Евгений Сухов - Лошадиная доза
— Но мы же разобрались во всем, — смутился Стрельцов. — Очень оперативно разобрались. Вам не за что на нас обижаться.
— Ага, — непонятно, то ли согласно, то ли с недоверием и иронией ответил Кокорин. Потом уселся на козлы и, стеганув несильно кобылку и уже не оглядываясь, выехал со двора…
Пока Жора провожал бывшего подозреваемого, у Бахматова и Осипова состоялся непростой разговор…
— Ну что, — язвительно спросил Колю Бахматов. — Споймал убийцу-маниака?
— Так ведь он был похож по описанию, Леонид Лаврентьевич, — без всякой оправдательной нотки заявил Осипов.
— Похо-ож, — проворчал Бахматов. — Этого, как видишь, оказалось маловато.
— Ну а что, надо было мимо пройти, что ли? И даже не проверить? — продолжал упорствовать Осипов. Выглядел он обиженным и не понимал, за что его укоряют: все было сделано по закону. А ошибки могут быть у всякого.
— Ну ладно, Николай, — примирительно произнес Леонид Лаврентьевич. — Вы со Стрельцовым сделали все правильно. Этот Кокорин и правда по приметам похож на нашего убийцу… Я бы и сам перепутал… В нашем деле случаются такие накладки. И это очень хорошо, что мы сразу разобрались.
— А я что говорю… — взбодрился Коля. — А вообще этот Кокорин, я бы сказал, очень странный тип. Видели же: тут его судьба, можно сказать, решается, опознание происходит, а он сидит, как истукан, словно его ничего не касается. Как рецидивист какой прожженный, честное слово…
— Странный, говоришь… Таких странных типов по Москве — многие тысячи будет! — после недолгого молчания сказал Леонид Лаврентьевич. — Так что, теперь мы их всех в подозреваемые будем записывать?
— Нет, конечно, — усмехнулся Коля. — Но этот Кокорин…
— Ладно, ладно, — не дал договорить Осипову Бахматов. — Значит, так. Вы со Стрельцовым…
В это время в кабинет вошел Жора и уселся на свое место.
— Значит, так, — повторил Леонид Лаврентьевич. — Завтра вы возобновляете обход улиц, близлежащих к Конной площади. Много уже прошли? — Старший инспектор посмотрел на Георгия, ожидая от него ответа, но за него ответил Осипов:
— Прошли всю Мытную, от церкви Казанской вплоть до Серпуховского Вала. Еще прошли всю Хавскую улицу, а также улицы Пожарную и Татищева. Прошли переулки Конный, Арсеньевский, Хавский и Сиротский… — Он немного помедлил, припоминая, и продолжил: — Потом вышли на Люсиновскую. Здесь как раз обнаружили самогонку, аж восемь четвертей, и самогоноварительный аппарат на два ведра. Потом дальше пошли по Люсиновской и недалеко от Белкинской усадьбы набрели на дом этого Кокорина и…
— Значит, Люсиновскую вы всю не прошли, — констатировал Леонид Лаврентьевич.
— Не всю, — ответил Коля.
— Завтра пройдете. А потом сходите на Шаболовку. Всю ее пройдете, начиная прямо от Серпуховского Вала… Коровий Вал тоже надлежит пройти. Цель та же: под предлогом досмотра домов на предмет самогоноварения ищете жилистого извозчика сорока пяти лет или немногим поболее, имеющего чистокровную владимирскую кобылу. — Бахматов немного помолчал и добавил: — И, что очень важно, чтобы опять не попасть впросак, — ищите какие-нибудь улики, что может изобличить хозяина дома в убийствах: пятна крови на полу, вещи чужие… Словом, все то, что можно посчитать подозрительным. Уяснили?
— Уяснили, — кивнул Коля.
— Тогда все, идите работать, — сказал Бахматов. И принялся перебирать бумаги, разложенные на столе.
Глава 7. Неизвестный господин с тонкими усиками
Георгию Стрельцову в бригаде Бахматова нравилось. Работа значительно отличалась от той, которую ему поручали в Тверском районном отделе милиции. Там приходилось заниматься разной мелочью: кражей постельного белья, пьяными драками, уличными грабежами. Единственное серьезное и запоминающееся дело было по краже церковных ценностей из ризницы приходского храма Успения Пресвятой Богородицы на Чижевском подворье. Но там он был в подчинении у Коли Осипова в роли рядового исполнителя.
А в МУРе — настоящие дела, масштабные. Взять хотя бы убийцу-извозчика. Около двух десятков трупов! А может, даже и поболее. Такого дела даже Владимир Матвеевич Саушкин не упомнит. А ведь почти тридцать лет в московском сыске проработал и всяких-разных преступников перевидал.
Как там говорил ему Осипов, когда Жора только-только был утвержден агентом уголовного розыска третьей категории? «Раскроешь за два месяца шестнадцать дел из двадцати, получишь сразу первую категорию. Раскроешь двенадцать дел из двадцати — получишь вторую категорию. Если семь дел раскроешь, то шиш без масла получишь. Ну а коль из двадцати дел раскроешь меньше семи, то можешь собирать манатки и снова становиться репетиром разных там дворянских и мещанских недорослей…»
На счету Жоры как агента МУРа было уже два раскрытых преступления с его самым непосредственным участием.
Первое дело было несложным.
На второй день его работы в Московском управлении уголовного розыска дежурный по управлению привел в комнату первой бригады пожилую женщину в длинной до пят юбке и двубортном пиджаке, явно перешитом из мужского. Поскольку Стрельцов в кабинете был один (знакомился с текущими делами), дежурный поручил гражданку ему.
— Это вы здесь старший? — спросила гражданка, недоверчиво оглядывая Григория. Очевидно, его вызывающая молодость не внушала ей доверия.
— На данный момент я, — бодрым голосом ответил он. Слово «старший» из ее уст прозвучало весьма неплохо…
— Я по поводу разбойного нападения, — заявила гражданка, смирившаяся, верно, с возрастом «старшего». Чего тут придираться: в нынешнее время так много молодых людей появилось на начальнических должностях, что просто диву даешься. Уполномоченные, комиссары… Даже в наркоматах заседают такие молодые люди, что впору подумать, что в правительство их взяли прямо с гимназической или студенческой скамьи. Вот и этот, «старший», верно, вчерашний студент.
О-хо-хо, ну и времена настали…
Гражданка вздохнула и проследила за тем, как «старший» достал из ящика стола бумагу, положил ее на стол и, быстро очинив карандаш перочинным ножиком, записал посередине листа:
ПротоколИшь, без ошибок записал… Грамотный!
— Будьте добры, представьтесь, пожалуйста.
Еще и вежливый…. И такие при новой власти встречаются.
— А вас как зовут? — подняла на него глаза пожилая женщина.
— Простите, я не представился, — спохватился Жора. — Агент уголовного розыска Стрельцов Георгий Фомич.
— Александра Александровна Угрюмова, — представилась женщина.
— Род занятий? — продолжил допрос Жора.
— Я — секретарь Ермоловой, — ответила Угрюмова и мельком глянула на агента уголовного розыска. Но тот, как она и предполагала, никак не отреагировал. Поэтому Александра Александровна уточнила: — Актрисы Марии Николаевны Ермоловой.
— Той самой Ермоловой?
— Да, той самой, — не без гордости, но сдержанно ответила Угрюмова. — Народной артистки республики…
— Ее что… убили? — осторожно, слегка понизив голос, спросил Георгий.
Александра Александровна вздрогнула и с негодованием посмотрела на агента уголовного розыска. Какая бестактность! Вот так, без сочувствия и благоговения, спросить, не убили ли великую Ермолову? Откуда у них, столь молодых, такая черствость души? А поначалу-то какое приятное впечатление произвел.
Сама Александра Александровна являлась истовой и даже фанатичной почитательницей таланта Марии Николаевны Ермоловой. Было время, когда она хаживала за актрисой по пятам, и однажды Ермолова, выйдя из своего особняка, заговорила с ней. У Александры Александровны от накативших эмоций подкосились ноги, и она едва не грохнулась на булыжную мостовую Тверского бульвара. Хорошо, что ее поддержал супруг Ермоловой, известный на Москве адвокат и присяжный поверенный Николай Шубинский. Вот было бы дело, если бы она разбила о мостовую лоб в благоговейном экстазе!
Прошло немало времени, прежде чем Мария Николаевна стала считать Угрюмову своей подругой. А та, сделавшись из почитательницы актрисы ее товаркой, уже буквально ни на шаг не отходила от Ермоловой.
Скоро пришло время, когда Мария Николаевна уже не могла обходиться без помощи Александры Александровны. Угрюмова стала для нее секретарем, экономкой, медицинской сестрой, сиделкой… Ведь в быту Ермолова была совершенно беспомощна. Прямо как малый ребенок.
Александра Александровна покупала продукты и готовила для нее завтраки, следила за ее гардеробом, являлась неким посредником и связующим звеном между ней и мужем, поскольку жила актриса с ним формально, лишь ради детей, и редко разговаривала с ним лично. А еще Угрюмова занималась детьми Марии Николаевны и их гувернерами и гувернантками, всегда сопровождала ее в гастрольных поездках, в том числе и заграничных, а когда Ермолова ушла со сцены и никого не желала принимать у себя, она была единственным человеком, кроме детей и внуков, кого великая актриса хотела видеть.
