Татьяна Степанова - Яд-шоколад
Этих последних «людей метро» Дмитрий Момзен ценил и уважал особо — у многих за плечами военное прошлое, кто-то даже успел послужить наемником в далеких странах, но не заработал особо ни денег ни славы. Правда, таких, с военным опытом, среди Рейнских романтиков было немного, чаще встречались другие.
Какие?
За четверть часа перед закрытием магазина армейских товаров Дмитрий Момзен проходил через торговый зал в заднюю комнатушку со старинной купеческой конторкой и моднейшей кофемашиной на ней, усаживался в кожаное кресло и начинал прием новобранцев, желавших поступить — нет, не в музыкальную рок-группу «Туле», а в военно-исторический клуб, занимавшийся реконструкцией сражений, быта и походной жизни эпохи Второй мировой войны.
Именно такое официальное занятие придумали себе Рейнские романтики — военно-исторический клуб: изучаем и реконструируем, и бережно храним традиции, стараясь во всем точно соответствовать исторической правде во всех деталях.
Новобранец в этот раз только один — румяный, кудрявый, как херувим, жизнерадостный и возбужденный. Одет в дорогие кроссовки, кожаный бомбер и джинсы Dizel.
— Хайль Гитлер, партайгеноссе!
Он выкрикнул это громко, радостно, вскинув тощую руку в приветствии, вытянув тощую цыплячью шею и вертя с любопытством кудрявой башкой своей.
— Ты что, совсем дурак? — спросил Дмитрий Момзен. Он разглядывал новобранца.
— Но я… я думал, у вас так принято… Вы же это… Туле… вы же группа «Туле»!
— Рок-группа уже не играет, не выступает.
— Но вы же «Туле»! Это самое… круто! Ну «Туле»! Я же читал… это, как его, «Аненербе»… Рейнские романтики… а вы новые, вы дело продолжили.
— Какое дело мы продолжили?
— Ну это… секретное… тайное общество… Я читал про тайное общество «Аненербе», и это все у вас тут опять. Ох круто! Супер! — Парень в бомбере кивал на торговый зал. — Сколько у вас там формы понавешено на вешалках!
— Это форма Квантунской армии, — сказал Дмитрий Момзен. — Это все приготовлено для киносъемок, у нас киностудии покупают реквизит для сериалов о войне. А мы заняты серьезным делом. Мы сохраняем историческое наследие. Реконструируем военные события, участвуем в мероприятиях.
— Но у вас там форма СС…
— Для фильмов, киносъемок и военно-исторических шоу, куда нас приглашают. Потому что знают, что мы заняты серьезным делом. Без дураков. Без фанатизма. Беспристрастно. Как того требует история.
— Но мне сказали, у вас тут общество… Братство «Туле»… Рейнские романтики новые, — новобранец заморгал растерянно. — А я это… я вступить желаю, у меня к вам рекомендация.
— Да ты бредишь, пацан, — усмехнулся Дмитрий Момзен. — Ты бредишь наяву. Ты слышал, что я тебе сказал?
— Но я же хочу к вам…
— Ты слышал, что я тебе сказал?
— Да, но…
— Повтори.
— Вы это… заняты реконструкцией…
— Дальше, повтори.
— Вы заняты серьезным делом.
— Правильно. Дальше.
— Без фанатизма. Беспристрастно.
— И?
— Без дураков, — новобранец смотрел на Дмитрия Момзена. Улыбка сползла с его лица клочками. Он, кажется, начал понимать. Он понял.
— А теперь до свидания, — Дмитрий Момзен кивнул на дверь.
Когда жизнерадостный придурок ушел, Дмитрий Момзен подождал минут пять, давая возможность этому идиоту послоняться по залу армейского магазина, поглазеть на товары, затем поднялся с кресла, прошел через торговый зал во внутренний двор, пересек его и через заднюю дверь вошел в особняк.
Гулкая анфилада комнат, пахнет воском — паркет недавно натирали до блеска. Столько машин в Пыжевском переулке припарковано, столько народа собралось в Логове, а кажется, что и нет никого.
Дмитрий Момзен вспомнил, как два года назад, когда завертелась вся та история, когда ими внезапно заинтересовались следственный комитет и прокуратура, когда его вызывали на допрос по поводу названия рок-группы, о, тогда пришлось повозиться и попотеть. И тут дома, в Логове, тоже. Он приглашал сюда специалистов из охранной фирмы — полная дезактивация пространства. Спецы искали по всему особняку прослушку, «возможно» установленную органами, искали замаскированные «жучки». А спецкибер — ищейка ставил защитную блокировку на телефонные номера, которыми пользовались «Рейнские романтики» в особых случаях.
И все эти меры предосторожности, очень дорогостоящие, могли полететь к черту, если бы в группу… нет, в их «военно-исторический клуб» затесался бы вот такой придурок с куриными мозгами!
Рейнские романтики собрались внизу в зале собраний за круглым дубовым столом. Было шумно, оживленно, как в любой мужской компании единомышленников. Пили пиво — кто темное, кто светлое, закусывали едой, заказанной в ближайшем ресторане на улице Полянка.
Олег Шашкин по прозвищу Жирдяй тоже здесь. Он спросил негромко:
— Ну как? Годится?
— Кто?
— Ну этот пацан, с которым ты говорил сейчас.
— Кто его рекомендовал? — спросил Дмитрий Момзен.
— Суслов.
— Суслов рехнулся?
— Он сказал, у этого типа отец зампред комитета… Там, на Краснопресненской, сидит в большом доме. Ты же сам говорил, нам нужны связи во власти. — Олег Шашкин по прозвищу Жирдяй недоумевал: — Что, не пойдет, мы его не примем? Но Суслов же…
— Суслов здесь сегодня? — громко спросил Дмитрий Момзен Рейнских романтиков.
— Да, я тут, Дима. — За круглым столом сидел крупный солидный вальяжный парень. Он скинул куртку и сидел в камуфляжной майке — накачанные бицепсы все в татуировках.
Татуироваться Рейнские романтики обожали. Это своеобразный код. По татуировкам они определяли много чего и узнавали друг о друге много чего тоже.
— Твой протеже, брат. Я его не пропущу к баллотировке.
Тут надо заметить, что в «Туле» в Рейнские романтики вступали не абы как. Нет, имелся специальный ритуал посвящения. А затем шла баллотировка и голосование. В стеклянный куб опускались камни — белые и темные. Ну как в античности в древних Афинах. Если белых больше, новичка принимали в «Туле».
— Почему? У него отец в правительстве работает. Ты же сам говорил, брат Димон, ты сколько раз нас учил, что нам такие люди как воздух необходимы, — татуированный Суслов, сам недавно принятый в «Туле», развел руками.
— Отец, может, и в правительстве. А парень совсем глупый. Дураки, они хуже ФСБ, — сказал Дмитрий Момзен.
— Я старался, пацан хочет к нам. Он слышал про «Туле».
— В ночном клубе, — сказал Дмитрий Момзен. — Но мы, кажется, давно переросли ночные клубы и всю эту хрень. Еще тогда, два года назад… Мы переросли всю это долбаную хрень, или я не прав, братья мои?
— Да, да! — послышались голоса за круглым столом.
— Я много раз говорил вам, что, когда придет час бросить вызов властям, — Дмитрий Момзен обвел взглядом круглый стол, уставленный бокалами с пивом и тарелками с закуской, — когда мы устроим в этой бедной затюканной стране военный путч, переворот, у нас сразу же возникнет острая нужда в преданных делу соратниках.
— Но парень же хотел к нам… молодой, мы могли научить его что к чему, если надо, вправить мозги…
— Да, в преданных делу, нашему великому делу на благо нации, — отчеканил Дмитрий Момзен. — Но идиот, преданный делу, — это… Может, в правительстве, где работает его падре, это приветствуется… Но тут у нас в союзе «Туле» это хуже чумы. Повторите, что я сказал!
Он прорычал это как лев — громко и яростно и ударил с размаху кулаком по столу.
— Ну! Я кому сказал! Повторить!
— Это хуже чумы! — подхватили хором Рейнские романтики.
— Громче! Еще!
— Это хуже чумы! Хуже ФСБ! — грянуло за круглым дубовым столом.
— Господа, я благодарю вас и приношу свои извинения за излишнюю резкость, — Дмитрий Момзен тут же смиренно склонил свою голову перед Рейнскими романтиками — красивый, высокий, статный, голубоглазый, светловолосый — настоящий идеал для тех, кто жить не может без идеалов. — Вы все здесь умные взрослые люди. Молодые, за вами будущее. Запомните раз и навсегда — военный путч и государственный переворот дело серьезное. Это впишется в историю красными чернилами. Но за это можно схлопотать пожизненный срок, если все провалится. Мы не можем рисковать. Если мы станем раздавать рекомендации в «Туле» направо и налево разным долбаным идиотам, мы не продержимся и года. Нас заметут. Когда посадили Шадрина… в общем, чего с него возьмешь, больной. Барабанил только классно… После его ареста нами заинтересовались. А когда онитам начинают интересоваться, то… Вы понимаете, чем это грозит «Туле». В общем, то была моя крупнейшая ошибка, и больше я такой ошибки не допущу. У нас долговременные планы, у нас в запасе несколько лет. И когда наступит час, мы должны быть готовы. За то время, что у нас впереди, надо многое успеть. И сопляки подрастут… вы понимаете, я не имею в виду здесь присутствующих, я говорю о нашем первичном звене в ячейках на местах, которые тоже предстоит еще нам организовать. Но для всей этой трудной и опасной работы на благо нации мы с вами должны быть сильными. Но я, кажется, слишком многословен, еще раз прошу меня извинить. Итак, тема сегодняшней встречи?