Владимир Тодоров - Пятый арлекин

Элиза замялась, похоже, ей не очень хотелось говорить, что она собралась в лес на прогулку.

— Наверное, никуда, скорее всего я поеду домой.

— Но ведь вы направлялись не домой,— слегка нажал я, потому что путь домой не привел бы меня к успеху. О чем мы бы успели поговорить за полчаса езды? О погоде и ни о чем другом.

— Да, вы угадали, я направлялась... вам покажется смешным, но я ехала в Гуронский лес на прогулку. Я всегда по средам совер­шаю лесную прогулку. Сегодня впервые эта прогулка сорвалась.

— Отчего же,— произнес я будничным голосом,— я отвезу вас в лес. Надеюсь, я не произвожу впечатление человека, с которым опасно побродить час по лесу?

Элиза внимательно всмотрелась в мое лицо, было очевидно, что она борется с собой и своими принципами, но ей небезынтересно знакомство со мной, она готова узнать меня поближе, может от простой скуки, но главное — я не показался ей серым и занудным. Борьба окончилась в мою пользу, но ей не хотелось сдаваться так просто.

— Хорошо, только с одним условием, вы разрешите мне сесть за руль вашего «Феррари». Муж не разрешает мне водить спор­тивные машины. Говорит, что они сложны в управлении и он боится за меня.

— Ваш муж правильно делает, но поскольку я не ваш муж и никогда им не стану, то охотно исполню вашу просьбу. Садитесь.

Я убрал с сиденья свой пиджак, одел его и сел в кресло пас­сажира. Элиза легко, без напряжения, тронула машину и лицо ее засветилось радостью ребенка, получившего игрушку.

— Осторожнее на поворотах, машина скоростная и нас может выбросить, как спутник, прямо в небеса.

— Чудная машина,— не обратив внимания на мои слова, ска­зала Элиза,— и почему я должна слушать мужа? Глупо. Завтра куплю себе такую же машину или лучше.

— Лучше не бывает,— проворчал я только потому, что меня задела небрежность, с которой все это было сказано.

— Вы ужасно обидчивый,— Элиза не отрывая взгляда от дороги, слегка косила глазом в мою сторону,— обещаю вам больше не досаждать.

— Хорошо, что предупредили, а то я уже хотел открыть дверцу и вывалиться из машины, спасая свою жизнь.

— Вы еще и злюка!— восхитилась Элиза,— откуда такой фейер­верк юмора, домашние заготовки, что ли?

Сама не зная, она попала в точку: я ведь действительно проду­мал свою манеру поведения дома, оставив лишь место для экспром­тов, наподобие этого. Я решил немедленно отвести от себя подальше такие подозрения, пусть даже высказанные в порядке шутливого выпада.

— Да, Элиза, я не спал всю ночь и представлял, как подъеду к вам, когда у вас заглохнет мотор, покопаюсь в нем, зная наверняка, что это бесполезно, потому что подсел аккумулятор, потом повезу вас в лес и по дороге стану острить, чтобы расположить вас к себе.

Я назвал ее Элизой, не добавив «миссис», закинув этим пробный шар. Элиза рассмеялась непринужденно и легко, ей показалась за­бавной моя болтовня. Если бы она знала, что я говорю истинную правду! На очередном дорожном вираже мы едва не вылетели на обочину. Этот вариант меня никак не устраивал.

— Элиза,— сказал я мягко, но требовательно,— не обвиняйте меня в жестокости, но я настоятельно прошу вас поменяться со мной местами. Кстати, я вижу телефонный автомат. Я вызову бригаду. Куда доставить вашу машину?

Элиза назвала адрес и остановила машину не выказав никакого недовольства моим недоверием. Я позвонил и вернулся к машине; Элиза сидела в кресле рядом с местом водителя.

— Позвонили?

— Да, они прибудут через полчаса, зарядят аккумулятор и при­гонят машину к вашему дому.

— А вы, Дик, не обратили внимания на то, какая я стала пос­лушная?

— Отчего же, обратил, только не хочу вас баловать очередным комплиментом, иначе вы просто-напросто сядете мне на шею.

— Вам это не грозит,— Элиза отвернулась от меня и стала разглядывать пейзаж за окном.

— Не стоит обижаться, мне показалось, что вы привыкли к тому, чтобы все окружающие говорили вам одни приятности.

— А вы привыкли к обыкновенному хамству!

«Ого,— подумал я,— видно я здорово перегнул и теперь необ­ходимо вернуть ее прежнее расположение. Элиза призналась в своем послушании, для нее такое состояние было непривычным и ей хо­телось, чтобы я отметил это, я же сострил, как провинциальный коммивояжер. И сразу же разрушил ее доверие. Будь внимательнее, Дик, иначе она через минуту прикажет остановить машину и пойдет обратно пешком».

— Простите меня, Элиза, я никак не хотел вас задеть своим неуместным замечанием, наоборот, глядя на вас, я испытал непо­нятное мне самому чувство...

— Не трудитесь найти этому чувству определение, это обыкно­венное чувство дорожного ловеласа, которому показалось, что он уже близок к цели.— Опять она оказалась права, у меня возникло это чувство, я почувствовал, что западня скоро захлопнется и птич­ка, то есть Элиза, принесет мне долгожданные сто тысяч.

— Вы ошиблись,— сказал я просто и располагающе,— это было чувство человека, который оказался чем-то полезен другому. Вот и все. Если хотите знать, я всегда стесняюсь проявления таких чувств и чтобы скрыть их, говорю дерзости. Но это отнюдь не хамство.

— Надеюсь,— Элиза все еще смотрела в боковое стекло, но понемногу оттаивала. Хорошо, что не вышла из машины...

— Я когда-то участвовал в любительских соревнованиях по рал­ли, хотите покажу, что можно выжать из этой машины?

Элиза немедленно оживилась, она была неравнодушна к ско­рости. Я сосредоточил внимание на стремительной ленте дороги и прибавил оборотов. «Феррари» подобно хищному зверю сначала плавно спружинил, будто завидя добычу, потом рванул вперед, при­жав нас к мягким выгнутым сиденьям. Так оно и было, только добычей в данном случае была Элиза и я слепо, а вернее осознанно, выполнял волю мистера Тернера, стараясь не столько для него, сколько для себя. Двое хищников на одну слабую прекрасную жен­щину. Я только сейчас, когда разогнал машину, осознал, насколько Элиза прекрасна; в первые мгновения и последующие минуты было не до этого: я старался найти подходы к ней, упрочить возникшее ее расположение и за всем этим позабыл о первом впечатлении от фотографии.

Элиза для прогулки одела серый костюмчик облегающего спор­тивного кроя, который идеально подчеркивал легкость ее фигуры, молодость и обаяние. А может я не разглядел этого вначале вовсе не потому, что был занят своими мыслями, а сознательно не хотел видеть в ней женщину, потому что это ощущение могло поме­шать. А вдруг я бы влюбился? И плакали мои сто тысяч, не стану же я предавать любимую женщину! Прав, тысячу раз прав опытный и рассчетливый мистер Тернер, утверждая, что близость ни с одной женщиной в мире не стоит ста тысяч долларов! И хватит сантимен­тов, я должен следить за Элизой, как леопард следит за своей добычей, подбираться все ближе и ближе с подветренной стороны, не пропуская ни одного слова, жеста, ни одной интонации, выжидать, усыплять бдительность, а потом единым прыжком переломать хребет, в переносном, конечно, смысле. Впрочем, лишить такую женщину привычных условий существования, это почти то же самое в самом смысле. Грубоватое сравнение, но справедливое. Если бы она знала, что сейчас идет невидимая борьба за ее жизнь, как бы она себя повела? Вряд ли церемонилась бы со мной. Кто я для нее такой? Симпатичный парень, оказавший услугу в дороге, вызвавший ее любопытство, скорее всего от скуки и однообразия бытия, снис­ходительно позволив помочь ей. Не помоги я, это бы сделал любой мужчина, хотя бы тот самый мордастый кретин. Словом, я для нее ничего не значу и потеряв сто тысяч, окажусь самым большим идиотом на всем белом свете. Распустил слюни от симпатичной ухоженной самочки. Не выйдет: Дик Мэйсон взял след и никто не помешает ему получить причитающееся вознаграждение!

Лишний раз укрепив себя в отношении своих возможных чувств к Элизе, я стал вытворять такие чудеса вождения, что Элиза не­медленно примолкла, потом дотронулась рукой до моего плеча и сказала почти шопотом: «Не надо так, Дик, я боюсь... Здесь надо свернуть налево, иначе мы проскочим мою поляну...»

— Хорошо, Элиза,— я понял ее просьбу как примирение, и, сбавив скорость, свернул на узкую дорогу с односторонним дви­жением. Мимо обеих сторон дороги потянулась невообразимая ак­варельная зелень, о которой в городе и не подозреваешь, хотя мо­лодое лето с каждым днем набирало силу, утверждая тепло и про­буждение. Да и что можно увидеть в городе — зеленые деревья и цветы на клумбах, ухоженные старательной рукой садовника. А здесь все было первозданно, как тысячи лет назад: также орали птицы, радуясь июньскому дню, перебегали дорогу хорьки, хищно изогнув стальные спины, над лесом кружил ястреб, высматривая жертву, и вовсю мычали от любовного томления дикие голуби, в ожидании потомства. В общем, лесной мир жил своей вольной жиз­нью, не подозревая о стратегических планах Дика Мэйсона, от ко­торых самым непосредственным образом зависело его дальнейшее существование.