Совок 13 - Вадим Агарев
Оно да, оно всё так! Со всем согласен и, если бы было можно, то проставился бы «семёрочникам» шоколадкой в стеклянной обёртке. Однако делать этого нельзя. Просто буду теперь образцовым объектом для «НН». Ну не объяснять же ребятам, что мне надо было в режиме строжайшей приватности немного обезжирить бандитскую кассу!
— Виктор, разберись с этими чертовыми колёсами! — распорядился партийный начальник и водитель «Волги» без удовольствия на лице, полез в свой багажник.
А я в очередной раз возблагодарил судьбу за расположение ко мне Сергея Степановича Копылова, добрейшей души человека.
Автомобильных электронасосов на пространстве страны советов еще нет, и я бы не единожды вспотел, пока накачал два колеса. Так-то оно бы и ладно, да вот незадача, когда я потею, я не сильно, но всё же воняю. А для офицера советской милиции это неприемлемо. Поэтому я не стал рефлексировать на недовольный вид и бормотание копыловского водилы. Вместо этого я вступил в беседу с его непривычно словоохотливым шефом. Тема общения осталась прежней. Про партию и про место в ней товарища Копылова.
— Что ж ты, Сергей, а еще милиционер называется! В своём собственном дворе порядок не можешь навести! — не удержался от шпильки городской партиец, — Это же тебе нарочно кто-то колёса спустил! А в следующий раз их у тебя украдут!
Доказывать, что у «наружников» «седьмого цеха» совсем другая специализация и что колёса они у меня воровать не станут, я не решился. Я просто неопределённо пожал плечами. Признавая тем самым, что как милиционер, я всё еще далёк от совершенства.
Пятнадцати минут опытному механику-водителю «Волги» хватило на всё про всё и мы с Копыловым наконец-то разъехались по своим присутственным местам.
Рассудив, что разрывать рабочий день будет нерационально, я решил пожертвовать обеденным перерывом. Своим и Стаса. И тормознув у ближайшего телефона-автомата, набрал Гриненко. Похоже, что мой товарищ с самого утра находился в режиме «товьсь». Во всяком случае, трубку он поднял на втором гудке.
Предупредив его, чтобы через двадцать минут он ждал меня на углу, я, не теряя времени, рванул за деньгами, которые остались в Октябрьском.
Прошмыгнув мимо ОДЧ и не попавшись на глаза дежурному, я сквозанул по лестнице на свой этаж. На этом моё везение закончилось. До поворота из общего коридора в свой аппендицит я не добежал каких-то пяти шагов.
— А ну стой! Стой, я тебе говорю, Корнеев! — несмазанной пилорамой взвизгнула из-за спины сразу же узнанная мной Антонина, — Ты почему на рабочем месте с самого утра отсутствуешь? Тебя Алексей Константинович уже два часа, как найти не может! Я четвёртый раз уже к тебе иду! И телефон ты не берёшь! — в четверть минуты всё про меня рассказала она, не утаив ни одной моей подлости.
Пришлось застопорить ход до полной остановки и резко развернуться на сто восемьдесят градусов. И упереться в колючие глаза, и в расположенные ниже них очки плотно набитого второго номера. На мой непредвзятый взгляд, бюстгальтер Тонечке был явно маловат. Сегодня утром, когда проходил в кабинет Данилина, я эту немаловажную частность как-то оставил без должного внимания.
— И снова здравствуй, любимая! — придал я лицу всё доступное в этот предобеденный час обаяние, а голос наполнил маслом, — Вот смотрю на тебя, душа моя, и сердце кровью обливается, как же это я тебя упустил, Антонина⁈ Ведь ты, не побоюсь этого слова, была счастьем всей моей жизни! Ты была так близко, а я дурак, не сделал тебе предложения! Всё тянул, всё не решался! Для чего мне теперь жить, скажи, Тоня? Пойду, застрелюсь, пожалуй…
Не скрывая горя, я покачал головой, показывая, насколько переживаю главную неудачу всей своей жизни. И уповая на присущую чрезмерно активной, но несколько туповатенькой Тонечке внезапную задумчивость, попытался скрыться в своём отнорке. Раньше у меня это получалось и я не видел особых причин, чтобы данный психологический этюд не сработал снова. Но не тут-то было!
— Стоять! — взревело моё несбывшееся счастье, уже на полном серьёзе решившее остановить меня любой ценой, — Ты совсем дурак, Корнеев⁈ Я сейчас закричу! Зачем тебе стреляться и почему это ты упустил? Ну… С чего это ты вдруг взял, что ты меня упустил? — неприязнь в глазах доселе сердитой девицы, уступила место раздумьям позитивного окраса.
И тут мне стало немного грустно. До скрежета зубовного не хотелось, чтобы Антонина подняла сейчас тревогу. Да еще по поводу моего суицида из-за неразделённой любви. И помимо этого меня огорчили процессы, в соответствии с теорией Дарвина эволюционирующие в голове стоящей передо мной решительной барышни. И существенно осложняющие мне коммуникации с ней в дальнейшем.
Я понял, что это тот самый случай, когда закоренелые преступники, чтобы скрыть своё предыдущее злодейство, вынуждены совершать еще более страшное преступление.
— Ну как же, Тоня⁈ Ты же беременная, я это еще со вчерашнего вечера знаю! — прятать своего горя я нужным не посчитал и даже провёл по лицу ладонью. Наверное, смахивая слёзы. — Она, конечно, женщина, как бы это сказать, своеобразная, но такими вещами шутить бы не стала! Да я и сам вижу, что титьки у тебя стали больше. Я же не дурак, Тоня, я же взрослый и понимаю, что лактация, и всё такое прочее…
— Чего-о-о? Это ты-то не дурак⁈ Какая еще лактация⁈ И почему титьки? — на этот раз необходимый эффект был достигнут и Антонина вроде бы надёжно зависла. Но сиськи свои, находясь в ступоре, она всё же проинспектировала, машинально помацав их красно-когтистыми пальчиками.
Мне хватило менее минуты, чтобы заскочить в кабинет и достать из сейфа лидину портфельку с моими трофейными деньгами. Сейф, а потом и дверь я уже замыкал, как в танце. Вальсируя в одном плавном, но очень быстром движении.
И снова мне не хватило одной или полутора секунд. Во всяком случае, именно таким было моё ощущение. Проскакивая между стеной и Тонечкой, я был остановлен ею в движении. На скаку, как торопливый конь при пожаре. Железной дланью этой упитанной, но совсем не монументальной на вид девицы.
— Говори, это какая-такая женщина, Корнеев? — не подразумевающим каких-либо недосказанностей голосом, потребовала от меня ясности сверкающая угольями зрачков Горгона из группы учета следственного отделения, — Кто она, эта женщина, которая шутить, как ты говоришь, не стала бы? Ну?!! Кто тебе сказал, что
