Буало-Нарсежак - Дурной глаз

На его глазах выступают слезы, в которых мешаются ярость и бессилие. Клементина снова стучит в дверь. Реми в бешенстве вскакивает, пересекает комнату. Схватившись за ручку двери, он останавливается. Осторожно! Нельзя во все это вмешивать Клементину. Ни к коем случае нельзя допустить того, чтобы причинить

ей вред. Реми старается хотя бы немного успокоиться. Он проводит рукой по лбу, заставляет себя медленно дышать, чтобы рассе ть эту готовую извергнуться из него молнию гнева. Он открывавет дверь. Она держит в руках поднос.

- Реми... Ты должен поесть.

- Входи.

Пока она ставит поднос на журнальный столик, он садится в кресло. Она по-прежнему чуть более сморщенная, сухая, желтая, чем обычно. Реми не голоден. Он берет ножку курицы и без аппетита начинает ее грызть. С опущенными вдоль передника руками Клементина смотрит, как он ест, и ее рот двигается в такт его челюстям. Она тоже завтракает, глядя на него. Потом она наливает ему попить.

- Съешь еще немножко, - говорит она. - Я ее поджарила специально для тебя.

Он отламывает кусок белого хлеба, нанизывает его на вилку, обмакивает в желе.

- Тебе нравится?

- Да... да, - бурчит Реми.

Его успокаивает уютная заботливость старушки. Злость уходит. Ему просто грустно, очень грустно... Внезапно он спрашивает:

- Мама... она любила... отца?

Клементина складывает руки. Морщинки у ее глаз приходят в движение, словно ее ослепили ярким светом.

- Любила?.. Конечно, она его любила.

- А отец, как он к ней относился?

Она мягко пожимает плечами.

- Зачем тебе это?... Все это кончено.

- Я хочу знать. Как он к ней относился?

Она смотрит в пространство, пытается разобраться в чем-то очень сложном, чего она никогда не понимала.

- Он относился к ней с уважением.

- И не более?

- Знаешь, с твоей мамой было не всегда легко... Она вечно себя терзала, безо всякой причины. Она была немного неврастеничной.

- Неврастеничной? Почему?

Клементина колеблется, роняет на ковер крошку хлеба, поднимает и кладет ее на поднос.

- У нее был такой характер. Она всегда пребывала в состоянии беспокойства... И потом, малыш, ты доставлял ей много хлопот. Она волновалась, что ты такой хрупкий... она боялась... сама не знаю чего.

- Есть кое-что еще.

Клементина оперлась о спинку кровати.

- Нет... Уверяю тебя... Иногда твой отец терял терпение. И, если быть справедливым, он не всегда был неправ. Тебя слишком баловали... Как это сказать? Ты был... между ними. Она слишком сильно тебя любила, Реми.

- Ты серьезно веришь в то, что папа меня к ней ревновал?

- Самую малость. Может быть, он хотел, чтобы ему уделяли больше внимания. Есть такие мужчины. Когда он приезжал с работы, ты сразу начинал хныкать. Это приводило его в бешенство. Если бы ты не был таким слабым и уязвимым, он наверняка отправил бы тебя в пансион... Кушай, малыш... Возьми пирожное.

Реми отодвигает от себя поднос. Он ухмыляется.

- Папа... Он никогда не был от меня в восторге, а?

- Да нет, как раз наоборот. Когда ты родился, я никогда еще не видела столь счастливого человека. И только позже мало-помалу все начало портиться... Он не хотел признавать того, что ты во всем был копией твоей матери. Они утверждали, что ты есть вылитый Вобер, с головы до ног.

- Выходит, они ссорились?

- Иногда.

- Это были бурные ссоры, не так ли? И мама... да, я понимаю.

- Нет, - говорит Клементина. - Ты ничего не можешь понять, потому что нечего понимать... Их брак был не хуже остальных... Разве доктор разрешил тебе курить?.. Мне кажется, ты слишком много куришь.

- Странный брак! - говорит Реми. - Ведь, в конце концов, он ни разу не поехал туда, чтобы навестить маму. Можно подумать, что он ее боялся.

Клементина подняла поднос. У нее был недовольный вид.

- Послушай, ты говоришь глупости!.. Боялся ее!.. Что это значит?

- Тогда почему он ее не навещал?.. Ты что-то от меня скрываешь.

- Он не ездил ее навещать, потому что у него не было на это времени. Дела у него идут не блестяще, раз ты хочешь все знать. Твой бедный дядя много чего мне рассказал. Вот уже несколько лет твой отец бьется, чтобы не обанкротиться. Он всегда этого ужасно боялся...

- Почему мне ничего не говорили?

- Ты не тот, кто мог бы что-то изменить.

- Но теперь я могу все изменить.

- Это ты-то, мой бедный Реми!

- Я! Поскольку я получаю дядино наследство. И не существует причин, по которым я не смог бы сделать то, что он намеревался сделать в Соединенных Штатах... Я больше не мальчишка. Коммерция... этому можно научиться. С меня довольно торчать в этом

доме!

Эта идея озаряет его внезапно. Благодаря ей он даже чувствует себя немного очищенным от всей той грязи, которая понемногу налипала на него годами. Он снова видит небоскребы с бесчисленным количеством окон, засаженные пальмами проспекты, все эти картинки из иллюстрированных журналов, которые он часто

листал в своей кровати. Америка! Калифорния! Он станет бизнесменом и, как знать, поможет выкарабкаться отцу, именно он, беспомощный калека, которому, возможно, иногда желали смерти. Он улыбается.

- Разумеется, я возьму тебя с собой.

Клементина грустно качает головой.

- Ну, ну, будь рассудительным. Все не так просто.

Реми приходит в возбуждение. В библиотеке он находит атлас и рассматривает Атлантический океан, а за ним - громадный континент, испещренный сетью автомобильных и железных дорог, которые напоминают его кровеносные сосуды. Сутки до Нью-Йорка. Сутки до Сан-Франциско. Это по-максимуму... Мечта, вот она, у него в

руках. Конец кошмарам. Там, на той стороне света, он станет другим человеком. "Я этого хочу! "Нужно только захотеть... Он даже не замечает, как Клементина выходит из комнаты. Он курит. Мечтает. Он снова начинает жить. Там у дяди были свои корреспонденты, служащие, люди, в совершенстве знающие дело. Достаточно вложить капитал. Осталось только немного подучиться. Ах, если бы только Раймонда...

Он бросает атлас в кресло и несется в коридор. Если ему чего-то хочется, он неспособен себя сдержать. Он стучит в дверь.

- Раймонда, это я.

Она ему открывает, и он с первого взгляда замечает, что она плакала. Но ему сейчас нет дела до ее маленьких неприятностей.

- Раймонда, у меня только что появилась великолепная идея.

- Чуть позже, - говорит она. - Я немного устала.

- Нет. Прямо сейчас... Это не долго. Вы знаете... насчет мамы?.. Я в курсе дела. Я только что вернулся из клиники. Глупо было от меня это скрывать.

- Отец вам это?..

- Да нет. Я сам... Я все же способен проявить инициативу... и как раз...

Он приближается к Раймонде, сжимает ей руки.

- Раймонда, посушайте меня внимательно... и перестаньте воспринимать меня как ребенка... Я получаю наследство от дяди... Я могу потребовать, чтобы меня освободили от опеки отца, я где-то это читал, к тому же, я наведу справки.

Он останавливается, потому что теперь его парализует зас

тенчивость.

- Ну и что? - говорит Раймонда.

- А то, что я собираюсь туда уехать... В Калифорнию.

- Вы?

- Совершенно верно. Я... Если я останусь, случится новое несчастье... В то время, как там...

Она смотрит на него с беспокойством, и он раздраженно откидывает назад челку.

- Там я окончательно поправлюсь.

- Вы представляете себе, что вы будете делать один в незнакомой стране?

- Но я буду не один... Вы поедете со мной.

Он краснеет, выпускает ее руки, чтобы она не почувствовала его волнения. Именно теперь он должен казаться сильным, уверенным в себе.

- Раймонда... дядя, в Мен-Алене... вам предложил... Помните?.. Я прошу вас о том же. Я еще в вас нуждаюсь.

Он сует руки в карманы, кругами ходит по комнате, проход мимо дивана, бьет ногой по пуфу.

- Короче, Раймонда, я вас люблю. Это не признание, сейчас не подходящий момент... Я констатирую факт. Но, в конечном итоге, в этом факте нет ничего шокирующего. Я вас люблю, вот и все. Я решил уехать, порвать со своим жалким прошлым... Вы мне поможете стать мужчиной... Вы должны помогать мне до конца.

- Надеюсь, вы не говорите серьезно, Реми?

- Клянусь, что у меня нет желания шутить. Начиная с сегодняшнего утра все будет не так, как прежде; вы должны это понять.

- Но... ваш отец?

- Мой отец!.. Что-то, но только не мой отъезд помешает ему дрыхнуть в кровати... И потом... я смогу ему там быть полезным... Ну? Да или нет?

Не отрывая от него глаз, она медленно садится на краешке стула. На этот раз она убеждена, что он не шутит.

- Нет, - шепчет она, - нет... Это невозможно. Не нужно, Реми... Вы не должны думать обо мне.

- Но как вы хотите, чтобы я этого не делал? - кричит он. - Много лет вы постоянно находитесь рядом со мной. Все самые счастливые минуты моей жизни связаны с вами. В этом доме вы были единственным живым существом, единственным человеком, который

умеет по-настоящему смеяться, кого искренне любят.

Слева направо она продолжает упрямо мотать головой.