Екатерина Лесина - Разбитое сердце королевы Марго

Анастасия Повиликина нашлась быстро и на встречу согласилась сразу.

– Только я с собакой буду… вы собак не боитесь?

– Нет.

– Тогда на площадке… я объясню, где это… – Голос у нее был низким, хрипловатым, но в целом приятным.

Да и сама она…

Невысокая блондинка в оранжевом пуховике.

Шел снег, густой и плотный, крупные хлопья сыпались с неба, оседая на мокрых тополях, на крышах низеньких домов, что виднелись за краем поля, на пожухлой траве и тропинках.

Серый с белым пес носился по полю, то припадая к земле, то подпрыгивая, пытаясь поймать очередную, чрезмерно крупную снежную бабочку. И когда получалось, заходился громким лаем.

– Шаман, – сказала Настасья, поправляя шапку, которая была ей велика и норовила съехать набок. – Молодой еще, непоседливый… хотя и порода сама по себе такая… нужно выход энергии давать.

Пес обнаружил черную проплешину высыхающей лужи и с огромным наслаждением плюхнулся в нее, покатился, смешно дрыгая лапами.

– Ну вот опять. – Настасья вздохнула: – Хаски, а ведет себя как свин… Шаман, ко мне!

Пес подскочил и со всех ног бросился к хозяйке…

– Вот же… – Настасья успела увернуться от слюнявого поцелуя, но не от брызг грязи. – Извините… наверное, это была не самая лучшая идея, но домой пригласить не могу. У меня Эльза ощенилась, ей покой нужен… а на работе не поговоришь толком… и вот…

– Ничего.

У Шамана были невероятные голубые глаза. И он улыбался, совершенно не раскаиваясь в содеянном, вообще выглядел на редкость счастливым.

– Бестолочь, – ласково произнесла хозяйка. – А Эльза – чихуа-хуа. Они дружат. Она к Шаману греться приходит, забирается сверху или между лап зарывается в шерсть… но вы не о них. Я о них долго могу… вам про Варвару… вы похожи.

– Сестра моя. Двоюродная. Как выяснилось.

– Сестра… – Настасья перехватила поводок. – Вы похожи, но вы другая… она нехороший человек… не знаю, как объяснить… наверное, если сначала, то… мы с ней дружили. То есть не совсем, чтобы дружили… приятельствовали. Соседи по дому. Она не говорила?

– Нет.

– Ясно. А раньше частенько ко мне забегала. Разница не такая и большая, три года всего, но она в школу пошла в семь лет… я в шесть… и вот получилось, что вроде по календарю и три года, а она еще в одиннадцатом классе, я же почти универ закончила.

Шаман, плюхнувшись на пузо, пополз по грязи, норовя подобраться к стайке толстых ворон.

– Я ее жалела. У нее родители были такими, ну знаете, такими… строгими очень. Из дому лишний раз не выпускали, а если выпускали, то требовали отчитаться, где она и что с ней. Отец и за ремень брался время от времени. Нет, сначала она ничего такого не рассказывала. Вообще была молчаливой, не здоровалась ни с кем. Старуху Зинку это очень злило, но она на всех злилась, без разбору.

Вороны, прервав свой важный разговор, следили за псом.

– Мне, честно говоря, было не до какой-то там Варьки, я как раз на первый курс поступила… учиться надо… у меня синдром отличницы, так говорят. То есть нужно, чтобы все было на «отлично», а это времени занимает немало. А тут вдруг сосед пришел. Попросил, чтобы я с его дочерью математикой позанималась. Вроде как репетитор. Только если настоящего репетитора нанимать, то дорого выйдет. Со мной проще, я ведь студентка… согласилась. Рада была подработке.

Ученица оказалась недовольна.

Настасья отчасти ее понимала, ей самой идея не слишком-то нравилась, не чувствовала она в себе педагогического таланта, но с другой стороны, деньги обещали пусть и небольшие, но всяко не лишние для студентки. Вот она и старалась. Объясняла тему.

Примеры решала.

Задачи.

Варвара слушала молча, кивала изредка и рисовала в тетради звездочки.

– Тебе что, – не выдержала Настасья, – совсем плевать?

– На математику? – уточнила Варвара. – На математику – совсем… но если не буду приходить, то папаша на говно изойдет.

Она вздохнула:

– Достал уже. Хочет, чтобы я в отличницы выбилась.

– А ты?

– А я не хочу. – Она упрямо поджала губы.

И это нежелание было Настасье совершенно не понятно. Ведь Варвару нельзя было назвать глупой, скорее напротив, она обладала острым умом, хорошей памятью, но упорно отказывалась делать хоть что-то.

– Ты не понимаешь. – После третьего посещения Варвара немного оттаяла. – Ну на кой мне эта математика?

– Чтобы поступить.

– Куда?

– А куда ты хочешь?

– Никуда не хочу. – Варвара забиралась на диван и спокойно подпиливала ногти. Она и Настасье маникюр сделала, сказав, что смотреть не может на эти запущенные руки. – Я замуж выйду.

– Выйдешь, конечно. А дальше-то что?

– Нет, Насть, ты не понимаешь, я выйду замуж и стану домохозяйкой. Буду сидеть дома… готовить там, уют создавать и все такое… я классно готовлю… и за собой следить буду, конечно. Если за собой не следить, то самый неприхотливый мужик налево бегать станет. Знаешь, какая сейчас конкуренция?

Как бы там ни было, но учиться Варвара стала лучше, и отец ее, вскоре забыв о том, что Настасью нанимал, теперь просто отпускал дочь в гости, полагая, будто соседка примером своим благотворно влияет на ветреную Варвару.

В действительности было наоборот.

Варвара приходила.

Забиралась на диванчик, который полагала своим, и заводила разговор… о чем?

О ногтях и волосах, нуждавшихся в уходе. Вот Настасья за своими не следит, потому и кончики у нее секутся, и сами волосы тусклые… маску сделать надо.

Кефирную.

Или дрожжевую… или еще какую-нибудь. И делали вдвоем, намазывали голову или лицо. Укутывали ноги восковыми носочками… вариантов было множество, главное, что Настасья от этих визитов начала получать преогромное удовольствие.

– Сама посуди… вот допустим, закончу я институт. И что дальше? Работать? А где? На приличное место меня не возьмут без протекции. – Варвара разминала малину, мешая ее с домашней сметаной. – Остается захудалый офис с такой же захудалой зарплатой. Мешок коллег в придачу. Вечная грызня. Вон, папаша мой начальником… говорит, к себе в контору возьмет, только мне от того не весело совсем. У него подчиненных – две старухи, и те меж собой ужиться не способны. А потом еще и я… он же меня и дома достает… нет, закончу школу, выйду замуж, и пусть себе думает что хочет.

Маски она накладывала сама, не доверяя это важное дело Настасье.

– Думаешь, с мужем будет проще, чем с отцом? – Лежать следовало молча, но у Настасьи никогда не получалось столько молчать. – Вот смотри, получится, что ты целиком от него зависеть будешь. Он зарабатывает деньги, а ты – иждивенка… и если вдруг захочет уйти…

– Не захочет, – уверенно ответила Варвара.

– Почему это?

Уходили и от красивых, знаменитых… а Варвара не знаменита. И красивой ее назвать сложно. Внешность она, конечно, яркую имеет, только этого для жизни недостаточно.

– Потому что… у меня штука одна имеется. Она любого приворожить может.

– Чушь.

– Не веришь? – Варвара села. – А вот и зря! У меня бабка ведьмой была! Дед на нее до последнего дня надышаться не мог… она мне и дала… сказала, что если найду свою судьбу, то она со мною и останется…

– Чушь это все! – фыркнула Настасья, которая совершенно в сверхъестественное не верила.

– Вот увидишь! – Варвара, кажется, обиделась.

И ушла раньше обычного.

Не появлялась она дня три, а после вернулась как ни в чем не бывало. Правда, больше тему замужества не поднимала. Болтали… а ни о чем болтали, отдыхая, Варвара – от родителей, Настасья – от учебы.

– Потом она ненадолго исчезла… точнее, теперь я понимаю, что исчезла не она, а я… увлеклась немного.

– Учебой?

Настасья рассмеялась.

– Андреем… хотя и учеба тоже… не буду врать, что сильно увлекла, но не в моем характере было упускать ее. Наверное, я уродилась такой… чересчур практичной, не способной с ходу в омут головой… Андрея я любила.

Лицо Настасьи побледнело, а под глазами проступили темные круги.

– Знаете, это была не та любовь, которая просто безумие… я вообще, как юрист, не слишком-то безумие одобряю… но я как-то сразу поняла, что именно с этим человеком я смогу жизнь прожить. Не до свадьбы, а по-настоящему, как говорят, что и в горе и в радости… вместе всегда. Я могла с ним разговаривать. Не только о любви, но вот… рассказывать обо всем. Не важно, о сплетнях университетских, о политике, о книгах, фильмах. Он слушал. И не только слушал. Вы не представляете себе, как сложно найти человека, который бы тебя понимал. С тобой говорил. И слушал. И… и я не сомневалась, что все у нас с Андреем сладится. Его мать тоже меня приняла.

Грустная улыбка.

И Шаман, оставив ворон в покое, спешит к хозяйке с утешением. Он скачет, норовя лизнуть в нос, и Настасья уворачивается.