Кирилл Шелестов - Уротитель кроликов

— Приказываю! — крикнул губернатор.

Он швырнул на стол салфетку и перевел дыхание. Потом взял себя в руки.

— Ладно, — заговорил он уже спокойнее. — Не надо кислоты. Обойдемся. Мы все-таки не звери. Просто вышвырни ее из города. Чтобы духу этой твари в моей области не было! Это моя личная просьба. Даю тебе неделю. Заранее благодарен. А с этим ее подонком я сам разберусь.

Он начал подниматься.

— Чего вытаращился! — крикнул он официанту, который не сводил с нас округлившихся от ужаса глаз. — Иди отсюда!

И он тронулся к выходу. Храповицкий вскочил и поспешил его проводить.

Я дождался, пока они уйдут, и поднялся на наш этаж. Как я и ожидал, я нашел всех троих, кроме Лены, в девичьем номере. Света бурно рыдала, размазывая по щекам тушь. Трясущиеся Юля и Жанна тщетно пытались ее успокоить.

— Козел старый, — всхлипывала она. — В постели ничего не может, вот и издевается над людьми!

Я отогнал от нее девчонок и сел рядом.

— Перестань, — заговорил я твердо, полагая, что такой тон лучше на нее подействует. — Возьми себя в руки. Ты и гак уже сказала достаточно. Вот деньги. — Я сунул ей в сумочку пачку стодолларовых купюр. — Возьми такси и езжай в аэропорт. Возвращайся домой и постарайся хоть на время куда-нибудь исчезнуть вместе со своим другом.

— Не буду я прятаться! — выкрикнула она. — Нечего меня пугать! Он получил свое — пусть спасибо скажет.

— Мне почему-то кажется, что он не скажет тебе спасибо, — заметил я. — Послушай меня…

— Я тебя уже однажды послушала, — огрызнулась она. — Лучше бы я этого не делала!

Что я мог ответить?

Назад мы возвращались впятером: Храповицкий, Лена, Юля, Жанна и я. Не считая, конечно, охраны. Из туманных намеков Жанны я сделал вывод, что Света все-таки вняла моему совету.

Всю дорогу в аэропорт и в самолете Храповицкий молчал и хмурился.

— Хорошо, — наконец проговорил он, когда самолет пошел на посадку. — Пообщайся с Кулаковым. Посмотрим, что получится.

Глава пятая

Когда в четверг я появился на работе, Храповицкого еще не было, и раньше двенадцати его можно было не ждать. В его обязанности верного супруга четырех добродетельных жен входил ежедневный объезд подведомственных ему объектов. Наши московские и заграничные отлучки безнадежно выбивали его из графика. После них ему приходилось тратить утренние часы на посещение своих бесценных половин и клятвы в том, что достаточно посмотреть в его, Храповицкого, честные глаза, чтобы понять, что однолюб, вроде него, скорее умрет, чем обратит внимание на другую женщину.

Между прочим, беспримерная наглость однолюба поражала даже меня. Его жена, прилетевшая как-то из Лондона с детьми на новогодние праздники, жаловалась мне, что первый же день ее пребывания на Родине он ознаменовал прибытием домой в пять утра, пьяным и со следами страстных поцелуев на шее. При этом он уверял, что до утра решал семейные проблемы Васи, который в благодарность его лобызал. А всем известно, что Вася по советской привычке целуется исключительно взасос.

Утро началось с того, что на пороге моего кабинета возникла моя секретарша Оксана и своим строгим голосом сообщила:

— Только что звонили из приемной Крапивина. Он просил вас немедленно зайти к нему.

Это было что-то новое. Обычно Виктор сам забегал ко мне в кабинет либо звонил мне по мобильному телефону. Впрочем, и то и другое случалось нечасто: мы с ним умели стойко переносить разлуку. Так или иначе, но до сегодняшнего дня он всегда соблюдал политкорректность и никогда не вызывал меня через секретаря.

Наверное, напоминание мне о субординации было его реакцией на нашу с Храповицким поездку в Москву.

— Кто-нибудь еще звонил? — спросил я Оксану.

— Сегодня еще не успели. Список вчерашних звонков у вас на столе.

Оксану я обожал. И внешностью, и манерами, и одеждой она напоминала степенную и аккуратную школьную учительницу, служа вечным укором моей дезорганизованности. У нее были правильные русские черты лица, безукоризненно уложенные русые волосы и, несмотря на то, что ей уже исполнилось тридцать, такая свежая, пахнувшая яблоком, прохладная кожа, что, входя, я всегда целовал ее в щеку. Это поднимало мне настроение.

— Позвони, пожалуйста, в приемную Кулакова и скажи его секретарю, что я прошу о встрече. По личному вопросу.

Конечно, я мог бы позвонить Кулакову сам, я знал номер его мобильного телефона. Когда-то, в бытность мою правдивым редактором, у нас были неплохие отношения. Но сейчас мы воевали в разных армиях, и, учитывая все то, что рассказывали о нем в «Кулацкой правде», я опасался, что желания пообщаться со мной накоротке он может и не испытывать.

Кабинет Виктора был поменьше, чем у Храповицкого, с дорогой, кожаной мебелью, и без всякого авангарда. В отличие от Васи, который порой копировал Храповицкого, особенно в его отсутствие, Виктор постоянно демонстрировал свою самостийность. Он никогда не ездил на охоту, носил только джинсы или спортивные брюки, и если Храповицкий покупал себе элегантный «Мерседес», Виктор тут же заказывал грубоватый «Хаммер». Жен, впрочем, у него было еще больше, чем у Храповицкого, при этом все они отличались пышными формами. Их число достигало не то пяти, не то шести, я порой сбивался со счета. Но может статься, это тоже было порождением их соперничества.

У Виктора сидел Вася. На полированном столе стояла бутылка коньяка. Они выпивали, или, как витиевато выражался Вася, «ударяли по орденам». Судя по их несколько подержанному виду, занимались они этим уже дня два.

— Проходи, садись, — приветствовал меня Виктор, заключая в объятия. Он проводил меня до кресла и усадил.

Ни его показное дружелюбие, ни помутневшие глаза не сулили ничего хорошего. Если встреча со скрытым врагом начинается с объятий, то, скорее всего, она закончится мордобоем. — Сто лет тебя не видел. Ты куда пропал-то?

Мы не виделись с ним ровно два дня. И он отлично знал, куда именно я пропал. Право, я не догадывался, что он так по мне скучает, иначе послал бы ему телеграмму.

— Может, выпьешь чего-нибудь? — предложил Виктор. — Ох, извини, извини, ты же у нас не пьешь. Совсем забыл.

— Я, кстати, тоже бросаю, — заметил Вася, наливая себе еще.

— Это правильно, — заключил Виктор. — Пора и мне за ум взяться. А то живу, дурак дураком. Верно, Андрей?

Я поборол соблазн согласиться. К тому же это было бы неправдой. Кем-кем, а дураком Виктор не был.

По его внешнему виду никогда нельзя было определить, сколько он выпил. Даже литр коньяка не существенно отражался на его походке и координации, разве что глаза у него наливались кровью и как-то зловеще тускнели.

— Ну, рассказывай, как слетали. — Он уселся за стол напротив меня, взял с тарелки кусок колбасы, которую всегда держали для него его секретари, и принялся жевать.

Ага, значит, в этом и крылась причина моего вызова. Видимо, Храповицкий, чтобы его подразнить, нарочно не стал ему ничего рассказывать, а расспрашивать Виктор считал ниже своего достоинства. И предполагалось, что я, поначалу отнормированный формальным вызовом, а потом растаявший от барской ласки, дам ему развернутый отчет.

Я развалился в кресле и закинул ногу на ногу.

— Чудно, — ответил я, словно весь во власти сладких воспоминаний. — С душой погуляли.

— Ну, а что там было-то? — не отставал Виктор.

— Да по обычному сценарию. Кабак, ночной клуб, нехорошие девчонки.

— А как губернатор? — задал Виктор вопрос, который интересовал его больше всего.

— Губернатор? — спохватился я. — Да я с ним особенно не общался. Как-то руки не дошли.

— Все больше с телками, да? — понимающе заулыбался Вася и потрогал бородку.

Трудно сказать, что бесило Виктора больше: моя развязность или Васина глупость. Видя, что толку от меня не добиться, он переключился на Васю.

— А нас, Вася, в такие поездки не приглашают, — заговорил Виктор, как будто рассуждая вслух. — Видать, мы с тобой рожей не вышли.

У Васи было высокое мнение о своей роже. А о роже Виктора — низкое. И союзника в Васином лице Виктору обрести не удалось.

— Радуйся, чудак, — добродушно отозвался Вася. — Ты знаешь, что такое отдых с начальством? Это же хуже любой пытки. Туда не ходи. Этого не делай. Пей только по приказу. Всем стоять. Всем сидеть. Я в свое время намотался — не дай бог!

— Да дело не в этом, — презрительно отмахнулся от него Виктор. — Я ведь никуда не рвусь, мне и здесь хорошо. Беда в другом. — Он пригладил ладонью встопорщившиеся волосы. — Просто кто-то в последнее время утратил чувство реальности. И возомнил себя незаменимым. И стал лезть, куда ему не положено. — Виктор резко повернулся ко мне. — Ты понял, кого я имею в виду?!

— Васю, что ли? — невинно поинтересовался я. За два года у меня выработался иммунитет к его провокациям.