Морье Дю - Французов ручей

--Не стану.

--И не станете проситься на берег в самый неподходящий момент?

--Нет.

Она посмотрела на него обиженно и сердито, а он вдруг рассмеялся и, поднявшись, начал раскидывать ногой тлеющие угли -- огонь погас, их обступила темнота.

--Давайте поспорим, что меня не укачает и что я не запрошусь на берег, -- сказала она.

--А что ставите? -- спросил он.

--Свои серьги с рубинами, те, что были на мне во время ужина в Нэвроне.

--Ну что ж, -- согласился он, -- цена подходящая. С таким богатством можно забыть о разбое. А что вы хотите взамен?

--Сейчас подумаю. -- Она помолчала, глядя на воду, затем проговорила с озорной улыбкой: -- Прядь волос из парика Годолфина.

--Обещаю вам весь парик целиком.

--Идет, -- ответила она и, повернувшись, направилась к лодке. -- Тогда не будем терять времени. Все остальное за вами. Когда отплываем?

--Я ничего не успел обдумать.

--Но завтра, надеюсь, вы уже начнете?

--Непременно.

--Постараюсь вам не мешать. У меня тоже есть кое-какие дела. Мне, похоже, самое время сейчас заболеть. Подозреваю, что болезнь окажется заразной и ни детям, ни няне не разрешено будет навещать меня и только Уильям сможет беспрепятственно заходить в мою комнату. Бедный Уильям, ему придется каждый день носить еду и питье для мнимой больной.

--Неплохо придумано!

Она уселась на скамью, француз взялся за весла, и лодка медленно поплыла вверх по течению, туда, где в мягких вечерних сумерках неясно вырисовывался силуэт корабля. Чей-то голос окликнул их с палубы, француз ответил по-бретонски и двинулся дальше, к пристани в устье ручья.

Молча, не проронив ни слова, они поднялись по лесистому склону и едва вошли в парк, как часы на конюшне пробили половину одиннадцатого. Уильям, наверное, уже ждал ее в карете, чтобы отвезти к дому, как было задумано.

--Итак, -- спросил француз, -- вы довольны вечером, проведенным у лорда Годолфина?

--Очень, -- ответила она.

--А рыба вам понравилась?

--Рыба была превосходна.

--Боюсь, что на море аппетит у вас пропадет.

--Наоборот, на свежем воздухе он должен еще больше разыграться.

--Предупреждаю, мы выйдем задолго до рассвета -- корабль зависит от ветра и течений.

--Чем раньше, тем лучше.

--Будьте готовы, я в любой момент могу за вами прислать.

--Хорошо.

Они вышли из-под деревьев и ступили на аллею. Невдалеке виднелась карета, Уильям стоял рядом с лошадьми.

Француз остановился в тени деревьев и посмотрел на Дону.

--Здесь я вас покидаю, -- сказал он. -- Вы не передумали?

--Нет, -- твердо ответила она.

Они улыбнулись друг другу, чувствуя, что между ними рождается какое-то новое, глубокое и сильное чувство, словно там, в будущем, не известном пока ни ему, ни ей, их ждала волнующая и приятная тайна. Затем он повернулся и скрылся в лесу, а Дона двинулась по аллее между двумя рядами высоких буков, которые тянули свои голые узловатые ветви к летнему небу и что-то тихо нашептывали, словно хотели поведать ей о будущем.

10

Проснулась она оттого, что Уильям тряс ее за плечо и тихо приговаривал:

--Вставайте, миледи, хозяин велел передать, что корабль отплывает через час.

Дона быстро села в кровати. Сон как рукой сняло.

--Спасибо, Уильям, я буду готова через двадцать минут. Который час?

--Пятнадцать минут четвертого, миледи.

Он вышел. Дона раздернула шторы и увидела, что за окном темно, рассвет еще не наступил. Она начала торопливо одеваться, чувствуя, что руки дрожат от волнения, а сердце боязливо замирает в груди, как у мальчишки-проказника, собирающегося тайком удрать из дома. С тех пор, как они ужинали с французом у ручья, прошло уже пять дней, и за все это время он ни разу не подал о себе вестей. Она понимала, что ему сейчас не до нее, и спокойно ждала, даже не помышляя о том, чтобы спуститься к реке или отправить туда Уильяма: она знала, что, закончив свои дела, он обязательно за ней пришлет. Их уговор не был шуткой или минутным капризом, возникшим под влиянием упоительной летней ночи и благополучно забытым на следующее утро, -- нет, это была серьезная сделка, настоящая проверка на прочность -- и для него, и для нее. Иногда она вспоминала о Гарри, представляла, как он живет сейчас в Лондоне, ездит верхом, развлекается, ходит по тавернам, по театрам, часами просиживает за картами с Рокингемом. Сцены, возникающие перед ее мысленным взором, казались ей странными и далекими, не имеющими к ней ровно никакого отношения. Все, чем она жила до недавнего времени, вдруг отодвинулось в прошлое, и даже сам Гарри стал призрачным и нереальным, как тень из чужого мира.

Да и Доны, той Доны, которая жила тогда, тоже больше не существовало. Женщина, занявшая ее место, воспринимала действительность совсем иначе -острей, глубже, вносила теплоту и страсть в каждое свое слово, в каждый жест, умела по-детски простодушно радоваться любой мелочи.

Лето одаряло ее радостью и светом; она просыпалась рано утром, бродила с детьми по лесам и лугам, собирала цветы, а после обеда растягивалась где-нибудь под деревом и с наслаждением вдыхала аромат дрока, ракитника и колокольчиков. Самые простые, обыденные вещи, такие, как еда, питье, сон, доставляли ей теперь ни с чем не сравнимое удовольствие, вызывали тихую, блаженную радость.

Да, той Доны, которая лежала когда-то в огромной кровати под балдахином в доме на Сент-Джеймс-стрит, прислушиваясь к возне двух спаниелей в корзинке на полу и глядя в распахнутое окно, за которым в тяжелом, душном воздухе раздавались крики мастеровых и разносчиков, -- той Доны больше не было.

Часы во дворе пробили четыре, и с последним их ударом Дона -- не та, прежняя, а новая, преображенная Дона, в поношенном платье, приготовленном в подарок какой-нибудь крестьянке, в шали, наброшенной на плечи, и с узелком в руках -- быстро сбежала по лестнице в зал, где, подняв над головой свечу, уже стоял Уильям.

--Пьер Блан ждет вас в лесу, миледи.

--Хорошо, Уильям.

--Я присмотрю за домом, миледи, и прослежу, чтобы Пру как следует заботилась о детях.

--Я на тебя полагаюсь, Уильям.

--Сегодня утром я сообщу слугам, что вы простудились и хотите несколько дней полежать в постели, а так как болезнь может оказаться заразной, детям и няне не следует вас пока навещать -- я один буду ухаживать за вами.

--Отлично, Уильям. Я думаю, что все пройдет как по маслу. Ты прирожденный лжец. С таким лицом, как у тебя, можно обмануть кого угодно.

--Я знаю, миледи. Женщины частенько говорят мне об этом.

--Да ты, оказывается, еще и отъявленный сердцеед. Просто страшно оставлять тебя здесь одного среди стольких ветреных особ.

--Клянусь, миледи, я буду с ними строг, как отец.

--Да, Уильям, пожалуйста, будь с ними построже. Особенно с Пру -- она иногда любит лениться. Если что, можешь ее побранить.

--Непременно, миледи.

--И не позволяй мисс Генриетте болтать за столом.

--Да, миледи.

--А если мастер Джеймс потребует вторую порцию клубники...

--Он ее обязательно получит, миледи.

--Но только так, чтобы Пру не заметила. Где-нибудь у тебя в буфетной, после обеда, хорошо?

--Не волнуйтесь, миледи, все будет в порядке.

--Ну, мне пора. Может быть, пойдешь со мной?

--Увы, миледи, мой организм не приспособлен к длительному пребыванию на море и к сражению с бурной морской стихией.

--Ты хочешь сказать, что от качки тебя мутит?

--Вы как нельзя лучше выразили мою мысль, миледи. И, раз уж речь зашла о моем прискорбном недуге, позвольте предложить вам вот эту коробочку с пилюлями. Они нередко выручали меня в прошлом, может быть, и для вас окажутся полезными.

--Спасибо, Уильям, ты очень заботлив. Давай сюда свои пилюли, я положу их в узелок. Видишь ли, мы с твоим хозяином поспорили. Он утверждает, что я в конце концов поддамся, а я говорю, что нет. Как ты думаешь, кто из нас прав?

--Простите, миледи, я что-то не понял: поддадитесь кому?

--Не кому, а чему, Уильям. Бурной морской стихии, разумеется.

--Ну да, конечно, как же это я сразу не догадался? Да, миледи, я уверен, что это пари вы выиграете.

--Никакого другого мы с твоим хозяином и не заключали.

--Понимаю, миледи.

--Уильям, ты что, не веришь мне?

--Я верю своей интуиции, миледи. А она подсказывает мне, что, когда такой мужчина, как мой хозяин, и такая женщина, как вы, отправляются в путешествие, последствия могут быть самыми неожиданными.

--Какая дерзость!

--Простите, миледи.

--Откуда в тебе эта французская развязность?

--От матери, миледи.

--Ты забываешь, что я жена сэра Гарри, мать двоих детей и что через месяц мне исполняется тридцать!

--Напротив, миледи, именно об этом я в первую очередь и подумал.

--Наглец! Немедленно открой дверь и выпусти меня.

--Слушаюсь, миледи.

Он отодвинул засов и раздернул длинные тяжелые шторы. Запутавшаяся в их складках бабочка подлетела к двери и принялась биться о стекло. Уильям распахнул створки и выпустил ее наружу.