Анатолий Сыщиков - Червонная дама
— Какая?
Клотову было неприятно об этом говорить.
— Я думаю…. вдруг охранник погиб из-за того, что я закрыл калитку? Может быть, Влад куда-то уходил, а, когда пришел, обнаружил, что калитка заперта. Я бы на его месте попытался перелезть через забор. Удобнее всего это сделать там, где сложен навес. Ну, а при известной доле невезения, можно предположить, что Влад сорвался и упал на штырь.
Варенцов почему-то улыбнулся.
— Я тоже подумал об этом, когда узнал от Колосова, что это ты закрыл калитку, — признался он.
— Вы осмотрели забор?
— Да. И забор, и части навеса, а также ладони и обувь охранника.
— И что?
— Пока ничего не обнаружили. Нет очевидных свидетельств, что Влад пытался перелезть через забор. Но лабораторные исследования могут всё изменить.
Клотов мрачно кивнул.
— Но я могу успокоить тебя, — добавил Варенцов. — Я не думаю, что Владислав сорвался с забора и напоролся на штырь.
— Почему?
— Ты видел, как он лежал? Головой к забору, ногами к дороге, лицом вверх. Мне кажется, невозможно так упасть, перелезая через забор.
— Вот бы ещё быть уверенным в этом…. Кстати, об экспертизе, — вспомнил майор. — Вы нашли возле тела какие-нибудь следы?
— Почти ничего. Отпечатков обуви возле трупа нет, потому что площадка выложена брусчаткой. Может быть, найдем что-нибудь на теле: под ногтями убитого или на одежде.
— Но что-то всё-таки есть?
— Да. Но не понятно, имеет ли это отношение к смерти.
Следователь открыл портфель и достал из него небольшой полиэтиленовый пакетик.
— Я специально оставил это у себя, чтобы тебе показать, — добавил он и протянул пакетик Клотову.
Майор взял находку и внимательно её осмотрел. В пакетике для вещественных доказательств лежал небольшой прямоугольный клочок бумаги. Его длина была около десяти сантиметров, а ширина — около двух. Можно было с большой вероятностью предположить, что бумажка оторвана от чистого поля газеты. На краю бумажки мелким почерком было написано «Червонная дама».
— Интересно, — задумчиво пробормотал Клотов.
— Я уже выяснил, что это — почерк Влада, — сообщил Варенцов. — Я нашел образец его почерка в журнале, который заполняют охранники. Вначале я подумал, что, может быть, это — предсмертная записка. Но потом понял, что предположил чушь. Трудно представить, как охранник с прутом в груди пишет эту записку. К тому же при нем не нашли ручку, там было темно, да и слова написаны ровно в спокойной обстановке.
— Вы искали газету в домике охраны?
— Да. Но не нашли.
— Возможно, он написал эту записку в другом месте.
— Может быть, у себя дома, — предположил следователь.
— Возможно.
— Но, в любом случае, непонятно, что это такое?
— Знаешь, что я думаю? — спросил майор.
— Что?
— Этот обрывок очень похож на закладку. Например, для книги. Если так, то можно предположить, что Влад читал книгу, о чем-то подумал и написал на закладке эту странную фразу, чтобы о чем-то не забыть.
Варенцов взял в руки пакетик.
— Действительно, — согласился он. — Слова написаны на краю полоски, причем не вдоль ее, а поперек, что достаточно неудобно, зато, если эту закладку вложить в книгу, надпись будет полностью видна.
— Где вы нашли эту бумажку?
— Рядом с телом.
— Может быть, она случайно выпала из кармана, когда Влад что-то доставал?
— Может быть. Но, что означает эта надпись «Червонная дама»?
— Непонятно. Но, знаешь, совсем не обязательно, что эта бумажка вообще имеет отношение к смерти Влада или к его ночной прогулке.
— А все-таки, — настаивал следователь. — Между прочим, в картах червонная дама означает женщину со светлыми волосами. Может быть, Влад имел в виду Светлану Колосову или Лизу?!
— Я почти не знал Влада, — только один раз с ним разговаривал. Но мне показалось, что он был обыкновенным парнем. Как бы точнее сказать, — Клотов задумался. — Если бы Влад хотел записать что-то, касающееся Светланы или Лизы, он бы просто написал «Светлана» или «Лиза», а не стал бы придумывать ребусы.
— А может быть, эта закладка была в книге о карточных гаданиях?
Майор невольно рассмеялся.
— Ну, если окажется, что Влад вязал на спицах и читал любовные романы, тогда я поверю, что он интересовался карточными гаданиями. Брось, Женя. Влад был обычным парнем. Если он написал «Червонная дама», значит, он имел в виду что-то абсолютно конкретное.
— Я тебя не пойму. Что такого конкретного кроме игральной карты, может означать «Червонная дама»?!
Клотов неуверенно предположил:
— Может быть, это — какое-то название. Например, фильма, книги… или стихотворения?
— Вот как? Меня упрекаешь в легкомыслии, а сам всерьез думаешь, что Влад читал стихи?!
— Ну, может быть, не стихотворения, а, например, название статьи.
— Эта версия — не намного лучше.
— Наверно, — согласился майор. — Проще предположить, что эта полоска бумаги не имеет к делу никакого отношения.
— Может быть, он потерял эту бумажку не ночью, а гораздо раньше?
— Тогда мы зря ломаем головы.
Клотов и Варенцов разговаривали еще минут десять. Затем, так и не приблизившись к разгадке странной смерти охранника, следователь ушел.
Майор остался наедине со своими мыслями.
Глава 11
В этот день, впрочем, как и в предыдущий, Клотов мог, когда ему заблагорассудится, уехать домой, чтобы там с чистой совестью забыть о навязанных ему проблемах. Но, незаметно для всех и даже для самого майора, минувшая ночь многое изменила. Не укладывающуюся в голове нелепую смерть охранника Клотов воспринял как вызов. Он почувствовал сильное желание разобраться в происходящем. И на этот раз он хотел этого, может быть, даже сильнее чем Галя и Олег Петрович.
Иными словами, майор решил остаться в игре. По крайней мере, — до тех пор, пока это было возможно, пока Колосов еще мирился с присутствием в своем доме посторонних.
Поскольку, возникшую задачу нельзя было решить при помощи ног или кулаков, Клотов пустил в ход своё главное оружие — голову. Он лег на кровать и стал думать.
Майор не заметил, как пролетело ещё два часа. Он вышел из своей комнаты, лишь тогда, когда услышал урчание УАЗа, увозящего Варенцова и эксперта краевого экспертно-криминалистического отдела.
Казалось, что все должны были вздохнуть свободней. Однако, отъезд дотошного следователя не разрядил напряженную обстановку, воцарившуюся в доме. Всех тяготили мысли о случившейся трагедии.
Гале так и не удалось поговорить с Клотовым, хотя ей этого очень хотелось. Майор понял это по выразительным взглядам, которыми она обстреляла его, когда они случайно встретились в коридоре. В итоге, Галя ушла с работы, так и не поделившись с майором своими мыслями.
Клотова утомило заточение в четырех стенах, и он целый час перед ужином просидел на скамейке на заднем дворе, читая газету. Майор бы предпочел наслаждаться чтением на скамье за воротами, чтобы внимательно осмотреть место, где Влада настигла смерть. Однако такое равнодушие к месту, где разыгралась трагедия, родственники Колосова могли посчитать цинизмом. Поэтому Клотов выбрал скамью на заднем дворе и ограничился лишь короткой прогулкой к месту происшествия, которая не дала никаких результатов, — майор увидел лишь лужу запекшейся крови и разобранный навес. На острые концы металлических прутов, торчащих из навеса, были нанизаны деревянные бруски. Клотов догадался, что означало жужжание пилы и стук молотка, которые он слышал, лежа на кровати. Видимо, это потрудился охранник, чтобы обезопасить людей от похожих на копья штырей. Только один прут не имел защитного бруска и угрожающе целился острием в небо. Наверно, охранник не посмел прикоснуться к смертоносному пруту, пронзившему грудь Влада, а, может быть, он не стал этого делать по просьбе Варенцова.
Когда из-за наступивших сумерек стало невозможно читать газету, Клотова позвали на ужин. Он поднялся в гостиную и с удовольствием поел, поскольку ничего более интересного в доме Колосовых не намечалось, а так же потому, что весь день майор питался кое-как, в основном бутербродами. Так получилось, что в воскресенье никто не выезжал из дома, и поэтому не мог привести готовой еды, которая у Колосовых составляла основную часть меню. Ужин приготовили Светлана и Лиза, и надо отдать им должное, — сделали они это умело. Особенно вкусно готовила Лиза. Светлана прекрасно справлялась с традиционными блюдами, а Лиза знала десятки экзотичных рецептов. Она даже похвасталась, что придумала несколько собственных блюд.
Еда получилась вкусной, но сам ужин — мрачным. Поскольку говорить за столом о покойнике уместно только на поминках, почти всё время, которое семья провела в гостиной, там висело тягостное молчание. Наконец, Олег Петрович принес бутылку водки и предложил помянуть Владислава. Все, кроме маленького Коли, выпили. Но даже с водкой разговор за столом не завязался. Общение ограничилось одиночными репликами типа «Ужасно, ужасно», «Надо ж так оступиться».
