Роберт Гэлбрейт - Зов кукушки
Страйк успел подчистить свою тарелку и сдвинул ее в сторону. Заказав на двоих еще чая, он опять занес авторучку:
— Сколько персонала работает в доме номер восемнадцать?
— Охранников — трое: я, Колин Маклауд и Иэн Робсон. Работа у нас посменная, на посту круглые сутки кто-то есть. Я-то в ту ночь должен был дома спать, да Робсон позвонил мне на пост около шестнадцати часов: на корпус, говорит, пробило, сил нет. Ладно, говорю, отдежурю за тебя. Он меня в том месяце подменял, когда мне по семейным делам требовалось съездить. То есть за мной должок был. Вот так я и попал под раздачу, — заключил Уилсон и немного помолчал, размышляя о своих злоключениях.
— Другие охранники тоже были в хороших отношениях с Лулой?
— Ну да, они тебе то же самое скажут, что и я. Славная была девушка.
— А из обслуги есть кто-нибудь?
— Две уборщицы, полячки. По-английски — ни бум-бум. Ты от них ничего не добьешься.
Показания Уилсона, думал Страйк, делая записи в блокноте Отдела специальных расследований (прихватил пару штук по случаю, когда в последний раз наведался в Олдершот,[9] в Дом британской армии), оказались сверхъестественно качественными: краткие, точные, проницательные. Не часто приходится слышать такие внятные ответы, и уж совсем редко люди отчетливо выстраивают свои мысли, что избавляет от необходимости задавать дополнительные, уточняющие вопросы. Страйк давно занимался раскопками в руинах горькой людской памяти, умел войти в доверие к убийце, разговорить запуганного, бросить наживку злоумышленнику, поставить ловушку хитрецу. В случае с Уилсоном эти навыки не понадобились: как видно, Джон Бристоу вывел его на охранника в приступе своей паранойи.
Тем не менее Страйку была свойственна неистребимая скрупулезность. Схалтурить при допросе свидетеля было для него так же немыслимо, как проваляться в исподнем, дымя сигаретой, на койке в военном лагере. И в силу характера, и в силу выучки, уважая себя не меньше, чем клиента, он продолжил с той же дотошностью, за которую в армии одни его превозносили, а другие ненавидели:
— Давай ненадолго вернемся на день раньше. В котором часу ты заступил на пост?
— В девять, как полагается. Колина сменил.
— У вас есть журнал учета посетителей?
— Ну да, всех записываем, кроме жильцов. Журнал на стойке лежит.
— Не помнишь, кто накануне приходил?
Уилсон заколебался.
— Рано утром Джон Бристоу заходил к сестре, верно? — подсказал Страйк. — Она еще приказала тебе его не впускать.
— Это он сам тебе доложил? — Уилсон, казалось, вздохнул с некоторым облегчением. — Ну да, приказала. Но я его пожалел, веришь? Он должен был вернуть ей какой-то контракт, беспокоился, вот я его и пропустил.
— А о других посетителях тебе ничего не известно?
— Ну, Лещинская уже находилась в доме. Уборщица. Эта всегда к семи утра приходит. Лестницу драила, когда я на пост заступил. А потом только техник приходил, сигнализацию проверял. У нас каждые полгода проверка. Когда ж он появился? Где-то без двадцати десять, что ли.
— Техник был знакомый?
— Нет, новенький. Мальчишка совсем. К нам всякий раз другого присылают. Миссис Бестиги и Лула были еще дома, так что я провел его на третий этаж, показал, где панель управления, и он взялся за дело. Я ему показываю, где щиток, где тревожные кнопки, а тут Лула выходит.
— То есть ты своими глазами ее видел?
— Ну да, она мимо открытой двери прошла.
— Поздоровалась?
— Нет.
— Ты же говоришь, она всегда здоровалась.
— Видать, не заметила меня. Вроде торопилась. Ехала больную мать навестить.
— Откуда ты это узнал, если она с тобой даже не заговорила?
— Из судебного следствия, — четко сказал Уилсон. — Проводил я, значит, техника наверх, показал, где что, и на пост вернулся, а когда миссис Бестиги ушла, впустил его к ним в квартиру, чтобы он и там систему проверил. В принципе, я ему был не нужен — расположение щитков и тревожных кнопок во всех квартирах одинаковое.
— А где же был мистер Бестиги?
— Да он на работу чуть свет уехал. Каждый день в восемь утра отчаливает.
Трое работяг, в касках и желтых жилетах, в облепленных грязью сапогах, вошли в кафе и направились к соседнему столику: под мышкой у каждого была газета.
— Сколько времени тебя не было на посту, когда ты сопровождал техника?
— В квартире на третьем этаже минут пять пробыл, — сказал Уилсон. — В двух других — по одной минуте, не более.
— Во сколько уехал техник?
— К полудню время шло. Точней не скажу.
— А ты уверен, что он вышел из здания?
— Ну да.
— Кто еще приходил?
— Покупки какие-то из магазинов доставили, а вообще-то, к концу недели поспокойней стало.
— То есть начало недели выдалось беспокойным?
— Ну да, тут такая суматоха поднялась — Диби Макк должен был из Лос-Анджелеса прилететь. Люди из фирмы звукозаписи так и сновали туда-сюда: квартиру номер два подготовить к его приезду, холодильник набить и все такое.
— А ты не помнишь, в тот день что именно из магазинов доставили?
— Пакеты для Макка и для Лулы. И розы… Я помогал парню их наверх затащить: букет во-о-от в такой огромной вазе привезли. — Уилсон широко развел свои большие руки, изображая размер вазы. — Мы розы эти на столик взгромоздили в прихожей квартиры номер два. Потом их полицейский своротил.
— Ты сказал, что ему нагорело. От кого?
— Розы-то для Диби Макка мистер Бестиги заказал. Как прознал, что вазу раскокали, прямо вызверился. Орал как маньяк.
— Во сколько это было?
— Еще полицейские тут оставались. Пытались жену его допросить.
— Мимо его окон только что пролетела женщина и разбилась насмерть, а он устроил скандал из-за испорченного букета?
— Ну да. — Уилсон пожал плечами. — Он такой.
— Дибби Макк — его знакомый?
Уилсон снова пожал плечами.
— Этот рэпер вообще заходил к себе в квартиру?
Охранник помотал головой:
— Из-за всей этой заварухи он в отель поехал.
— Сколько времени ты отсутствовал, когда помогал затаскивать розы в квартиру номер два?
— Ну, пять минут, самое большее десять. После этого с поста не отлучался.
— Ты упомянул пакеты, доставленные для Макка и Лулы.
— Ага, от модельера какого-то. Рядом Лещинская была, я ее послал разнести их по квартирам. Для него одежду привезли, а для нее — сумочки.
— Ты можешь поручиться, что каждый, кто вошел в вестибюль, потом вышел?
— Ну да, — сказал Уилсон. — Они все в журнал записаны.
— Как часто меняется код входной двери?
— После гибели Лулы мигом сменили, потому как половина лондонской полиции его знала, — сказал Уилсон. — А до этого за три месяца, что Лула в этом доме жила, ни разу не меняли.
— Можешь назвать старый код?
— Девятнадцать шестьдесят шесть, — отчеканил Уилсон.
— Тысяча девятьсот шестьдесят шестой, чемпионат мира по футболу. «Они думают, что все закончилось».[10]
— Ну да, — подтвердил Уилсон. — Маклауд эти цифры терпеть не мог. Требовал, чтоб сменили.
— На момент смерти Лулы сколько народу могло знать код?
— Не так уж и много.
— Курьеры? Почтальоны? Газовщик?
— Эту публику мы сами впускаем, не отходя от стойки. Жильцы обычно кодом не пользуются — мы их на мониторе видим и сразу дверь открываем. Кодовый замок лишь тогда нужен, когда на посту никого нету: бывает, отойдешь в подсобку или поможешь пакеты наверх занести.
— У каждой квартиры свои ключи?
— Ну да, и своя отдельная сигнализация.
— Лула, уходя, ставила квартиру на сигнализацию?
— Нет.
— А бассейн и тренажерный зал? Они тоже под сигнализацией?
— Нет, просто под замком. У всех жильцов есть ключи от бассейна и спортзала. И еще от входа в подземный гараж. Эта дверь тоже под сигнализацией.
— Сигнализация была включена?
— Без понятия, меня там не было, когда ее проверяли. Наверное, была включена. В то утро техник все устройства проверил.
— А ночью все эти двери были заперты?
Уилсон растерялся:
— Не все. Дверь в бассейн была открыта.
— Не знаешь, кто-нибудь в тот день плавал в бассейне?
— Не припоминаю.
— Сколько же времени он стоял нараспашку?
— Без понятия. До меня Колин дежурил. Он должен был проверить.
— Ладно, — сказал Страйк. — Значит, ты именно потому заподозрил Даффилда в человеке, которого слышала миссис Бестиги, что сам до этого слышал, как он скандалил с Лулой. Когда это было?
— Незадолго до того, как они разбежались, за пару месяцев до ее смерти. Лула его выставила, а он стал в дверь кулаками барабанить, ногами стучать, хотел к ней вломиться. Крыл ее последними словами. Я пошел наверх, чтоб его выпроводить.