Продавец вечности - Анна и Сергей Литвиновы
Одновременно не стало мысленной связи с партнером, и от этого каждый из них ощутил двойственное чувство: с одной стороны, как будто потерялся, словно мамочка бросила посреди ярмарки или торгового центра, и непонятно, что теперь делать одному. Но, одновременно, это означало еще одну, дополнительную степень свободы: твои мечты, фантазии и мысли больше не смогут никого задеть или оскорбить.
Продравшись сквозь толпу зазывал, которые наперебой предлагали вновь прибывшим услуги отелей, ресторанов и частного извоза, обе пары подельников оказались на площади, где распрощались друг с другом легкими кивками (бог его знает — пусть Сети нет, но правительственные агенты здесь, на вокзале, вполне могут следить за прибывшими из Материнского Государства) и разошлись в разные стороны.
* * *
Прошло три месяца с момента их прибытия на Карибы.
Изначально, еще тогда, на ковре гостиной дома Криса, они условились, что на Карибах разойдутся в разные стороны и затаятся. Не станут вести вызывающий образ жизни и заниматься избыточным, гипертрофированным потреблением.
Стэн и Джулия сказали (еще в ту роковую субботу, когда они вчетвером решились столь глобально изменить свою жизнь), что они, пожалуй, отправятся в Доминикану. Крис и Хельга, в свою очередь, поселились в новом семизвездном отеле на Варадеро. Больше пары не виделись.
Гигантские деньги, украденные у Городского банка, парочка стараниями банковского служащего Криса раздробила на сотни небольших счетов в тех банках, что были разрешены в Свободной Карибской республике. Образ жизни они вели совсем не вызывающий. Валялись вдвоем на пляже, подолгу купались в море. Несколько раз ездили на катере на рыбалку, ходили под парусом. Крис плавал с аквалангом, Хельга принялась осваивать верховую езду. Порой брали машину напрокат — чертовски странно было ездить без автопилота, с бензиновым двигателем — и путешествовали в Гавану или близлежащие городки. Вести паразитический образ жизни и ни капли не работать оказалось исключительно сладким занятием.
Никто их не искал, никто ими не интересовался.
Жить без Сети первое время казалось странным, но потом они привыкли. Сначала даже наслаждались, в разговорах играли друг с другом, нагромождая фантазии, за каждую из которых на материке могли бы получить по двадцать лет тюрьмы без права на досрочное освобождение: какие способы казни они бы применили к Президенту, как напали бы и взорвали Сенат или Капитолий или как сожгли бы священный звездно-полосатый флаг Материнского Государства.
У спекулянтов они покупали сигары, сигареты и даже русские папиросы, наслаждались в ресторане отеля не запрещенным здесь натуральным мясом и виноградным вином.
Но острота свободы постепенно ушла, притупилась. Крису стало не хватать подключенности к Хельге. Он все чаще чувствовал себя одиноким, заброшенным и попытался компенсировать подключение откровенными разговорами. Жена сперва, особенно под воздействием вина и табака, шла у него на поводу. К примеру, он спрашивал: «Как ты относишься к тому, что мы творили тогда со Стэном и Джул? Ревнуешь?» — И она серьезно отвечала: «Но мы же оба это выделывали, значит, квиты». Но вскоре, когда супруг затевал все те же разговоры: «А ты могла бы бросить меня и уйти к Стэну?» — она только смеялась: «Конечно! Еще бы! Запросто могла!»
И он прекратил вызывать супругу на откровенность. По вечерам занимался джоггингом на бесконечном варадерском пляже, а по пути мучился вопросами: любит ли его Хельга по-прежнему или они переступили некий рубеж, за которым к былой жизни уже не будет возврата?
И вот однажды вечером, когда он достиг самой дальней, восьмимильной отметки ежедневного бегового маршрута и поворачивал, чтобы устремиться назад, к гостинице, его окликнул знакомый голос:
— Привет, дружище!
— Стэн! — обернулся к подельнику Крис. — Боже мой! Как же я рад тебя видеть! — Он и вправду был ему рад: хоть кто-то из его прежней жизни, да еще тот, с кем можно не лукавить; тот, кто знает его самые черные тайны. — Как ты здесь?
— Да вот, прогуливаюсь после ужина.
— А Джул?
— Программа визита не предусматривает сопровождающих лиц, — выкрутился темнила Стэн, ничего толком про свою жену (и мимолетную любовницу Криса) не рассказав. — А ты не хочешь прервать на пару минут свой впечатляющий марафонский забег? Выпить со старым приятелем глоток-другой освежающего?
— Конечно! Я угощаю!
— А ты, я смотрю, дружище, за последнее время разбогател, — иронически ухмыльнулся сообщник.
Они уселись в кафе на берегу. Крис размотал худи, завязанное на поясе, и набросил его на плечи: с моря дул ветерок, обвевая разгоряченное пробежкой тело.
Немедленно подскочил услужливый официант. Стэн заказал себе двойной бурбон с колой и со льдом, физкультурник Крис — литр воды и мохито.
— Как вы? Как устроились? Как живете? — с жаром принялся расспрашивать Крис, но довольно скоро из уклончивых ответов Стэна он понял, что тот вовсе не собирается что-то откровенно ему рассказывать.
Что ж! Быстро, залпом хватив свой мохито, Крис заказал второй и спросил:
— А ты не жалеешь, что мы все это устроили?
— Я нет. А ты, старина?
— Я тоже нет. Только… — Ему хотелось сказать, что он скучает по родине, по Материнскому Государству, а иногда даже по Сети, а особенно по тому, что больше нельзя подключиться к Хельге и снова испытать блаженное погружение во все извивы ее чувств. Но он сразу подумал, что Стэн, разумеется, никак не заслужил столь глубокой откровенности. Поэтому он переменил направление разговора: — Я только удивляюсь, как легко нам удалось все совершить! И никто ничего не заподозрил. Нам все сошло с рук!
— Ты, дружище, не говори «гоп», пока не перепрыгнул. Кто знает, как работают ищейки Материнского Государства. Вроде им сюда, на Карибы, ход заказан. Но, может, есть те, кто работает под прикрытием. Вдруг нас вычислят. Так что я бы на вашем месте не расслаблялся. И встреч со мной и Джулией больше не искал.
Мохито, да после физической нагрузки, ударил Крису в голову, и он вдруг пьяновато ляпнул:
— А я бы повторил.
И он сам, и Стэн хорошо поняли, что он имеет в виду: тот субботний вечер, оргию на ковре.
— Все возможно, дружище, — потрепал его своею лапой за плечо Стэн, — но не прямо сейчас.
— Ладно. Я понимаю, конечно, что вы двое все то, что было с нами в тот вечер, затеяли специально, ради успеха нашего предприятия. Но я нисколько не против. И не жалею. Вот только мне правда странно, что нам настолько легко всё удалось: раз — и мы сговорились; два — и денежки, гигантские денежки! — улетают из банка сюда, на
