Евгений Зубарев - Я убью тебя, менеджер
– Я вам денежки принес, за работу гонорар, – пропел он мне, размахивая стодолларовой купюрой, а потом подкрался к Марте и гавкнул ей в ухо.
Марта повернулась к нему с теплой улыбкой:
– О, привет предводителям гламура!
– Ну какой у нас в Питере гламур, – кокетливо потупил глазки Миша. – Балаган для глупых девочек.
Марта оживилась, укоризненно качая головой:
– Девочек? Так ты, значит, педофил, Миша! Какой ужас!
Она подняла руку и, указывая на Мишу, с притворным негодованием на лице и большим чувством в голосе продекламировала:
К нам сегодня приходил
Некропедозоофил,
Мёртвых маленьких зверушек
Он с собою приносил.
Миша уселся к ней прямо на стол и, болтая ногами в ослепительно бликующих туфлях, начал рассказывать последние новости из светской жизни Петербурга.
Неожиданно зазвонил телефон.
– Ура, телефон включили! – заорала Марта.
Трубка лежала возле меня как хозяина кабинета, поэтому я ее и взял:
– Это «Петербургский интеллигент»? Мы хотим пригласить ваших журналистов на презентацию художественной выставки и хотели бы знать, кто именно придет от вас, – защебетал нежный девичий голосок.
– Пришлите факс с описанием мероприятия, – буркнул я, отчего-то раздражаясь. Первый звонок за неделю – и такая ерунда.
– Что, простите, прислать? – переспросила девушка.
– Факс.
– Как вы сказали?
– Факс! – рявкнул я так, что Миша с Мартой прекратили светский разговор и повернули ко мне свои удивленные лица.
– Простите, но я не поняла, что мы должны вам прислать, – едва не плача, сообщили мне на том конце провода.
– Факс. ФАКС! Федор, Антон, Константин, Семен, – проговорил я по буквам, уже не на шутку закипая.
– Простите, пожалуйста, но кто такие все эти люди? – озадаченно спросила моя тупая собеседница.
– Педофилы, твою мать! Сейчас они приедут на твою поганую выставку и будут трахать тебя в уши, пока не прочистят их! – теперь уже во всю глотку проорал я и выключил трубу.
– Трахать в уши, – задумчиво повторила за мной Марта. – Миша, вы не находите, что Иван в последнее время стал какой-то нервный?
Я понял, что Марта наконец простила меня, и ощущение большого, долгожданного счастья наполнило меня всего без остатка.
Миша торжественно вручил мне сотню, а Марта при этом стояла рядом и хлопала в ладоши:
– Ну, теперь главное – не спиться с пути истинного!
Миша еще немного посидел с нами и даже согласился выпить пива, но потом ему позвонил какой-то важный заказчик, и Миша покинул нас, виновато делая ручкой, но так и не отнимая телефона от натруженных ушей.
Едва Миша вышел, Марта встала спиной к двери и сказала мне, строго нахмурив брови:
– Я тебя, конечно, как бы простила, но если ты, еще хотя бы раз, обидишь Ленку, я забуду, как тебя зовут. Понял?
По такому случаю я даже встал из-за стола:
– Больше не повторится, мэм! – и взял под козырек, которого у меня, правда, не было.
После этого обмена любезностями Марта приволокла свое кресло поближе к моему столу и уселась рядом смотреть, как я буду работать для Миши.
– У тебя, конечно, уже есть идея для вводки? – деловито спросила она, наливая себе пиво в фирменную кружку, которую мы с ней как-то сперли на спор с фуршета в американском консульстве, где охранников было больше, чем посетителей.
– Порядочный человек уже поделился бы идеей, а не издевался бы над честным тружеником, – вежливо попросил я, якобы незаметно забирая у нее кружку. Марта как раз в это время таращилась в пудреницу, изучая нежданный, зато свежий прыщик на своем носу.
Марта ненадолго отвлеклась от зеркала, проследив взглядом судьбу своего пива, а потом сказала:
– Если я правильно поняла Мишу, ты за каждый разворот получаешь у него две сотни?
– Ну да, – ответил я, жадно припадая к источнику пива.
– А мне вот вчера, на «Золотой миске», сразу пять штук отмусолили. Мне, представляешь?
Я поперхнулся пивом от этой новости. «Золотая миска» – это было круто. Хотя наш, местечковый конкурс журналистами всерьез не ценился, ибо награждали там по одному критерию – принадлежности к правильной стае. Та стая, что в данный момент заправляла в городе, выдавала квоты на награды, разумеется, для своих. Иногда стаи менялись местами у кормушки, и тогда, разумеется, менялись и списки лауреатов. Но Марта никогда и никому не принадлежала, тем более провинциальным тусовкам. С чего бы вдруг ее облагодетельствовали этакой кучей денег?
– Врешь! – сказал я Марте убежденно, ничуть не сомневаясь, что она действительно врет. Специально меня злит и дразнит. С какой это стати насквозь гнилые политиканы или профессиональные жополизы будут поощрять работу действительно хороших фотокоров? Марта ухмыльнулась, разглядывая мое озадаченное лицо, и достала, откуда-то из-под юбки или даже еще из более далеких глубин пачку долларов.
– Знаешь «правило пяти тысяч баксов»? – спросила она, помахивая пачкой у меня перед носом.
– Нет, – ответил я, тупо мотая головой.
– Правило такое: хорошо, когда у тебя есть пять тысяч баксов!
– Считай. – Она с красивой небрежностью бросила деньги мне на стол, и я, как последний идиот, действительно начал их считать.
Там оказалось пятьдесят сотенных купюр, и, пока я их считал, успел подумать, что смогу получить такие деньги, только сочинив двадцать пять разворотов для Миши. То есть двести пятьдесят оригинальных, хорошо написанных историй про бизнес, о котором никто в мире никогда не слышал. Это нереально, и никто в мире в ближайшее время этого точно не сделает, и даже я это сделаю только через шесть лет, если буду в каждый номер сдавать Мише по развороту.
Но вот ведь деньги, лежат передо мной – и их заплатили как бы за журналистику. Правда, не мне.
– Завидно, да? – понимающе вздохнула Марта, отодвигая клавиатуру компьютера и усаживаясь на мой стол.
– Ничуть, – соврал я, возвращая ей деньги.
– Они там все переругались ужасно, – объяснила Марта снисходительно. – Тусовка подберезовиков наехала на смольнинских, а те на москвичей. В итоге договориться не смогли и решили объявить, что в Питере нет ни одного достойного Гран-при журналиста. И вручили деньги первому подвернувшемуся фотокору, чтоб никому из тусовщиков обидно не было. А подвернулась я, – ехидно ухмыльнулась мне Марта.
Она бережно сложила купюры в свою сумочку и сказала:
– Ладно, дарю тебе идею для вводки. Когда первая обезьяна взяла палку, все остальные тут же принялись за работу. И стали людьми.
Она вернулась к своему столу, выключила там ноутбук, потом немного повозилась у зеркала, одеваясь, а уходя, бросила мне снисходительно:
– Работайте, негры. Солнце еще высоко.
Замечу, что солнца при этом уже давно было не видно – осень в Петербурге, однако.
Я уселся за свой стол и включил текстовый редактор. Потом я немного подумал и набрал текст:
...«Когда первая обезьяна взяла в руки палку, остальные тут же принялись за работу. И стали, разумеется, людьми. С тех пор многие из этих людей не прекращают работу, хотя никаких палок с обезьянами поблизости уже не наблюдается. Вместо палок орудуют суровые законы экономики, превратившие милых, застенчивых питекантропов в коварных капиталистических акул.
Многие акулы щелкают зубами, но сегодня нас интересует другая их разновидность – те, что шевелят мозгами. Перед вами – самые немыслимые способы умножения капитала, самые оригинальные решения задачи, которая стоит перед каждым сапиенсом, – где и как достать побольше денег».
Тут как раз позвонила Катька и очень строго спросила меня:
– Милый, у тебя вроде двадцатого гонорар? Ты уже несешь его в семью?
Я мысленно поморщился, а потом надолго задумался, можно ли морщиться мысленно. Катька послушала мое сопение и пообещала перезвонить позже, после чего я прекратил свои размышления и решил отправиться в родную бухгалтерию – позадавать там неуместные вопросы.
В бухгалтерии, вместо всем известной хохотушки Томы, я вдруг увидел незнакомую упитанную мадам, рядом с которой сидел ухоженный, весь из себя блестящий юноша лет двадцати пяти.
– Здрасте, – вежливо начал я разговор.
– Гонорара сегодня не будет, – устало ответила мне упитанная тетя, а юноша при этом отчего-то счастливо засмеялся.
Я вспомнил страшилки Андрея Иванова о продаже нашего убогого бизнеса.
– А вы из концерна, что ли? – спросил я неуверенно.
– Да, из концерна. А вы что, еще не видели нового генерального? – удивилась новая бухгалтерша, и сидевший возле нее блестящий юноша снова зашелся веселым смехом.
Я не стал им отвечать, а просто вышел из кабинета в коридор и там неожиданно наткнулся на Анечку.
– За гонораром ходил? – бодро прокомментировала она мой озадаченный вид.
Я молча развел руками и тут же получил в ответ автоматную очередь, сплошь состоявшую из эксклюзивной информации:
