Александр Зеленский - Грядет царь террора
— Помилуй Бог! На это у меня возражений быть не может, — ответил Ягельский. — Да и прогуляться мне не мешает, а то совсем мозги набекрень от трудов праведных…
К Даниловскому монастырю Самойлович и Ягельский подкатили, когда уже начинало смеркаться.
— Где тут у вас бельевая? — поинтересовался Константин Осипович, основательно протрезвевший в дороге. — Лучше всего испытать порошки прямо там.
— Сейчас я распоряжусь, а вы пока погуляйте по саду. Здесь у нас только выздоравливающие бывают.
Погруженный в свои мысли, Ягельский прохаживался по дорожкам сада, полного благоухающими цветами, не обращая поначалу на них никакого внимания. Но потом вдруг опомнился, взглянул на прекрасный сад совсем другими глазами. Кто и как в том зачумленном городе смог вырастить такую красоту, подумалось ему. И тут он увидел совсем еще юную девушку, ухаживавшую за кустами алых роз. Мгновение он стоял как громом пораженный, до того неожиданной и неуместной показалась ему эта идиллическая картинка в чумной больнице. Он так давно не видел ничего прекрасного! Только кровь, пот, гной, грязь. Ну и еще смерть, конечно. А тут на́тебе! Прекрасная незнакомка. Видение неземной красоты…
Приглядевшись внимательнее к девушке, Константин Осипович неожиданно осознал, что видит ее не в первый раз. Но где и когда он встречал ее раньше? Да это же та самая Арина Малова, умиравшая в Угрешской больнице еще в мае, вдруг вспомнилось ему имя девушки. Значит, выжила, поправилась, с каким-то вдохновенно-радостным чувством, переполнившим его, подумал Ягельский.
Неожиданно рядом с девушкой возникла фигура юноши. Девушка, радостно всплеснув руками, бросилась ему на шею.
Ягельский узнал в юноше подлекаря Серафима Сухонина и улыбнулся: «И ты жив, приятель? Молодец! Значит, не такой уж он всемогущий, этот Царь террора! Против истинной большой любви он не властен. Тут не его “епархия”. Тут правит сам Господь Бог…»
Константин Осипович, укрывшись за пышно цветущими кустами, наблюдал за влюбленной парочкой, нисколько не стесняясь своего двусмысленного положения. От того, что он видел, в его зачерствевшем сердце старого циника будто забурлила-заиграла свежая молодая кровь. На душе стало светло и радостно. Такого душевного подъема он давно уже не испытывал.
Глава 10. Когда горят компроматы
«Мерседес» Салова подъехал к корпусу на Окской, 13, где располагался филиал фармпредприятия «Терек», на следующее утро. Из машины выбрался сам Салов с помятым лицом невыспавшегося человека, а за ним и Анатолий Брыксин, отвечавший в совете директоров концерна за службу безопасности. Брыксин был зол как тысяча чертей, поскольку Салов, узнав о нападении на лабораторный корпус в Кашире, наговорил ему по пути туда кучу неприятных слов, пообещав, что больше не будет с ним цацкаться и выгонит к чертовой матери со службы.
Впрочем, осмотрев следы нападения на лаборатории, Василий Степанович немного поостыл.
— Твое счастье, подлец, — сказал он Брыксину, — что дальше лаборатории «А-2» люди в масках не пошли. Как мне сообщили, ими похищен чемоданчик с секретным штаммом под грифом «Гроги», но это не самая страшная потеря для нас. Вот если бы им удалось обнаружить нашу сверхсекретную лабораторию «А-5» и завладеть штаммом под грифом «План», то нам всем стало бы плохо…
В лабораторию «А-5» Салов прошел через лабораторию «А-2». Вход в нее шел через люк, находившийся под одним из лабораторных столов. Нужно было откинуть крышку люка и спуститься на два этажа вниз по железной винтовой лестнице. Только тогда посетители оказывались в хорошо оснащенном современной лабораторной техникой подвале.
Спустившись туда вместе с Брыксиным, Василий Степанович достал из термостата точно такой же дипломат-термостат, каким недавно завладели оперативники Управления Z, и передал его Брыксину.
— Значит так, Анатолий Львович! — проговорил Салов официальным тоном. — Вам надлежит дождаться прихода на работу завлаба Крупина и вместе с ним доставить штамм под грифом «План» в Москву. На всякий случай возьмите с собой самую надежную охрану…
— Будет сделано, — произнес Брыксин.
Забрав дипломат, он поднялся наверх и, зайдя в кабинет Крупина, стал его ждать. При этом не переставал думать о том, что же такое замышляет Салов против него самого. Одно то, что он назвал его по имени-отчеству говорило о многом. Хорошо зная Салова с детства, Брыксин привык, что тот в дружеских беседах называет его просто по имени. Полностью по имени-отчеству Салов называл Брыксина всего раза два в жизни, и оба эти раза ответственный в совете директоров за службу безопасности лишался крупных премий.
«Вряд ли Вася на этот раз будет лишать меня премии, — подумалось Брыксину. — Скорее всего попытается уволить. Неужели у него на это хватит смелости и глупости? Что-то не верится. Наверняка ему хорошо известно про те горы компромата, которые я на него заготовил и которые берегу на крайний случай на своей даче…»
В этот момент Брыксин услышал, как по коридору прошаркал Салов, открыв дверь соседнего кабинета. То, что это прошел именно Салов, а не кто-нибудь другой, догадаться было нетрудно для человека, знавшего Василия как самого себя. Только он мог так шаркать подошвами ботинок по настилу пола. Дурацкая привычка, прилипшая к нему еще в детстве, за что Васю изрядно поколачивала мать. Ведь он, негодяй этакий, умудрялся снашивать обувь гораздо быстрее, чем его сверстники.
Брыксин снова прислушался и уловил звуки голоса Салова, беседовавшего с кем-то по телефону.
«Неплохо было бы услышать то, о чем он там говорит», — пронеслось в голове у Анатолия Львовича.
Собственно говоря, процедура подслушивания для него никогда не была особенно сложным занятием. В кармане у Брыксина всегда имелся врачебный фонендоскоп, аккуратно свернутый и упакованный в пластиковый пакет. Достав его, он тут же вставил в уши слуховые трубки, а мембрану приложил к стене, разделявшей два кабинета.
— Да, да, да!.. — услышал он негодующие нотки в голосе Салова. — Вы были абсолютно правы в отношении Брыксина. Я твердо и бесповоротно решил с ним расстаться! Нет, больше меня никто не переубедит в отношении него, даже пускай не стараются. Вопрос решенный! Только прежде чем я подпишу распоряжение о его увольнении, мне нужно заполучить от него кое-какие документы… Ну, вы понимаете, о чем я говорю! Как только они будут у него изъяты… Как вы сказали? Они сгорели? Вместе с его собственной дачей? Понятно… Вот это я понимаю! Вот это настоящая работа! Тогда я его прямо сегодня и уволю. Вопрос решен!
У Брыксина, услышавшего этот разговор от первого до последнего слова, челюсть отвалилась от неожиданности. Выходит, Вася кого-то нанял, чтобы лишить его, Брыксина, всего компромата на себя. И этот кто-то сумел все обтяпать в лучшем виде. Даже дачу поджег… Гнида! Получается, что за ним, Брыксиным, уже давно наблюдали, выяснили все его «закрома», а затем просто подожгли их. Это был удар, от которого Брыксин так сразу оправиться не мог. А тут еще не вовремя заявился долгожданный Крупин, напыщенный идиот.
Конечно, он сразу заметил, что Брыксин «прослушивает стенку» и по-простецки осведомился:
— Анатолий Львович, вы разыскиваете мой секретный сейф?
— Ни хрена! — грубо ответил Брыксин. — Я ищу подслушивающую аппаратуру. Ею вполне могли напичкать ваш кабинет под завязку наши конкуренты.
— Тогда понятно, — усмехнувшись, сказал Крупин — сорокалетний человек невысокого роста и с неброской внешностью. Единственное, что могло бы выделить его из людской толпы, — это холодные пронзительные глаза, посаженные глубоко под большим лбом с залысинами, от взгляда которых всякому человеку начинало казаться, что его просвечивают рентгеном.
— Мне передали распоряжение президента фирмы о том, что мы вместе с вами должны отправиться сей же час в Москву. Это так?
— Да, уже едем! — заспешил Брыксин. — Я только вас и дожидаюсь…
— Тогда не мешкая в путь! — бодро произнес Крупин.
А президент фирмы «Терек» Салов, переговорив по телефону с Владимиром Нгомо, решил излишне не рисковать, посылая Брыксина с таким сверхсекретным грузом, каким являлся для него штамм микроорганизмов, полученных в лаборатории «А-5». Вдруг он, чего доброго, осмелится не подчиниться его приказу и… Василия Степановича даже в пот бросило от одной этой мысли.
— Где Брыксин?! — закричал он, выглядывая из камбинета.
— Только что уехал вместе с Крупиным в Москву, — проинформировал его кто-то из охраны.
— Черт побери! — пробормотал Салов, хватаясь за голову. — Неужели Толя решится на подобную мерзость?.. Боже мой, только не это!
Бессмысленно побегав по лабораториям, Василий Степанович наконец приказал готовить машину к отъезду.
