Шарль Эксбрайя - Ловушка для простака
– Не знаю… вероятно, интуиция…
– А… где она?
Вертретер ответил не сразу. Он встал и, подойдя ближе, обхватил Сенталло за плечи.
– Вам надо набраться мужества, старина, – проговорил он, по-прежнему глядя в глаза Людовику.
– Вы хотите сказать… Мина умерла?
– Пойдемте со мной.
– Куда?
– В морг.
Сенталло встал, чувствуя, что у него подгибаются колени. Несчастная Дженни… несчастная Мина… Он уже не сомневался, что увидит именно ее. Людовик снова вспомнил, как девушка в белой шляпке сидела на скамейке Веттштейнпарка. Для него она теперь навсегда останется Дженни – ведь Мину-то он почти не знал…
Сторож в морге встретил Вертретера с большим почтением, а на Сенталло почти не обратил внимания. Потом он повел обоих спутников по залам, где мертвые ожидали, пока родные или друзья вернут им прежнее имя, то, что они носили в мире живых, ибо обрести вечный покой без бумажки не разрешается. Людовик вздрогнул, словно его вдруг окутал неземной холод. Каждый шаг долго отзывался в странной тишине этих мест. Сторож подошел к какому-то подобию огромного шкафа с множеством ящиков. Прежде чем выдвинуть один из них, он посмотрел на полицеского, словно спрашивая разрешения. Франц кивнул и еще крепче сжал руку Сенталло. Глазам их предстало закутанное в саван тело. Сторож аккуратно приподнял ткань, открывая лицо, и Людовик чуть слышно застонал сквозь стиснутые зубы.
– Ну? – шепнул полицейский.
– Это и вправду она.
– Вы уверены, что не ошиблись?
– Да. Но почему у нее такое странное выражение лица?
– Потом объясню.
Они вышли из морга. На улице Сенталло вздохнул так, словно долго сдерживал дыхание. Инспектор привел его в первый попавшийся бар и заказал две рюмки коньяку.
– Ну, вам уже лучше? – спросил Франц, осушив свою.
– Да… спасибо… Где ее нашли?
– В озере… один рыбак… он и сообщил водной бригаде.
– Мина бросилась в воду?
– По-моему, ее скорее бросили туда.
– Почему?
– Потому что сначала ее задушили.
Сенталло закрыл глаза, пытаясь взять себя в руки. Отвратительная смерть Дженни, конечно, глубоко потрясла молодого человека, но он прекрасно отдавал себе отчет, что сердце так отчаянно колотится не столько от боли, сколько от дикой ярости, всплывшей из глубины времен, родной сестры того неукротимого бешенства, что когда-то заставило Сенталло ударить маленького Тео. Отныне у него есть личный счет к убийце Дженни и, чего бы это ни стоило, он заставит мерзавца заплатить…
– Теперь вы понимаете, почему я так сердился, что вы не получили от Мины нужные нам сведения? Как мы выйдем на след тех, кто ограбил банк Линденманн? Мы не знаем ни где работала девушка, ни где жила, ни с кем… Разумеется, достаточно опубликовать в газетах фото – и в двадцать четыре часа все это выяснится, но тем временем преступник успеет удрать. Она вроде бы назвала вам имя своего приятеля?
– Да… Вилли.
– А фамилию?
Сенталло слегка помедлил.
– Нет.
Вертретер вздохнул.
– Не очень-то это облегчит мне задачу… Ну, да ладно – что толку хныкать? Пойдемте к комиссару.
Комиссар Готфрид Лютхольд немедленно принял Сенталло и инспектора.
– Ну, мой бедный Сенталло, я вижу, удача по-прежнему отворачивается от вас? Вам еще крупно повезло, что инспектор не отходил от вас ни на шаг вчера вечером, а?
– Повезло?
– Черт возьми! Вы ведь договорились с Миной о встрече! Так что мы могли бы предположить, что она пришла и… ясно? И как бы вы стали доказывать, что не совершали этого преступления? У вас были все основания убить Мину – как-никак, именно благодаря ей вы угодили в тюрьму… Присяжным всегда очень нравится такое обоснование убийства – месть стара, как мир.
– Но я же любил Мину!
– Вряд ли вы сумели бы убедить суд, будто продолжали питать подобные чувства к виновнице всех своих бед. К счастью, присутствие Вертретера снимает с вас какие бы то ни было подозрения. Так что вы ему по гроб жизни обязаны. Вот только теперь необходимо поскорее схватить за шиворот преступника – это и в ваших, и в наших интересах. Я уверен, что стоит арестовать молодца – он выложит нам кучу интересных подробностей и об убийстве Мины Меттлер, и о краже денег из банка Линденманн. Насколько я понял, жертва успела назвать вам своего приятеля, а заодно объяснила, что он помогал расставить ловушку, в которую вы едва не угодили?
– Мина сказала мне не фамилию, господин комиссар, а только имя…
– Это, разумеется, не блестяще… Может, девушка все-таки упоминала ее, а вы не обратили особого внимания?
– Нет, господин комиссар, я уверен.
Лютхольд протянул Людовику пачку фотографий.
– Поглядите-ка на эти снимки. Тут все мелкие и крупные злоумышленники, зарегистрированные в нашей картотеке и откликающиеся на имя Вилли. Вдруг физиономия или фамилия кого-то из них покажется вам знакомой?
Стараясь унять дрожь в руках, Людовик разложил на столе комиссара предложенные ему фотографии. Понимая, что полицейские внимательно наблюдают за его реакцией, молодой человек добросовестно изучал каждый снимок. Очень быстро он убедился, что фамилии Оттингер ни на одном из них нет. Слава Богу! Впрочем, вряд ли следовало ожидать, что организаторы кражи могли воспользоваться услугами человека, известного полиции. И Сенталло, расслабившись, продолжал внимательно разглядывать физиономии самых разнообразных бандитов. Теперь он мог не тревожиться, что кто-то встанет между ним и Оттингером. После того, что произошло с ним самим, Людовик не особенно доверял полиции. Не говоря уж о том, что правосудие, способное вынести обвинительный приговор невиновному, с тем же успехом может оправдать преступника. А Сенталло твердо решил заставить Вилли Оттингсра расплатиться за убийство Дженни.
– Нет, господин комиссар, честно говоря, все эти физиономии мне совершенно незнакомы. Я их в первый раз вижу…
– Жаль… Но вы, Вертретер, все-таки прикажите собрать всю эту публику и привести сюда. И мы разберемся, нет ли среди наших знакомых друга Мины Меттлер. А если, паче чаяния, таковой найдется, пусть выкладывает алиби понадежнее, не то ночевать ему в тюрьме прямо сегодня с хорошеньким обвинением в убийстве на загривке.
Все последующие часы Людовика не покидало ощущение, что Вертретер догадывается о его намерениях. Не раз он ловил недоверчивые взгляды Франца, но, заметив, в свою очередь, что его маневр разгадан, полицейский тут же отводил глаза. Сенталло тешил себя надежной, что, поскольку инспектор не знает, какие сведения он утаил, не может предвидеть и его планов. Однако, покончив со скудным ужином и отложив вилку, Франц неожиданно бросил:
– Я уверен, что вы скрыли от меня часть правды.
Людовик чуть не захлебнулся от удивления и, лишь выпив большой стакан воды, обрел прежнее хладнокровие.
– Что вы имеете в виду?
– Сам точно не знаю, но ваше поведение меня смущает…
– А что в нем такого необычного?
– Просто не соответствует тому, чего можно было бы ожидать.
– Объясните, я что-то плохо понимаю…
– Вы очень любили Дженни, точнее, Мину, не так ли?
– Думаю, да.
– Только думаете?
– Трудно выразить то, что я чувствую, словами. Но я так давно смирился с мыслью об исчезновении Дженни, что едва поверил ее внезапному появлению, да еще в новом качестве…
– Однако вы разговаривали с девушкой? И она вам кое-что рассказала…
– Да, конечно, но все это воспринималось почти как сон. Может, приди она вчера на свидание, все бы и изменилось, а так встреча вышла настолько короткой, что Дженни, в сущности, не вернулась из небытия и по-прежнему осталась для меня мертвой…
– Немного притянуто за уши, вам не кажется? Разве что ваши чувства к девушке оказались не настолько глубоки, как вы воображали.
Людовик с трудом подавил искушение сразу же ухватиться за протянутую соломинку.
– Возможно… От долгой разлуки воображение слишком разыгрывается и действительность выглядит несколько бледнее… Я думаю, такое случается со многими, и потом, тюрьма здорово меняет угол зрения. Там больше мечтаешь о покое, чем о романтических приключениях.
Сенталло чувствовал, что не вполне убедил инспектора, и решил сжечь корабли – в ближайшие несколько часов он слишком нуждался в полной свободе действий.
– С тех пор, как я познакомился с вашей сестрой и несколько раз имел удовольствие поговорить с ней по душам, у меня сложилось впечатление, что любви заслуживают не только хрупкие и таинственные женщины.
На сей раз хитрость Людовика явно сработала. Стоило заговорить об Эдит – и Вертретер перестал думать о Мине.
– Как вас понимать? Уж не хотите ли вы попытаться заново строить жизнь с моей сестрой?
– Пока я ни в чем не уверен. Эдит мне очень нравится, и, думаю, она тоже испытывает ко мне симпатию. Вот и все. И потом, когда тебя лишь условно отпустили на свободу, не стоит забивать себе голову слишком далеко идущими планами, верно? Могу вам сказать только, что рядом с Эдит я чувствую себя не таким несчастным и всеми покинутым…
