Фридрих Незнанский - Криминальные прогулки
Яковлев тоже смотрел на Константина Дмитриевича и тоже гадал в этом направлении: «Наверное, сейчас он предупредит, чтобы мы не отступали от норм законности и права. Или напомнит о лежащей на нас ответственности…»
Коломиец наклонил свою умную голову набок и, искоса наблюдая за Меркуловым, думал, поджав губы: «Скорее всего, проинструктирует, как нам поступать в том или ином случае… Будто мы сами не знаем…»
А Константин Дмитриевич тем временем откашлялся и сказал:
– Сегодня футбол – финал Кубка. Вся столица к экранам прильнет. А вам в поезде трястись. Сочувствую.
Верным оказалось лишь предположение Турецкого.
Константин Дмитриевич развернулся и пошел к выходу. Только у самой двери обернулся на «важняка»:
– Ты, Саш, через полчасика зайди ко мне за командировочными…
На вокзале в Туле Турецкого и оперов встречали начальник городского управления милиции полковник Никитин и прокурор города Клюев. Последний довольно угрюмо оглядел выходящих из вагона представителей Генпрокуратуры, однако за мгновение до того, как они подняли на него глаза, успел изобразить на лице радушную улыбку.
– Приветствую вас! – раньше начальника милиции кинулся Клюев к Турецкому, безошибочно узнав в нем главного в прибывшей тройке.
– Здравствуйте… – несколько растерянно пожал протянутую ему руку Александр. – А вы, простите, кто будете?
Клюев представился и сказал, что они с Павлом Тимофеевичем (тут он полуобернулся на начальника милиции: «Павел Тимофеевич, ну идите же!»), так вот, они с Павлом Тимофеевичем очень, ну просто очень-очень рады встрече с коллегами из Москвы.
– А как вы нас узнали? – удивился Турецкий.
Клюев развел руками и сделал несколько даже обиженное лицо, как бы выражая им укоризненное недоумение: «Да за кого же вы нас принимаете? Неужели вы думаете, что мы вас – вас! – не узнаем!»
В этот момент к ним подошел Никитин, тоже представился, но не так разлюбезно, как Клюев, а сухо и по-деловому.
Турецкий и оперы назвали свои фамилии и должности.
– Ну что, теперь в гостиницу? – осведомился Клюев и, почему-то облизнувшись, добавил: – Там вам такие номера приготовлены – блеск!
Оперы посмотрели на Турецкого.
Тот хотел что-то сказать, но Клюев успел раньше:
– Встречу мы вам организуем по полной программе! Банкетик закатим что надо! – И коричневые глаза городского прокурора блеснули как наполненные коньяком хрустальные бокалы.
– Нет! – решительно произнес Турецкий. – Никакого банкета! – Он даже ладонь перед собой выставил, будто отодвигая предложенную ему тарелку со снедью.
– Нет? – растерялся Клюев.
– Нет! – еще раз повторил «важняк».
Тогда оживился Никитин:
– Может, съездим на место, где нашли машину? – спросил он.
– Именно! – рубанул воздух указательным пальцем Турецкий. – Именно туда мы и поедем!
Начальник милиции сделал приглашающий жест в сторону шумящей невдалеке привокзальной площади:
– Тогда прошу! Машина ждет!
– Вот это хорошо! – кивнул Александр, и все дружно двинулись вдоль поезда по мягкому, прогретому солнцем асфальту перрона. Впрочем, Клюев чуть отставал, из-за своей тучности не поспевая за коллегами, и бросал им в спины нехорошие взгляды.
…Первый помощник Вячеслава Витальевича Семенова и, по меткому выражению одного из недоброжелателей, «рябой кардинал» Тулы Андрей Петрович Садчиков всегда был рядом с мэром. Либо в прямом, либо в переносном смысле.
В прямом смысле он был с ним, например, на торжественных встречах в Москве, когда мэр отчитывался перед высоким руководством о проделанной работе, а Андрей Петрович, как глава его аппарата, подсказывал ему кое-какие цифры, заглядывая в папочку, которую специально для этого держал наготове.
В прямом смысле Андрей Петрович был с мэром и тогда, когда тот учинял разносы подчиненным, требуя от них неукоснительного выполнения того-то, и того-то и чтоб быстрее, а не то атата. Садчиков сидел в этих случаях за большим круглым столом по правую руку от мэра и вполголоса, как бы невзначай, словно бы больше занимаясь просматриванием какого-то документа, напоминал Семенову, кого тот еще забыл раздолбать в пух и прах и мимо какого вопиющего факта пронесся смерчем, а виновного в нем не поднял в воздух, не покрутил как следует и не шлепнул что есть силы оземь.
Чаще всего Андрей Петрович глухо сообщал мэру, что тот еще не шлепнул оземь начальника городского управления милиции полковника Никитина. Однако мэр всегда и сам это помнил, сознательно оставляя разнос Павла Тимофеевича на десерт. К десерту аппетит мэра разгорался до такой степени, что он готов был проглотить начальника милиции вместе с орденскими планками и заколкой на галстуке, но ни разу еще не проглатывал, потому что тот каждый раз очень убедительно отклонял все предъявляемые ему претензии и даже поворачивал их так, что виновным непостижимым образом оказывался сам Семенов.
Когда становилось ясно, что простую солдатскую логику Никитина не сломить никакими ухищрениями, Андрей Петрович внезапно находил в изучаемом им документе такое место, отвлечься от которого не было ну совсем уж никакой возможности, и, уткнувшись в бумаги, окончательно терял интерес к происходящему в совещательном зале.
Мэр тоже быстро стихал, будто боялся, как бы орденоносец Никитин не перешел вдруг в атаку, тоже не взвился бы смерчем и не поднял вверх тормашками его самого. Потому что поднимать его было за что. Кстати, Андрей Петрович, склонявшийся над листками и время от времени сосредоточенно закатывавший глаза к потолку, знал это лучше других.
Ибо и в те моменты, когда мэр проявлял себя так, что его вполне можно было шлепнуть за это оземь, Андрей Петрович тоже был с ним. И тоже в прямом смысле этого слова.
Например.
В мае прошлого года группа вооруженных короткоствольными автоматами людей в защитной униформе прибыла на крупнейшую в городе нефтебазу. Легко смяв рыпнувшуюся было охрану, они прошли в административный корпус и, до заикания перепугав секретаршу, вломились в кабинет директора. Тот вскочил из-за стола, но тут же снова сел, потому что правильно понял намек, который дал ему старший из униформистов, направив на него черное толстое дуло.
– Что вам надо? – вжался в спинку кресла директор.
Старший усмехнулся:
– Платить-то будешь?
Он не пояснял, кому платить и сколько. Хозяин кабинета и сам должен был это знать.
– Но с какой стати?! – нашел в себе последние силы для возмущения директор.
Старший не счел нужным отвечать на этот глупый, по его мнению, вопрос и дал своим знак начинать. Униформисты спустились в бухгалтерию, шуганули в разные стороны служащих и остановились перед тяжеленным стальным сейфом, где хранилась наличность. Ее сохранность обеспечивал японский кодовый замок.
– Скажешь код? – спросил старший у ошарашенной женщины – главбуха.
– Нет! – геройски мотнула та крашенной в рыжий цвет головой.
– Ну и не надо! – пожал плечами старший и предположил, что заветная комбинация может быть следующей: три бронебойных короткой очередью плюс один в довесок.
Он нажал на курок и через секунду убедился, что оказался прав. Оглушенные служащие бросились в коридор и не увидели, как дверца сейфа открылась, явив взорам униформистов многочисленные пачки денег.
Между тем директор нефтебазы наяривал в это время по телефону в милицию.
– Че? – переспросили там. – Грабят вас? Люди в униформе? А на униформе че написано? «Меркурий»? – Потом помолчали и с явной неохотой буркнули: – Ладно… Скоро будем…
Это «скоро» растянулось часа на три. Когда милицейский «уазик» наконец подкатил к проходной, из нее как раз выходил хмурый директор. Увидев «молниеносных» стражей порядка, он рассказал им обо всем, что произошло. Те сделали лица, какие в старых фильмах про революцию бывали у чекистов, когда они стояли в финале под развевающимся красным стягом и смотрели куда-то в неведомую даль, исполненные решимости выжечь каленым железом всю контру.
– Разберемся! – сказали милиционеры и уехали. Для полноты картины не хватало только, чтобы из включенной в их салоне на полную мощность магнитолы донеслось: «Наша служба и опасна и трудна!» Но нет. В магнитоле была заряжена кассета Киркорова, который пел не соответствующую моменту «Зайку мою». И когда «уазик» отъехал уже далеко, директор услышал, как блюстители законности громко подпевают:
– Зайка моя, я твой зайчик!
Вечером «зайчики» позвонили директору домой и сказали, что выяснили все обстоятельства дела, после чего пришли к выводу, что ему лучше не писать никакого заявления.
– Как это? – не понял директор.
– А так! – сказали ему с той многозначительной интонацией, которая и объясняла все лучше всяких слов.
– Понятно… – поник директор.
– Вот и хорошо! – обрадовались на другом конце и добавили, что если еще какие-трудности, то обращайтесь, мол, мы всегда поможем. Наша служба, мол, только на первый взгляд как будто не видна. А вообще-то в нас сидит это, как его… чувство долга, во! И опустили трубку. Причем перед тем, как из нее донеслись короткие гудки, директор отчетливо услышал хохот и восклицания тех, кто сейчас окружал позвонившего:
