Евгений Сухов - Лошадиная доза
— Чьи мешки? — подражая Осипову, строго спросил Георгий.
— Мои, — ответил мужик, — а то чьи же… На рынке покупал. Дешево достались.
— Где куплены? — снова насел на мужика Осипов.
— В лавке, где ж еще? — недоуменно промолвил мужик.
— С какой целью?
— Ну, вы прям непонятливые какие! — Удивлению мужика уже не имелось границ. — Чтобы кобылу свою кормить. Я, чай, извозчиком служу. На бирже стою…
— На какой? — быстро спросил Коля.
— Дык, на Лубянской, — последовал ответ.
— А на Конной площади бываешь?
— Не-е, — протянул мужик. — Опосля того, как там Морозовскую больницу построили, делать там стало неча.
— И лошадку свою ты туда торговать не ходил? — ехидно поинтересовался Осипов.
— Не, не ходил, — мотнул головой мужик. — Мне это без надобности. Самому кобылка нужна. Кормилица она моя.
— Зато у нас имеется надобность тебя в нашу управу отвести. Вместе с кормилицей, — жестко произнес Осипов. — Собирайся давай, дядя…
— Да пошто же сразу в управу-то? — всполохнулся мужик. — За что? Не пойду я никуда!
— Пойдешь, — зло ощерился Николай и схватил его за руку. — Как миленький пойдешь…
— Не пойду! — Мужик с силой вырвал руку и бросился к дому.
Осипов выхватил из кобуры наган и взвел курок:
— Стоять!
Мужик уже подбежал к ступеням крыльца.
— Стоять, я сказал! — Николай поднял наган и выстрелил в воздух.
Мужик пригнулся, замер, да так и остался стоять, будто бы окаменел.
Николай Осипов подошел к нему и почти ласково произнес:
— Не надо усугублять и без того аховое твое положение, дядя. Мы тебя задерживаем по подозрению в нескольких убийствах. Ты у нас теперь первый и самый главный подозреваемый. Так что лучше не рыпайся и исполняй приказания, если не хочешь схлопотать пулю. И запрягай давай… свою лошадку.
Когда мужик запряг лошадь и открыл ворота, Коля связал его руки приготовленным для таких целей ремешком. Просто так не развяжешь!
— Лошадью можешь править? — спросил он Георгия.
— Нет, — немного подумав, ответил Стрельцов.
— Тогда держи этого, — кивнул Коля на впавшего в неизбывную тоску мужика, а сам сел на козлы: — Ну что, родимая, поехали!
В управлении, куда они доставили задержанного Николая Ильича Кокорина, было много народу: вторая бригада старшего уполномоченного инспектора МУРа Ивана Васильевича Филиппова, занимающаяся борьбой с подделкой денег, вместе с гэпэушниками НКВД повязали едва ли не целую роту фальшивомонетчиков, аж восемьдесят три человека! Накрыты они были все разом в трех подпольных мастерских по производству фальшивых денег (с самыми настоящими печатными станками) в результате четко продуманной и хорошо спланированной операции. Часть из арестованных под присмотром вооруженных милиционеров и чекистов угрюмо толпилась в коридоре, ожидая вызова в комнату приводов для допроса, часть дожидалась своей очереди под замком. Если бы эти «делатели марок»[9], подпиравшие стены в коридоре, затеяли бы вдруг бузу, кое-кто из них запросто бы смог сбежать из управления, даже если охранники затеяли бы стрельбу. Однако даже намека на попытку сплетовать[10] не было: среди арестованных имелось много граверов, типографских цеховых, техников, резчиков и прочих граждан уголовных специализаций, отнюдь не склонных к силовым действиям и оказанию сопротивления. Их можно было бы назвать интеллектуальной элитой уголовного мира. Хотя больше половины, как выяснилось благодаря Владимиру Матвеевичу Саушкину, были «марочниками»-рецидивистами, известными московскому сыску еще с дореволюционных времен.
Владимир Матвеевич находился в комнате приводов, или допросной, как он ее иногда называл, так как без опознавателя в таком серьезном деле совершенно не обойтись.
Саушкин сидел в сторонке и слушал ответы на вопросы дознавателя. Если было все ладно, он лишь молча кивал, и по окончании допроса у арестованного снимались отпечатки пальцев, а фотографических дел мастер Юрий Петрович Еремин снимал их лица допотопным тюремным аппаратом, приобретенным сыскной полицией Москвы еще в самом начале века.
Если же арестованный начинал врать и изворачиваться, что Владимир Матвеевич всегда чувствовал и примечал по каким-то одному ему известным деталям и приметам, Саушкин останавливал допрос, лез в свою картотеку и доставал оттуда карточку со всеми данными на допрашиваемого преступника. Память у Владимира Матвеевича была отменная, профессиональная, и если он хотя бы раз в жизни пересекался с каким-либо уголовником лично или даже заочно, просто регистрируя его в своей картотеке, то помнил и его имя, и кличку, и дело, по которому тот проходил.
Видя, что допросы «марочников» затянутся надолго, Осипов и Стрельцов провели Кокорина в свой кабинет, где располагалась их группа или бригада, как ее часто именовали в официальных документах. Леонид Бахматов был на месте: принимал телефонный звонок от какого-то важного лица и отчитывался о расследовании убийств, похоже, тех самых, которыми в данный момент занимались Осипов со Стрельцовым.
Леонид Лаврентьевич мельком взглянул на вошедших, немного задержал взгляд на Кокорине и кивнул, дескать, ждите, покуда не освобожусь. А сам продолжал слушать начальственное лицо на другом конце провода, изредка вставляя короткие фразы:
— Ленин? Понял вас… Сам Ленин? Да, будет исполнено… Постараемся… Да, в самое ближайшее время…
Наконец разговор закончился. Бахматов сел, вытер лоб рукавом френча и, оглядев пришедших, строго спросил:
— Слышали?
— Да, — ответил Осипов за себя и Георгия.
— Я только что имел разговор с товарищем Фотиевой, личным секретарем товарища Ленина. — Бахматов со значением посмотрел на Колю. — Владимир Ильич весьма интересуется ходом расследования дела убийцы-маниака и приказывает ускорить процесс его поимки и предания нашему справедливому суду… А это еще кто?
— А это наш подозреваемый, Леонид Лаврентьевич, — покосился в сторону Кокорина Осипов. — Подходит под описание нашего убивца полностью. Еще и сбежать от нас пытался.
— Ничо я не пытался, — огрызнулся Кокорин.
— Так-так, — с интересом посмотрел на мужика Бахматов. — Стало быть, извозчик?
— Ну, извозчик, — хмуро отозвался Кокорин. — А что, быть извозчиком стало уже непозволительно?
— Позволительно, — просто ответил старший уполномоченный инспектор. — А вот людей убивать — нельзя.
— Я никого не убивал. Вы это… напраслину на меня возводите, вот.
— Напраслину? — зло посмотрел на него Леонид Лаврентьевич. — Значит, доказательств вины своей желаешь получить? — перешел он на «ты». — Хорошо. Будут тебе доказательства… — И снова посмотрел на Колю: — Вот что, Николай. А бери-ка ты наш «Чандлер» и дуй в адреса этих двух извозчиков, что видели того жилистого мужика, который пасется на конном базаре и якобы продает свою кобылу. Хватай их за шкирку и вези немедля сюда! Для опознания личности. И поглядим после, — перевел взгляд на Кокорина Бахматов, — кто на кого напраслину возводит.
— Будет сделано, Леонид Лаврентьевич, — охотно отозвался Осипов и стрелой вылетел из кабинета.
Однако все сказанное не произвело на Кокорина никакого впечатления. Он как сидел, тупо уставившись на носки своих сапог, так и остался сидеть. Его поведение немного озадачило Бахматова. Правда, на предварительных допросах он видывал всяких арестантов. Были и такие, что на прямые обвинения лишь криво усмехались. Иные, припертые неопровержимыми уликами к стенке, продолжали отнекиваться, не сожалея о содеянном. Один из таковых, под фамилией Богуславский, выдавал себя за работника Наркомата внутренних дел. Он производил по липовым ордерам со своими подельниками, также выдававшими себя за чекистов, обыски в богатых квартирах и «экспроприацию» денег, драгоценностей, произведений искусства и иного ценного имущества. Так этот псевдочекист во время предъявления ему обвинения в убийствах и грабежах выглядел удивительно спокойным, даже где-то благодушным. Таким может быть разве что человек, исполнивший свое предназначение, после чего ему уже не страшна близкая смерть. Говорят, когда его вели на расстрел, он насвистывал какую-то замысловатую арию и весело поглядывал на своих конвоиров. Поворачиваться к стенке не пожелал — встал лицом к расстрельной команде и с легкой усмешкой оглядывал их молодые лица. Он даже не моргнул, когда прозвучал залп. Несколько мгновений еще стоял с просветленным лицом, невольно заставив расстрельную команду сжаться от суеверного ужаса, а затем упал ничком на землю. Позже выяснилось, что фамилия Богуславский вымышленная. На самом же деле этот псевдочекист был родом из князей Голицыных и являлся то ли сыном, то ли племянником бывшего московского губернатора и камергера князя Владимира Михайловича Голицына…
