Джо Алекс - Третий король
— Все в порядке.
— Погаси свет. На всякий случай, а то вдруг кто-нибудь наблюдает снаружи. — И когда Катажина щелкнула выключателем и ночник потух, Вечорек забубнил позывные:
— Здесь павлин... здесь павлин... здесь павлин.
— Одиннадцать двадцать пять, — негромко констатировал сержант. Он поднес к глазам бинокль и неторопливо оглядел темный горизонт, окутанный белой снежной крупой. Вдруг он вздрогнул и толкнул локтем Пулторака, не отрываясь при этом от окуляров:
— Какая-то машина. Со стороны Варшавы.
Капитан взял у него бинокль и стал следить за огнями автомобильных фар, которые слабо мерцали во тьме. Машина направлялась к Борам.
— Что за охота садиться за руль в такую метель, — проворчал сержант. —Тут, как говорится, хороший хозяин и собаку на улицу не выгонит, не то что...
— Тише, — прервал его капитан. — Они вот-вот будут у ворот замка, и фары погасили.
Раскрылась дверца служебной «варшавы», и оттуда послышалось:
— Шеф, позывные павлина!
— Наблюдайте за машиной, — сказал Пулторак, передавая сержанту бинокль.
Он быстро подошел к «варшаве», сел в нее и захлопнул за собой дверцу.
— Здесь павлин... здесь павлин...
Пулторак улыбнулся.
— А помнит ли павлин о воскресенье? — тихо произнес он в микрофон. В памяти у него всплыла сказка о гордом павлине, который хвастался на птичьем дворе, что в воскресенье им будут восхищаться все хозяйские гости — и так оно и вышло. В воскресенье он украсил собой стол на званом обеде.
В окошко машины постучал сержант.
— Подожди минутку, — сказал Пулторак в микрофон и опустил стекло.
— Машина с погашенными фарами остановилась вблизи замка, — сержант не отрывался от бинокля. — Капитан, она не двигается. Но никто не выходит, я бы на фоне снега заметил... Нет, вот кто-то вылез. Вижу его отчетливо.
Вечорек тоже улыбнулся, услышав намек на павлина, который не дожил до понедельника. После минутной паузы раздался голос капитана Пулторака, несколько искаженный помехами в эфире.
— Слышу тебя. Здесь аист.
Катажина подошла к окну и осталась там, глядя из-за занавески в темноту.
— Мы выполнили все, что следовало, — докладывал Вечорек, — в соответствии с планом, и даже больше того. Нам крупно повезло. Мы видели, как следом за нами кое-кто снова подменил картину.
— И ты знаешь, кто это? — спросил его неожиданно отчетливо и чисто голос коллеги.
— Знаю.
— Давно это было?
— Только что. Минут пять, не больше.
— Я спросил потому, что здесь, у ворог замка, стоит на шоссе машина с погашенными фарами. Приехала совсем недавно.
— Стефан, — тихо окликнула Катажина.
Вечорек поднял голову.
— Подожди, аист. Что-то случилось. — Он встал и подошел к Катажине, которая нетерпеливо манила его рукой.
— Что такое?
— Там! Видишь? Там только что промелькнула тень. Кто-то перебегал от дерева к дереву, а за ним тень поменьше. Наверное, та страшная собака. А сейчас я уже ничего не вижу.
— От замка к воротам?
— Вроде бы да: вон там я их заметила, а вон туда они скрылись.
— Ясно. — Вечорек вернулся к рации и склонился к микрофону. — Послушай, кажется, это то, чего мы ждем. Похоже, наш вор вынес картину и идет по направлению к вам, то есть к той машине. Вы хорошо ее видите?
— Так себе, ведь до нее метров четыреста, а то и все полкилометра, да еще буран!
— Смотри внимательно, если я не ошибаюсь, он сейчас выйдет из ворот. Кася видела, как он скрылся в кустах под деревьями. Будет у вас через две-три минуты.
— Ты точно знаешь, кто это? — повторил Пулторак.
— Да. Мы оба его опознали.
— Ладно, отлично. Действуй по инструкции. Если он покажется и передаст водителю машины сверток, то я снимаю отсюда пост, и мы подождем у перекрестка, а потом проводим гостя до Варшавы, или куда он поедет. Надеюсь, у вора копия?
— Естественно. Картина у меня в комнате.
— Прекрасно. Пока.
— Пока. Не забудь утром послать машину за Катажиной, а может, и за мной, если это и впрямь тот человек, о котором мы думаем.
— Не забуду. Я сейчас же передам все по рации полковнику, дай только с машиной разберусь. Пока она стоит на том же месте. Привет.
— Удачи.
Вечорек неторопливо засунул обратно в коробку антенну, выключил передатчик и положил его в сумку.
— Мне кажется, что нам тут больше делать нечего.
Он потянулся и подошел в темноте к Катажине.
— Зажечь свет? — прошептала Рогальская.
— Нет. Он вот-вот должен вернуться. Лучше будет, если он не догадается, что в замке кто-то бодрствует.
Вечорек поднес к глазам часы и в бледном отсвете бесконечной снежной белизны за окном разглядел циферблат.
— Тридцать три минуты двенадцатого. Надо бы пойти удостовериться, что картину подменили. Но ведь он сейчас вернется, и мы с ним наверняка столкнемся. Не спугнуть бы.
— А что в этом такого? Теперь, поскольку машина уехала, мы можем спокойно арестовать пана хранителя — и все дела.
Вечорек отрицательно покачал головой.
— У нас есть четкие инструкции. Раскрываться нам ни в коем случае нельзя. Полковнику важно не помешать замыслам Интерпола. Янас и так у нас в руках. Никуда он не денется. Вдруг мы возьмем его, а кто-нибудь из агентов «Синдиката» шифровкой или лично, если у них есть филиал в Варшаве, информирует шефов об аресте их польского сообщника. Тогда картина будет немедленно уничтожена или спрятана так надежно, что она никогда в жизни не попадет в руки Интерпола.
— Что же нам делать?
— Ничего, — рассмеялся Стефан. — Если все произошло так, как мы предполагаем, то завтра мы уже наверняка будем в Варшаве. Дворцы не для нас, товарищ поручик! Противник торопился и тем самым сократил наш отпуск.
Катажина опять уставилась в темноту за окном. Белая полоса, тянущаяся к воротам, окаймленная черными деревьями и полузасыпанными кустами, была пуста. Ветер, кажется, утих, но снег все шел и шел, мягко ложась на оконное стекло.
— Короче говоря, все как в сказке для взрослых. Я была права. Завтра я доставлю в Варшаву оригинал «Третьего короля», который надежно спрятан в нашей комнате. Мы своими глазами видели вора и то, как он заменял картину, а Тадек Пулторак следит сейчас за тем, кто уехал на машине и увез с собой копию, которую мы им в нужный момент подсунули. А утром, ты, верно, и представить себе не мог, что все пройдет так гладко.
— Нет, конечно. Меня это даже как-то беспокоит. Я как раз прикидываю, нет ли где прокола. Вообрази себе, к примеру: спускаемся мы завтра вниз и видим, что копия с колокольчиком без язычка висит себе там, куда мы ее повесили.
— Ты что?! Я же сама видела, как он принес новую копию и начал менять картины. Естественно, что «Синдикат» приготовил свою собственную копию. Теперь у нас целых три «короля», все как положено. — Катажина засмеялась. — Да еще эта машина у ворот. Она же наверняка ждала картину.
— Машина могла встать из-за поломки, а хранитель взять картину на пару минут или пару часов. Может, он сидит сейчас у себя и что-то там про неё пишет. Вдруг здесь нет никакой связи?
— Слишком много совпадений. Ты же прекрасно знаешь, что все обстоит именно так, как мы это видели и как планировали полковник и тот парижанин.
— Тогда это редчайшее стечение обстоятельств за всю мою полицейскую карьеру, — буркнул Вечорек. — Жаль, что нельзя пойти и все проверить. Придется набраться терпения. — Он отошел от окна и уселся на край кровати. — Хотя ты, наверное, права. Завтра полковник отзовет меня, и я вернусь к своим святым. Надеюсь, патрон никому не успел передать мои дела, а то напутают, а я разбирайся потом целый месяц!
— Глупости. — Катажина присела рядом, — Текучка есть текучка, и стоит только отвернуться, как кто-нибудь что-нибудь напутает. Но ведь завтра воскресенье! Мы не были на работе всего-навсего полдня. Не думай об этом.
— А о чем мне думать?
— О том, как завтра утром мы, офицеры полиции, станем завтракать с вором, которого застигли, можно сказать, на месте преступления. Завтракать, как ни в чем не бывало.
— Я предвкушаю, — серьезным тоном сказал Вечорек. — Не передадите ли сахар, пан хранитель? Благодарю вас, пан хранитель. Не желаете ли джема, пан хранитель?
— А так прилично выглядит! Никогда бы на него не подумала, если бы не видела все сама. Спокойные, мудрые, серые глаза, как пишут в романах. Невольно вызывает к себе доверие.
— Внешность обманчива, — буркнул Стефан свое любимое изречение. — Интересно, сколько ему заплатили? Много, наверное, и именно за то, что он выглядит таким неподкупным.
— Думаю, тысяч пять долларов, а то и все десять.
— Подозреваю, что гораздо больше. Картина стоит сотни тысяч, и он это отлично знает. Не хуже, чем члены «Синдиката».
— Если бы мы его не схватили за руку, ему бы на всю жизнь хватило, — вздохнула Катажина. — А знаешь, я бы тоже хотела быть богатой, пускай недолго. Хотя бы месяц. Ощущать, что у меня есть деньги на все, чего я ни пожелаю.
