Уилл Адамс - Шифр Александра
В тот вечер Павел разнес ее в пух и прах, противопоставив ее аргументам юмор, основательность и точность. Его удары приходились в слабые места, безжалостно разбивая защиту. Расстроенная, Елена попыталась прижать оппонента цитатами из Керамопуллоса, отмечавшего идиосинкразический стиль македонской керамики, и вдруг, к полному своему ужасу, вспомнила, что на самом деле цитата принадлежит Каллиполитису. Рискнув бросить взгляд на противника, она увидела, что тот улыбается. В какой-то момент ее репутация ученого повисла на волоске, и этот момент изменил все.
Два дня после дебатов Елена бродила безостановочно по музею из зала в зал как неприкаянная и каждый раз, когда пыталась взяться за работу, желание, более сильное, чем голод и жажда, мешало сосредоточиться. Раньше ей никогда не приходилось звонить мужчинам, но теперь она позвонила Павлу. Опасаясь насмешек, коротко назвала себя и заметила, что хотела бы прояснить некоторые пункты разногласий. Когда он предложил пообедать, она едва не расплакалась.
Что было дальше?
Дальше было все. Подробностей память не сохранила, как будто жар любви просто выжег их. Но ощущение счастья, обретенного и утраченного, осталось, и это ощущение пронзало ее порой, когда на улице взгляд падал на мужчину, чем-то напоминавшего Павла, когда она улавливала запах его сигарет или когда кто-то смотрел на нее так, как Павел. Сегодня так смотрел тот наглец-француз. Смотрел с ухмылкой, уверенный в том, что стоит ему только щелкнуть пальцем, как она бросится к нему в постель.
Смерть Павла потрясла Елену. Она так и не оправилась от того удара. Да и как от него оправиться? Представляя горе, она ошибалась так же, как ошибалась раньше, представляя любовь. Оно виделось волной, которая сначала увлекает человека в пучину, а потом выносит на прежний берег. Все получилось не так. Горе переделало ее полностью, изменило так, как окисленный углерод меняет расплавленный чугун.
Да, думала Елена, сравнение подходящее: горе закалило, превратило ее в сталь.
2
Остановившись у киоска, Нессим вышел из «сааба» купить сигарет, и в этот момент какая-то женщина бросила в приоткрытое заднее окно плотный конверт. Вернувшись на подземную стоянку у отеля, он захватил конверт и поднялся в свой номер. В конверте оказалось лишь несколько страничек, но большего не стоило и ожидать. Нессим пробежал взглядом по расплывающимся строчкам фотокопии, посмотрел на размытую фотографию.
Оказывается, служба безопасности интересовалась вовсе не Ноксом, а другим человеком, неким Ричардом Митчеллом, с которым Нокс работал на протяжении нескольких лет. Митчелл в свое время обвинил бывшего шефа Совета по древностям в продаже папирусов на черном рынке. Чиновник имел хорошие связи, и результатом безответственного поступка стало то, что англичанину отказали в продлении разрешения на ведение раскопок, а коллеги-египтологи от него отвернулись.
Это по крайней мере объясняло, чем Нокс занимался в Шарм-эль-Шейхе. Выжидал, пока уляжется пыль от скандала, мечтая о сокровищах на морском дне. Но практической помощи от полученной информации было мало. Некоторую надежду оставлял последний листок со списком всех известных знакомых и друзей Нокса, а также их адресами.
3
Hyp встретила Мохаммеда у двери. Выглядела она измученной — значит, у Лайлы снова был трудный день.
— Чудесно выглядишь, — сказал он, целуя жену в щеку и вручая ей букетик поникших цветов.
— Зачем? — Она покачала головой. — Ты же знаешь, что мы не можем себе этого позволить.
— Подарок, — мягко сказал Мохаммед. — Шариф просил передать. — Он посмотрел на дверь в комнату дочери. — Не спит?
— Не спит. Но очень устала.
— Я ненадолго. — Мохаммед тихонько постучал, открыл дверь и вошел.
Лайла улыбнулась. Он опустился на колени перед кроватью, сунул руку в карман и достал деревянную куклу, которую сам вырезал и покрыл черным лаком. Ему нравилось работать ножом, и в свободные минуты он всегда бродил по стройке в поисках подходящего куска дерева. Хорошая терапия. Когда не можешь помочь ребенку с лечением, постарайся хотя бы поднять ему настроение.
Ее большие темные глаза радостно вспыхнули. Лайла взяла игрушку, лизнула ее кончиком языка и прижала к груди. По каким-то неведомым причинам к готовым куклам она относилась неприязненно. Не соблазняли ее больше и сладости. Как будто жизнь из-за болезни стала слишком серьезной, чтобы отвлекаться на детские забавы.
— Почитаешь мне сегодня?
— Конечно.
Лайла откинулась на подушку и закрыла глаза. Их друзья и знакомые уже прошли тесты, и хотя положительного результата не было, Мохаммед успокаивал себя тем, что делает все возможное. Но теперь он снова зависел от других и мог только ждать. Для родителя нет ничего труднее, чем ждать.
Через несколько минут она уснула. Мохаммед вышел из комнаты. Hyp, хотя и закусила губу, не смогла сдержать слез. Плакала она всю жизнь, и от этого совсем высохла. Он обнял ее, привлек к себе, пытаясь утешить. Иногда отчаяние овладевало им настолько, что он почти желал худшего — только бы все кончилось. Работа, жена, дочь… Когда-то у него было все, о чем можно только мечтать.
— Как думаешь, ее можно вывезти из дома?
— Вывезти? — В голосе супруги прорезались истеричные нотки. — Куда?
— Ко мне, на участок.
Hyp оттолкнула мужа.
— Ты что, рехнулся?
Мохаммед снова обнял ее.
— Послушай меня. Тот археолог, Ибрагим… тот, на «мерседесе»… У него есть деньги. У него есть связи. Он живет в другом мире. Лайле друзья не помешают.
— Он может помочь?
Мохаммед ответил не сразу. Hyp часто вынуждала его давать обещания, выполнить которые он не мог.
— Кто знает? Но он добрый и щедрый человек. Когда он сам увидит Лайлу, кто знает, куда повернет его Аллах?
4
— Посмотри, что я принес! — воскликнул Огюстен, ставя на стол два пластиковых пакета. — Фалафель и пиво! Как в добрые старые времена.
— Отлично.
Огюстен нахмурился.
— Что-то ты не слишком рад, а?
— Посиди взаперти и сам свихнешься.
— После одного дня? Ты что, день потерпеть не можешь?
— Это все из-за твоих дурацких комиксов. — Нокс принялся доставать продукты из второго пакета. — У тебя есть что-нибудь приличное?
— Например?
— Что-нибудь по археологии. Хотя бы отчеты с раскопок, а? Интересно, что вы там нашли.
— Ладно, — пожал плечами Огюстен, — без проблем. Завтра вечером принесу тебе отчеты. Но раз уж ты так страдаешь…
— Да?
— Я сегодня был на участке, где нашли некрополь. Внизу вода, но откачивать ее Ибрагим не хочет. Предлагает сначала посмотреть, что там есть. Я собирался взять Софию, но раз уж ты сходишь с ума от безделья…
Нокс взволнованно посмотрел на друга:
— Ты серьезно?
— А почему бы и нет? Она, конечно, симпатичнее, но у тебя зато опыта побольше. Сам знаешь, какими опасными бывают такие места.
— Как я туда доберусь?
— Со мной. На мотоцикле. — Огюстен передал ему бутылку холодного пива. — Наденешь мой шлем. Обещаю, нас никто не остановит. Полиция в Александрии — одно название. За те десять лет, что я здесь, меня не остановили ни разу. А если и остановят — не страшно! У меня еще остались документы после поездки в Кирин. Чертовы ливийцы не пропускали твоего покорного слугу под настоящим именем! И только потому, что я нелестно отозвался об этом чокнутом щеголе, Каддафи. Пришлось путешествовать под именем Омара Малика. Я был водителем грузовика из Мерса-Матрух, представляешь? А уж если я сошел за дальнобойщика, то и ты за него сойдешь.
Нокс покачал головой. И о чем только он думает. С другой стороны, поразительное неприятие другом общепринятых правил поведения действовало заразительно.
— А на участке?
— Никаких проблем. Разговаривать буду я. Впрочем, там будет не до разговоров. Наверху только строители, а внизу вообще никого. Если не считать мертвецов. Несколько залов, в каждом около сотни ниш, и везде кости и артефакты. Мансур должен переправить их в музей. Срок — две недели. Работать будут люди из музея, университетские, с побережья. Охранник один, возле спуска, но ему достаточно показать стандартный пропуск Совета по древностям. Я тебе его сам выпишу. На какое-нибудь незапоминающееся имя. Джон Смит, например. Или Чарльз Рассел. Или Марк Эдвардс. Как тебе, а? Марк Эдвардс. Ты и выглядишь точь-в-точь как Марк Эдвардс.
Нокс неуверенно пожал плечами.
— Ты же знаешь, что обо мне думают в Каире. Если попадусь, тебя ждут большие неприятности.
— Наплюй на Каир, — ухмыльнулся Огюстен. — Меня до сих пор тошнит от этого ублюдка Юсуфа. Так подставить вас с Ричардом… Поверь, помочь тебе — для меня удовольствие. Да и никто ничего не узнает. Я трепаться не стану. А ты?
