшим накрахмаленным белым воротничком, с заинтересованным и одновременно неодобрительным выражением, намекнувшим мне, что для обеда несколько поздновато.
Но прежде, чем она успела меня завернуть, я сказал:
— По мнению моего поверенного, мистера Сибелиуса, я был бы круглым идиотом, если бы обедал в каком-то другом месте, миссис Капп.
— А! — отозвалась она, а потом: — О! — Затем оглянулась на часы в фойе. — Ну вообще-то чуть-чуть поздно, но если вы… не пожелаете чего-нибудь слишком изысканного…
— Филей, печеная картошка, салат с маслом и уксусом, кофе.
— По-моему… Садитесь где хотите, я сейчас…
Она быстро зашагала на кухню, несколько стреноженной в коленях походкой, а я выбрал столик у стенки, как можно дальше от четырех других компаний.
Миссис Капп вернулась с улыбкой:
— Слава Богу, гриль не выключили. Только печеной картошки нет. Жареную?
— Отлично.
— Стейк?
— Средне прожаренный.
— Могу принести вам из бара коктейль.
— Если найдется, джин «Плимут» со льдом. Чистый, двойной. Если нет, «Бутс».
Она приняла заказ, вернулась с выпивкой, ушла к кассе, занялась уходившим семейством, потом бизнесменами. Я наблюдал за ней. Бетси выглядела чуть моложе и симпатичнее, чем на любительских снимках, возможно благодаря оживленному лицу, быстрым движениям и хорошей осанке. Не видя фотографий, я заподозрил бы, что ошеломляющая грудь накачана искусственно, символизируя одержимость общества полногрудостью. Но теперь знал — она настоящая, поразительно, восхитительно подлинная.
Подавая салат, Бетси Капп пояснила:
— Мне приходится заменять официантку. Еще выпьете?
Потом принесла обед. Кусок мяса поистине великолепный. Когда я наполовину управился, последняя пара, расплатившись, ушла, обеденный зал оказался в моем распоряжении.
— Теперь кофе?
Я кивнул на пустой стул напротив:
— Две чашки.
Она поколебалась.
— Почему бы и нет? Спасибо. Я на ногах с половины девятого утра.
Бетси принесла кофе, села напротив, потянулась с сигаретой к зажженной свече.
— Истинное удовольствие обслуживать мистера Сибелиуса. Такой очаровательный мужчина.
И вдобавок, подумал я, раздает очень солидные чаевые каждому, кто на глаза попадется. Протянул руку, представился:
— Тревис Макги.
Она протянула в ответ ладонь с длинными пальцами и быстро выдернула:
— Я слышала, вы… у вас были какие-то неприятности.
— Еще не закончились. Жутко не повезло оказаться в неудачный момент в неудачном месте. Но по-моему, все проясняется. Я никогда не слышал о мистере Фрэнке Бейтере, пока нас не забрали за его убийство. Наверное, если б шериф до сих пор не передумал, я бы сидел за решеткой.
Кто-то заколотил в дверь фойе, потом, видно, отчаялся и ушел.
— Меня вот что интересует, — сказала она.
— Что именно?
— Мистер Сибелиус не знает моего имени. Я уверена. А вы знаете.
Я пожал плечами:
— Какие-то люди стояли на улице, разговаривали. Я поинтересовался, не поздно ли пообедать, они посоветовали зайти и спросить Бетси Капп. Когда вы шли ко мне с меню, показалось логичным назвать вас миссис Капп. Возможно, это была ошибка. Может быть, я ошибся, мисс Капп?
Она скорчила гримаску:
— Нет, миссис.
— Это ваш родной город, Бетси?
— Нет. Я родом из Винтер-Хейвена. В двенадцать лет меня отослали сюда, к тетке. Она умерла, когда мне стукнуло семнадцать. Вернулась домой, дела там шли просто ужасно, я снова сюда приехала, вышла замуж за парня, как и собиралась. Потом он погиб в жуткой автокатастрофе, а я получила страховку, уехала в Майами, оттуда в Атланту, только мне ни там, ни там не понравилось. Опять оказалась тут, вышла за Грега Каппа… Мы зверски скандалили, пока мне не надоело, и я развелась. Не знаю, куда он делся. И знать не хочу. Теперь совсем скоро будет четыре года, как я здесь работаю. Кажется, все время бегаю, да ведь знаете, как бывает, — трудно сидеть без дела. Работа мне как бы нравится, все ко мне хорошо относятся. Зачем это я вам рассказываю свою историю?
— Потому что мне интересно. Хорошая причина?
— Думаю, настоящая. Бог знает, почему вы заинтересовались. Вы женаты, Тревис Макги?
— Нет. И никогда не был.
— Наверное, вы по работе все время на воздухе? Кажется, в очень хорошей форме.
— Спасательные операции в Форт-Лодердейле.
— На корабле?
— Нет. Свободно работаю по контрактам. Беру что попадется. Живу один на прогулочном судне в порту.
— Ух ты, грандиозно! Что ж, я тоже живу одна, но не на судне. В маленьком коттедже, его мне оставила тетка. Пока мне не исполнился двадцать один год, им владел банк и платил за него. Грег все ко мне приставал, требовал продать. Я рада, что его не послушалась. Переехала после развода, когда у арендаторов кончился срок.
— Должно быть, к тому времени вы хорошо знали Сайприс-Сити?
— Вполне.
— Мне бы хотелось кого-нибудь расспросить про город, про здешних жителей. Про шерифа Хайзера, Фрэнка Бейтера и так далее. Только у вас наверняка полно дел.
— Потому, что сейчас субботний вечер? Ха! Единственное мое дело — подвести итог, сосчитать деньги, сдать Фрэнку, бармену, наличные и чеки.
— Так я могу обождать.
— Я правда недолго.
Она поднялась, сияя улыбкой, заимствованной из нескольких сотен фильмов, отточенной в одиночестве перед зеркалом в ванной, порожденной жаждой романа, чуда, трепетной страстной любви. Это был эпизод счастливой встречи, навеки прославленный Дорис Дэй[6] и ей подобными, нежданный подарок тридцатилетней блондинке с детскими пухлыми губами, которые никогда не станут по-взрослому жесткими. Вечное стремление, вечная надежда, вечная вера — они никогда не исчезнут.