Анна Данилова - Персиковый мед Матильды
– Сколько-сколько? – так же нервно хохотнул он.
– Она служит у меня уже три года и еще ни разу не позволила себе оставить ночевать мужчину в своей комнате. Так… Стоп! Не перебивайте меня! Вы нарушили внутренний распорядок замка, оставшись у нее этой ночью. Бедная женщина влюбилась в вас и совершенно потеряла голову. И вы, недостойный человек, воспользовались этим обстоятельством и гнусно надругались над ней! Вы опозорили ее перед лицом всего нашего небольшого персонала. Теперь они будут косо смотреть на несчастную русскую! Вы что же думаете – раз она приехала сюда на заработки из России и, по большому счету, бесправна, находится в зависимости от своих работодателей, то с ней можно поступать таким образом?
Томас слушал ее, не перебивая, чувствуя, что за всей этой речью кроется какой-то умысел, подвох. Вот только зачем Лора все это выдумала?
И тут, когда в дверях показалась тоненькая фигурка девушки в переднике, он вдруг понял, что весь этот концерт дается для ее ушей. Кто она – кухарка или горничная? Она явно не случайно пришла в комнату своей хозяйки, вероятно, ее тоже вызвали. Но к чему Лоре слушатели? Свидетели этого унизительного для него разговора? Он понимал, что надо уходить, и чем скорее, тем лучше.
Молча развернувшись, он уже сделал несколько шагов в сторону двери, всем своим видом демонстрируя решимость прекратить этот гнусный спектакль, как вдруг услышал визг Лоры Бор:
– И вы после всего, что обещали Татьяне, хотите просто взять и уйти?! И оставить ее с младенцем на руках? Или вы, быть может, не знаете, что она ждет ребенка?
Томас взглянул в испуганное личико случайной свидетельницы, кухарки или горничной, которая тоже всем своим видом показывала, что она хочет уйти и все эти слова, произнесенные хозяйкой, предназначены не для ее ушей, как Лора вдруг обратилась к ней:
– А ты, Катарина, стой и слушай, тебе это полезно! Вот что бывает с женщинами, которые так доверяют разным проходимцам!
– Послушайте, это уже слишком! Да, у меня были… отношения с вашей работницей, но это касается только нас двоих, и никто не вправе совать в это свой нос, даже вы. Да Татьяне вообще не нужна эта работа, она уже устала драить ваши лестницы, чистить ковры и мыть окна! – вспылил Томас.
– Замолчите! Вы уже все сказали! Татьяна – порядочная женщина, и я на правах человека, приютившего ее, не позволю кому бы то ни было портить ее репутацию.
Он понимал, что Татьяна ждет его. Если он сейчас уйдет, то причинит ей боль. Но, с другой стороны, Томас не желал, чтобы его желание поговорить с Татьяной было воспринято Лорой Бор как следствие ее хамской беседы с ним, чудовищного инструктажа – мол, иди, дорогой, и женись на моей служанке! Ему, Томасу Харду, никогда никто не указывал, как следует поступить. Да он и сам собирался предложить Татьяне жить с ним – он хотел этого. Но откуда взялась эта беременность? Да и какая вообще может быть беременность у сорокалетней женщины? К чему им сейчас ребенок?
Он бросился вон, решив, что позвонит Татьяне из машины и скажет, что больше ноги его не будет в замке. Он поговорит с ней в нейтральном месте. Хотя бы сегодня, часов в восемь-девять вечера, в «Красной башне».
– Так опозорить женщину! – доносилось до его слуха еще какое-то время и воспринималось им, словно удары. – Негодяй! Как попользоваться женщиной, так пожалуйста, а как жениться… Слышишь, Катарина?! Он не подумал, как ей теперь после всего этого жить! Это же стыдно, стыдно!
Томас выбежал из замка, сел в машину и, понимая, что рискует быть задержанным полицией, поехал в сторону Раушенбурга, в «Красную башню». Оттуда он, если повезет и его не лишат прав, вызовет такси и вернется в Мюнхен. Но перед этим непременно позвонит Татьяне.
Он не знал, что Лора Бор еще довольно долго кричала что-то оскорбительное и унизительное ему вслед, глядя в лицо ничего не понимающей кухарки Катарины. Время от времени Лора делала паузу и прислушивалась, словно ожидая – Томас через минуту вернется, чтобы ответить ей, либо появится сама Татьяна, услышавшая ее крики. Она не может не отреагировать, не прийти, чтобы узнать, в чем же дело. Но Томас уже катил в Раушенбург, а Татьяна, сморенная сытной едой и крепкой выпивкой, уснула, так и не дождавшись возвращения своего любовника. Причем она даже не успела раздеться и лежала на кровати, разметавшись во сне, в платье своей хозяйки, даже не подозревая, что творится вокруг. Когда в ее комнату заглянул Михаэль, она спала мертвецким сном здоровой подвыпившей женщины. Она, понятное дело, не почувствовала, что он подошел к ней, боязливо протянул руку и сразу же отдернул ее. Затем он сделал еще одну попытку: взял ее за кисть и дернул. Она вновь никак не отреагировала, и он, осмелев, приложил ухо к ее груди, чтобы послушать, бьется ли сердце. Ему показалось, что оно замерло. Он пулей вылетел из комнаты и помчался к матери – доложить, что русская умерла.
Когда он ворвался к ней, то застал Катарину, которая, выслушав наконец до конца вопли хозяйки, спросила, зачем она ее вызывала.
– Я тебя вызывала? Когда? Кто тебе сказал?
– Курт. Он пришел в кухню и заявил, что вы зовете меня к себе.
– Я поговорю с Куртом. Не уверена, что это была его самая лучшая шутка. Иди работай! Надо же, как ты не вовремя пришла, услышала то, что не должна была. Иди, что ты стоишь?
– Фрау Лора, но мне тоже есть что вам сказать.
– Ты что, тоже беременна, как и эта русская? – Тут Лора заметила Михаэля и нахмурилась. Михаэль утвердительно кивнул головой.
– Куры… Они все погибли… умерли, сдохли… – От сказанного ею Катарина словно сама пришла в состояние полного шока и обхватила ладонями щеки.
– Кажется, Татьяна… умерла, – сказал Михаэль, нелепо пожимая плечами. – Я, конечно, не эксперт… Но она лежит на кровати… без чувств. В одежде. Никак не реагировала на стук в свою дверь. Я вошел, взял ее за руку… Да и дверь была открыта, что тоже странно. На столе сок… персиковый.
Он сказал это и вдруг понял, что никакого сока он не увидел. На столике лежала маленькая, расшитая стразами вечерняя сумочка, ключи и скомканный носовой платок.
– В мусорном баке, во дворе, лежит коробка из-под сока. И пшеница мокрая. Никто из наших сок не пил и коробку не выкидывал, – сказала Катарина.
Михаэль сглотнул и закрыл глаза.
16. Москва
– Катя, доченька, как же я рада, что ты наконец-то позвонила! Как дела?
– Мам, все нормально… Хотя, понимаешь, мы ведь живем в замке, а здесь такая атмосфера… Как-то жутковато. Хотя, с другой стороны, все словно игрушечное. Мам… нет, не так. Все более чем серьезно! Мне кажется, что я раскрыла убийство! Вернее, нет, снова не так. Думаю, что предотвратила убийство.
– Катя!
– Мама, это не касается ни меня, ни Саши. Просто я кое-что увидела.
– Рассказывай!
– Понимаешь, я принимала солнечные ванны. Замок большой, сзади имеется терраса, там тебя никто не видит, да и вообще в замке сейчас нет туристов, кроме нас, конечно. Так вот. Я утром отправилась на эту террасу, разделась, и солнце просто напитало меня энергией, мне было так хорошо! И физически, и на душе. Пойми: я постоянно чувствую, что меня любят. И когда ревную – все равно. Я думаю, это нормально. А ревную я Сашу к одной русской. Я тебе говорила, она работает здесь. Ее зовут Татьяна. Она старше меня, думаю, твоя ровесница, но выглядит очень даже ничего. Я вернулась в башню, у нас там комната, думала, Саша там…
– А его там не было, так?
– Мама, дело не в этом. Да, его не было. Но он оставил записку – отправился по делам.
– Какие еще у него дела в Германии? Он там что, машины ремонтирует?
– Ты не любишь его, я понимаю. Но я тебе потом расскажу о его делах. Дослушай меня до конца! Я рассказываю о серьезных вещах. И, слава богу, они не касаются нас с Сашей. Понимаешь, я, как и ты, вспылила, что его нет, разозлилась, вылетела из комнаты, побежала по коридору. Взвинченная, злая, вся в слезах и соплях. И вдруг увидела, как в комнату этой русской, Татьяны, входит сын хозяйки замка – Михаэль. Может, тебе это покажется обычным делом. С одной стороны, так и есть, если учесть, что они – любовники.
– А ты откуда знаешь?
– Знаю: подслушала их разговор. Так вот, он туда зашел, но Татьяны-то у себя не было! И почти сразу же вышел – с коробкой сока в руках. Ты бы что подумала, если бы увидела такое? Зачем ему понадобился этот сок?
– Не знаю. Если он, как ты говоришь, сын хозяйки, следовательно, замок принадлежит ему и все, что в замке, – тоже. Я хочу сказать, что украсть у этой русской…
– Служанки… уборщицы…
– Не станет он красть сок! Это глупость. И что было потом?
– Он пошел с этим соком к своей матери, к Лоре Бор.
– Какая неприятная, химическая фамилия, просто ядовитая!
– Да и тетка тоже ядовитая. Мать наорала на него, выхватила у него эту коробку… Нет, немного не так. Прошло какое-то время между криками Лоры и моментом, когда Михаэль вошел в ее комнату. Это я поточнее все вспоминаю. Словом, после того как Лора наорала на сына, она сама взяла коробку с соком и отнесла ее в комнату к русской. Все это так подействовало на меня, что я забыла, что еще недавно злилась на Сашу за то, что он уехал в Мюнхен.
