Умолкнувший оратор - Рекс Тодхантер Стаут
Но я решил, что так дело не пойдет. Конечно, было бы не худо узнать, какой адрес О’Нил назовет водителю, но я понимал, что это не так жизненно важно, поскольку, если из-за какой-нибудь нелепой случайности, с чем сплошь и рядом приходится сталкиваться при наружном наблюдении, я потеряю из вида кожаный чемоданчик, то мне придется искать другую работу, например помогать Хэтти Хардинг пришивать пуговицы.
Я подскочил к такси и придержал дверцу:
– Мистер О’Нил, привет! Вам в пригород? Может, подбросите?
Не дожидаясь приглашения, я уселся рядом с ним и, желая быть хоть сколько-нибудь полезным, захлопнул дверцу.
Сказать, что О’Нил растерялся, – значит ничего не сказать. На его месте любой бы растерялся, ну а чем он хуже других?
О’Нил явно забеспокоился:
– Привет, Гудвин! Откуда вы взялись? Ну, на самом деле я еду… вовсе не в пригород. А наоборот, в центр.
– Решайте, в конце концов, куда вам нужно! – с раздражением воскликнул шофер.
– Не важно, – жизнерадостно сказал я О’Нилу. – Я просто хотел задать вам пару вопросов относительно кожаного чемоданчика, который вы прячете под пальто. – И добавил, уже шоферу: – Езжайте. На Восьмой улице повернете налево.
– Это не ваша машина! – разъярился шофер. – Что вообще тут происходит? Ограбление?
– Все в порядке, – успокоил его О’Нил. – Это мой приятель. Езжайте.
Машина тронулась. Мы молчали. Мы проехали мимо отеля «Вандербильт» и, дождавшись зеленого сигнала светофора, пересекли Мэдисон-авеню, после чего О’Нил нагнулся к шоферу и сказал:
– На Пятой авеню езжайте на север.
Водитель, задетый в лучших чувствах, ничего не ответил, но, когда мы выехали на Пятую авеню, свернул направо.
– Ладно, – сказал я, – как вам будет угодно. Но я думал, мы могли бы сэкономить время, поехав сразу домой к Ниро Вулфу. Содержимое этого чемоданчика наверняка заинтересует его даже больше, чем меня. Конечно, такси не самое подходящее место, чтобы вступать в дискуссии, тем более что мы явно не приглянулись шоферу.
О’Нил снова наклонился и дал водителю свой домашний адрес на Парк-авеню. Поразмыслив на протяжении трех кварталов, я решил проголосовать против. Из оружия при мне был только перочинный ножик. Так как я с восьми утра наблюдал за домом О’Нила, у меня сложилось впечатление, что заседания исполнительного комитета НАП сегодня не будет, но, если они там и с ними генерал Эрскин, потребуются слишком большие усилия с моей стороны, чтобы уйти оттуда с чемоданчиком. Поэтому, понизив голос, я обратился к О’Нилу:
– Послушайте… Если шофер – а он наверняка сознательный гражданин – поймет из нашего разговора, что дело связано с убийством, то остановится возле первого же копа, которого увидит. Может быть, вам тоже нужен коп? Тогда вас наверняка обрадует, что идея отправиться к вам домой мне не по душе. Если вы будете на ней настаивать, придется показать швейцару свое удостоверение и попросить, чтобы он позвонил в Девятнадцатый полицейский участок на Восточной Шестьдесят седьмой улице, дом сто пятьдесят три, Райнлендер четыре, один-четыре-четыре-пять. Представляете, как переполошится ваш дом? Так почему бы нам не посидеть на скамеечке в парке? Погреемся на солнышке и поговорим без свидетелей. Я понимаю, что выражает ваш взгляд, но даже и не пытайтесь. Ведь я на двадцать лет моложе вас и каждое утро делаю зарядку.
Сразу перестав походить на тигра перед прыжком, О’Нил наклонился и сказал шоферу:
– Остановитесь.
Вряд ли у него было с собой огнестрельное оружие, но я не хотел, чтобы он шарил по карманам, а потому сам рассчитался за такси. Мы находились на Шестьдесят девятой улице. Когда машина отъехала, мы перешли через дорогу в Центральный парк и уселись на скамье возле ограды. Левой рукой О’Нил поддерживал под пальто чемоданчик.
– Если вы позволите осмотреть мне его снаружи и внутри, это упростит дело. И если там лишь масло с черного рынка, можете идти с миром, – сказал я.
О’Нил повернулся, чтобы посмотреть мне прямо в лицо.
– Послушайте, Гудвин, – произнес он, очень тщательно выбирая слова, – я не буду высказывать негодование по поводу таких вещей, как ваша слежка за мной, да и других вещей также. – (Похоже, он не очень тщательно выбирал слова, так как повторился, но я был слишком хорошо воспитан, чтобы перебивать.) – Я только хочу объяснить вам, как чемоданчик – учтите, совершенно законным путем – оказался у меня! Я не имею ни малейшего представления, что там находится!
– Давайте посмотрим, – предложил я.
– Нет! – отрезал он. – Насколько вам известно, чемоданчик – это моя собственность.
– Вот как?!
– Именно так. И я вправе осмотреть его сам, без посторонних. Я говорю о моральном праве, а не о юридическом. Ведь вы предложили обратиться в полицию, и с точки зрения закона ваши действия были бы вполне оправданны. Но сперва вы выдвинули идею отправиться к Ниро Вулфу. Вы считаете, что полиция это одобрит?
– Нет, а вот Вулф наверняка одобрит.
– Не сомневаюсь. – О’Нил продолжал настойчиво гнуть свою линию. – Вот видите, ни вы, ни я не желаем вмешательства полиции. Выходит, наши интересы совпадают. Это чисто процедурный вопрос. Давайте взглянем на дело с вашей точки зрения. Вы хотите приехать к своему шефу и сказать: «Вы послали меня сделать свою работу, я ее выполнил, вот вам результаты» – и передать ему чемоданчик. Вот чего вы хотите. Так?
– Совершенно точно. Поехали.
– Поедем, обязательно поедем. Уверяю вас, Гудвин. – Он говорил так проникновенно, что я чуть было не прослезился. – Но какое имеет значение, когда мы поедем? Сейчас или через четыре часа? Никакого! Я никогда в жизни не нарушал слова. Я бизнесмен, а весь американский бизнес зиждется на честности, абсолютной честности! Итак, возвращаемся к моему моральному праву. Мое предложение таково: я отправляюсь в свой офис на Шестой авеню, дом тысяча двести семьдесят, а вы в три часа дня приедете за мной, или мы встретимся, где вам будет угодно, и отвезем кожаный чемоданчик Ниро Вулфу.
– Я не…
– Погодите. Несмотря на бесспорность моих моральных прав, я готов отблагодарить вас, если вы окажете мне услугу. Когда мы с вами встретимся в
