Эд Лейси - Блестящий шанс
Она уже окончательно проснулась.
- У меня есть твои восемьдесят пять.
- А еще?
Она пошла к комоду и вытащила кошелек. Двигалась она как сомнамбула.
- Так и знала, что не стоило брать у тебя эти деньги. Вот, у меня есть ещё семь, восемь... девять долларов. Итого девяносто четыре. Когда ты вернешь?
- Скоро. А теперь милая, если сюда придет полиция...
Ее глаза расширились.
- Поли-иция? Туи, что за неприятности у тебя такие?
- Не спрашивай. И ради всеобщего блага, не говори никому обо мне - ты ничего не знаешь. А если полиция будет тебя спрашивать, скажи им правду. Я занял немного денег и уехал в Чикаго, а оттуда в Канаду. А теперь мне пора бежать. Пока, малышка!
- Но... Туи Мур, не забудь, ты мне должен девяносто четыре доллара!
- Об этом не беспокойся. - Я послал ей воздушный поцелуй и направился к своему "ягуару".
Я миновал мост Джорджа Вашингтона, в глубине души ожидая наскочить на полицейский кордон. На первой же заправочной станции я наполнил оба бака бензином, добавил масла, залил воды в радиатор, купил карты автомобильных дорог. Я понимал, что мой "ягуар" бросается в глаза, что служащий бензоколонки его сразу вспомнит. Но я ничего не мог поделать с этим, разве что угнать машину или свинтить где-то другие номера.
Но как угнать машину, я не знал. Снять номера с запаркованной тачки дело нехитрое - но я из-за этого мог вляпаться в историю: если меня вдруг остановят за проезд на красный свет или попросят предъявить права, тут-то я и попадусь. Самое лучшее было оставаться своем "ягуаре". У меня в запасе ещё было немного времени: полиция потратит день на установление личности Томаса, а обо мне не будет ничего знать ещё пару дней. А уж через три-то дня я буду не я, если не найду хоть какую-то верную зацепку. Жаль только, что моих денег хватит всего на неделю.
В двадцать минут пятого утра я уже выезжал из Нью-Джерси и мчался по направлению к Пенсильвании и дальше к Огайо. Я вел очень осторожно, стараясь не превышать положенную скорость, и "ягуар" ровно бежал по шоссе в кромешной тьме, а я размышлял, долго ли мне ещё крутить руль. Я включил радио, но сообщение об убийстве ещё не попало в ночные новости. Я чувствовал себя вполне уверенно, хотя время от времени в душу закрадывалось подленькое ощущение, что никакой я не детектив, а просто спасаюсь бегством.
Потом я заехал на бензоколонку пополнить бак, после чего свернул на пустынный проселок и вышел размять затекшие ноги. Занималось холодное солнечное утро, и было приятно пройтись по траве и земле, вдохнуть полные легкие свежего сельского воздуха.
Я просидел за рулем до полудня. Потом остановился у придорожного ресторанчика. Перед зданием стояло несколько трейлеров, и я решил, что поем на славу. За прилавком стояла лунноликая тетка с растрепанными седыми волосами и обслуживала водителей. Как только я взгромоздился на табурет, эта старая стерва завизжала:
- Нет, нет! Мы не обслуживаем цветных! Ты что не видишь табличку? - и она устремила толстый палец на засиженную мухами бумажку над прилавком:
МЫ ОСТАВЛЯЕМ ЗА СОБОЙ ПРАВО НЕ ОБСЛУЖИВАТЬ... - ну а дальше известно что.
Но это была Пенсильвания, и я сказал:
- Да это пустая бумажка. Ведь в этом штате действует закон о гражданских правах. - На самом деле я был вовсе в том не уверен, но чувствовал себя слишком усталым и разбитым, чтобы хорошенько подумать прежде чем раскрывать рот.
- У меня тут действует высший закон - Божий. Если бы Бог захотел сделать тебя белым, он бы всех нас сотворил одинаковыми. Убирайся!
Один из шоферов хихикнул, и мне захотелось ему как следует вмазать, так что я еле сдержался. Но меньше всего мне сейчас нужна была свара в ресторане. Я встал и бросил старой стерве:
- Вы меня провели. Я-то думал, это заведение для цветных. Я-то увидел вас - ваше темное лицо и курчавые волосы и решил, что у вас цветной крови не меньше, чем у меня. Поэтому я сюда и зашел - только взглянул на вас, и решил, что все в порядке.
Я вышел, а мне в спину полетели её взвизги. Я устыдился своей мальчишеской выходке. И все же надо же было как-то ей ответить. Одно можно сказать наверняка - как поется в старой песне, когда покидаешь Манхэттен, дорога уводит тебя в никуда.
Я развернулся и собрался уже выехать на шоссе, как из ресторана вышел шофер - не тот, что хихикал - и крикнул мне:
- Погоди-ка, приятель!
Он пошел к "ягуару", и я пулей выскочил, уже не в силах себя сдерживать. Это был невысокий крепенький парень с веснушками на бледном лице. По мышкой у него торчал термос. Он протянул его мне со словами:
- У старой карги не все дома. Если хочешь горячего кофе, вот тут у меня полный термос.
- Спасибо. Но я где-нибудь поем. Спасибо.
- Ну как знаешь. Должно быть, музыкант?
- Ага. Еду искать новое место, - ответил я, сел за руль и помахал ему на прощанье.
В следующем городке я остановился у бакалейной лавки, купил батон, сыру и бутылку молока - и уплел все это по дороге. Белые, конечно, те ещё придурки, но я сам не настолько придурок, чтобы затевать по этому поводу скандал в такой день, как сегодня.
СЕГОДНЯ
6.
Я ехал по сельским проселкам с большой осторожностью. "Ягуар" с низко посаженным кузовом не был предназначен для таких дорог. За время своего длинного рассказа я совсем выдохся и умолк, ожидая, что она на все это скажет. Ее молчание заставило меня заволноваться. Когда мы наконец выехали на асфальтированное шоссе, Френсис спросила:
- Можно я сяду за руль? Я ещё никогда не управляла иностранной машиной.
Я остановился, и мы поменялись местами. Она вела спокойно и умело.
- Чем я могу тебе помочь. Туи? - спросила она немного погодя.
- Прежде всего ты должна четко понять, во что ты ввязываешься. Я - в розыске, поэтому помощь мне автоматически делает тебя пособницей преступления или как там это точно называется у юристов.
- Об этом не волнуйся. Мне ведь известно только то, что ты музыкант, и я показываю тебе достопримечательности нашего городка.
- Ну, не все будет так просто, когда они начнут выкручивать тебе руки.
- Ты говоришь так, словно уверен, что тебя сцапают, Туи.
Я положил себе руку на колено.
- Я, пока ехал сюда, о многом успел подумать. Какой смысл самого себя обманывать. В нью-йоркской полиции сидят далеко не ослы, там ушлые ребята. Насколько я могу судить, они уже меня вычислили и разослали листовки с моей физиономией по всем участкам. Милая, мне нужна твоя помощь, очень нужна, но вместе с тем я не хочу, чтобы ты по уши увязла в этом болоте.
- А я хочу тебе помочь. Что же до остального - нельзя перейти мост, пока не доберешься до него. - И с этими словами она свернула на ухабистый проселок.
- Притормози! А то камень из-под колеса может повредить трансмиссию.
Она проехала ещё ярдов двести и остановила "ягуар".
- Ну, что мы будем делать?
- Искать ответы на ряд вопросов. Мэй Расселл недавно уезжала из города?
- Насколько я знаю, нет.
- А ты бы узнала?
- И да и нет. Вообще-то я уже не видела Мэй несколько недель, но в маленьком городке ведь как - если кто-то далеко уезжает, это сразу становится новостью номер один. Словом, я бы знала, если бы Мэй надолго уезжала из города.
Но это все равно ни о чем не говорило. Мэй могла слетать в Нью-Йорк и обратно за один день - и никто бы ничего не узнал.
- А что насчет ее... клиентов? Кто-нибудь из них недавно покидал Бингстон?
Она усмехнулась. У неё был маленький ротик, и её полные губы сложились в презрительную арочку.
- Если верить слухам, в нашем городе все белые мужчины являются клиентами Мэй. Но никто из них уже много месяцев не покидал Бингстон. Завтра я познакомлю тебя кое с кем, кто расскажет тебе все-все про Мэй. И массу вещей про Обжору Томаса. Так, что мы ещё можем сделать?
Я достал досье, позаимствованное у Кей, и приблизил его к освещенным циферблатам приборной доски.
- Когда Томас учился в школе, он побил мальчика по имени Джим Харрис, ударил его камнем и у того было сотрясение мозга. Где теперь Харрис?
- В Южной Америке. Он уехал из Бингстона много лет назад, поступил в колледж и получил диплом инженера-нефтяника. Я точно знаю, что он все ещё в Южной Америке. Папа собирает марки и сдирает их со всех писем, которые Харрис присылает родителям.
- Ладно, в сорок восьмом Томас отсидел пару месяцев с неким Джеком Фултоном за мелкую кражу. А ещё раньше, в сорок пятом, он и этот самый Фултон попали в исправительную колонию. Тебе что-нибудь известно об Фултоне?
Френсис кивнула.
- Он погиб в Корее. Его имя выбито на бронзовом монументе недалеко от нашей школы. Кто еще?
Я вычеркнул Фултона. Беда в том, что больше никого и не было.
- Нет, среди местных больше никого. Но, похоже, Томас уклонился от воинского призыва. Его призывали?
- Не знаю. Дальше.
Она вела себя так, точно мы играли в викторину. Я убрал досье обратно в карман.
- Да вот и все. Ты уверена, что никто из тех, кто лично знал Томаса, не выезжал из города в последние два месяца?
