Анастасия Валеева - Летом в Париже теплее
Яна сконцентрировалась на образе Риты. Сквозь дыру в пологе черных облаков к ней устремился поток света. Сноп огня упал на глаза, в нем фиолетовыми тенями проступили очертания человеческих тел. Они неподвижно лежали на полу, по которому струилась красно-бурая жидкость. Яна сделала глубокий вдох и замерла. Лиц она видеть не могла, они впечатались в ковер. Она вдруг ясно увидела комнату, большую, заставленную громоздкой мебелью. Обрывки веревки валялись подле опрокинутого стула. Яна различила контуры спинки, увидела даже крохотное бурое пятно на пестрой обивке.
И тут вдруг, взрывая фиолетовую дымку, мелькнули два бегущих силуэта. Яна почувствовала толчок в грудь. Ее лицо обдало горячим ветром – от этих бегущих силуэтов исходила дикая энергия, пучками огня она рассекала окружающее их фиолетовое облако. Потом они замерли, но от этого движение их не прекратилось, за окном проносились безлюдные пустыри. Яна почти физически ощутила пульсацию объединяющей их силы, которая, казалось, отрицает земное притяжение и несет их к космическим рубежам.
– Смерть прошла совсем рядом, – сдавленным голосом заговорила Яна, – была борьба, и смерть отступила. Но опасность все еще есть, она гонит их, она забила их рты. Тяжелое дыхание… Смерть обитает в том доме, ничего, кроме смерти… Воздух, наполненный сомнениями, которые рушатся, быстро, точно взорванный дом.
– Тарабарщина какая-то! – поморщился Три семерки, не оборачиваясь.
Яна словно проснулась.
– Ты не найдешь там ничего, кроме двух остывающих трупов, – медленно сказала она, – дай сигарету.
Руденко протянул ей пачку. Яна щелкнула зажигалкой и закурила.
– Горбушкиной там нет, – еще конкретнее выразилась Яна, – два убитых мужчины в большой комнате. А Рита сейчас далеко… Она жива, она даже более чем жива!
– Не понимаю я тебя, – тяжело вздохнул Руденко, – что значит «более чем жива»? И потом, кто мог убить тех двоих?
– Рита обрела то, что, казалось, еще совсем недавно утратила… – продолжала Яна свое таинственное повествование.
– Деньги, что ли? – чертыхнулся Три семерки.
– Нечто более важное, чем деньги, может быть, свою душу…
– Ты все загадками говоришь, – недоверчиво усмехнулся Руденко. – И кто же эту вашу Риту из плена выручил, интересно мне знать?
– Я не Господь Бог, я здорово устала. Да ты ведь и не веришь мне, – беззлобно закончила Яна.
– Ну почему не верю, – зевнул Руденко, – вот приедем к Захарычу и посмотрим, имеются ли там два трупа, как ты сказала, или это просто сновидение.
– Ясновидение, – лукаво поправила Яна Три семерки.
– Ясновидение, ясновидение, – пробормотал тот и расправил плечи.
В этот момент в машине заскрипела рация.
– Четвертый, ответь шестому, – раздался в салоне трескучий голос.
– Четвертый слушает, – снял трубку лейтенант. – Валера, в чем дело, ты где?
– Мы на месте, товарищ лейтенант, – проскрипела трубка, – здесь такое творится. Кажется, нас кто-то опередил.
– Иванов, мать твою, ты что, не можешь доложить толком? – лейтенант повысил голос.
– Докладываю, Семен Семеныч, – отчеканил Валера, – Прибыли на место минут десять назад. Двери в доме Захарова были незаперты, два трупа с огнестрельными ранениями валяются на полу в луже крови. У меня пока все. Чего мне делать-то? Прием.
– Хозяин дома?
– Нет, в доме никого.
– Вот блин, – выругался Руденко. – Ничего не трогай, жди меня, я на подходе. Узнай у соседей, не слышал ли кто выстрелов.
– Да кто здесь услышит, – пробурчал Иванов, – дом-то на отшибе.
– Делай что тебе говорят! – закричал в трубку лейтенант. – Все, конец связи. Да, ОМОН можешь отпустить.
Он бросил трубку на сиденье и прибавил газу. Мотор загудел натужнее, и машина пошла быстрее.
– Ну, ты, Борисовна, даешь, – он повернул голову к Милославской. – Как в воду глядела.
– Не в воду, а в карты, – поправила его Яна, прекрасно слышавшая весь разговор начальника с подчиненным. – Кто-то ее освободил, – как бы в раздумье добавила она.
– Если ты права, – вслух размышлял Руденко, повернув машину на перекрестке по направлению к дому Захарова, – значит, у Горбушкиной есть помощник… Вот сволочи, что делают, – это уже относилось к встречной машине, несшейся на огромной скорости. – Куда смотрят «гибэдэдэшники»?
«БМВ» с тонированными стеклами прошелестел мимо по мокрому асфальту, обдав «жигуленок» Руденко грязной водой.
– А, чтоб тебя! – Руденко включил стеклоочистители, которые задвигались туда-сюда по лобовому стеклу.
Яна проводила «БМВ» взглядом, и тут у нее в мозгу что-то сверкнуло, словно белая молния.
– Сеня, тормози, – негромко сказала она.
– Чего? – недоуменно оглянулся Руденко, но скорость сбавил.
– Это она, – словно сомнамбула прошептала Милославская, глядя назад на красные фонари удалявшегося «БМВ».
– Кто она, е-мое? – нетерпеливо поинтересовался лейтенант, совсем останавливая «жигуль».
– Горбушкина… – словно сквозь сон добавила Яна Борисовна, сама не понимая, откуда она это знает.
– Ты уверена? – переспросил лейтенант, уже разворачивая машину.
Он ударил по газам, стараясь не потерять из виду красные фонари, и погнался следом. Расстояние между ними мало-помалу стало сокращаться. Управляя «жигуленком» одной рукой, он успел связаться по рации с дежурным. Это немного было похоже на американские боевики, когда полицейский сообщает: «Преследую такую-то машину, которая двигается в таком-то направлении». Только у нас это выглядит несколько не так, а как бы в замедленной кинохронике. Наконец Руденко пообещали, что вводится в действие план «Перехват», но к этому времени, водитель «БМВ» уже понял, что машину преследуют. На своих стареньких «Жигулях» Руденко и так-то едва поспевал за мощным автомобилем, а когда водитель почуял погоню и прибавил скорость, то преследовать его стало еще труднее.
Еще некоторое время он выжимал из машины все, на что она была способна. Несколько раз их заносило и едва не бросило на бордюр, но лейтенант с честью выходил из затруднительного положения. Хорошо еще, что не было встречного транспорта. Два квартала Руденко удавалось видеть в конце улицы красные фонари «БМВ», а потом они пропали.
– Хватит, Семен, – остановила его Милославская, – мы их потеряли.
Она положила ладонь ему на плечо, но Руденко вошел в азарт. Скинув руку Яны Борисовны, он еще минут двадцать колесил по городу, пока по рации не пришло сообщение, что серый «БМВ» обнаружен в одном из дворов, неподалеку от места поиска.
– Черт, черт, черт! – лейтенант остановил машину и ударил ладонями по рулевому колесу.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Когда Яна приехала домой на милицейском УАЗике, любезно предоставленном ей Руденко, уже начало светать. Джемма обрадованно запрыгала в прихожей. Яна похлопала ее по мохнатой морде и, ласково отстранив, прошла в спальню. Она казалась самой себе бледной тенью – так велика была ее усталость. Стянув с себя брюки и откинув одеяло, забралась под него, но несмотря на то, что была измотана до потери пульса, чувствовала, что уснуть не может. Она открыла тумбочку, нащупала блок сигарет, достала пачку и закурила.
Джемма лежала рядом на ковре, положив голову на свои огромные лапы. В тусклом свете ночника ее шерсть отливала шелком. Она то и дело взглядывала на хозяйку – видно, ей передавалось Янино беспокойство. Выкурив сигарету, Яна прикрыла веки и постаралась расслабиться. Напряжение сегодняшнего дня плачевным образом сказалось на ее энергетических ресурсах, она ощущала себя обломком кораблекрушения.
Яна привстала, выключила свет и, откинувшись на подушку, замерла глядя прямо перед собой. Заметив на столике колоду карт, которую всегда старалась держать где-то поблизости, механически перевернула верхнюю. Это был «Джокер».
Ее зрачки слились с абсолютной тьмой, она стала медленно проваливаться в какую-то зыбкую вату. Это было блаженное ощущение, когда сознание еще работает, но мысли начинают путаться подобно нитям паутины, слипаясь и неожиданно разрываясь и повисая в черном пустом пространстве. Подобно пауку, Яна скользила по тонким волокнам, серебрящимся в окрестном мраке, и вскоре в нем проступил черно-белый прямоугольник.
Он медленно выехал из тьмы, кристаллизуясь на глазах. Еще через несколько секунд он причудливо заструился, точно ровная геометрическая плоскость превратилась в легкие порхающие складки какого-то одеяния.
Оно походило на облако кисейной пены, Яна чувствовала его бархатистую мягкость и – с щемящим ощущением потери – его магическую недоступность. Вдруг что-то хрустально замерцало на этой ткани – Яна уже не сомневалась, что это была ткань, – и стало неторопливо стекать. Прямоугольник присоединился к двум другим, которые Яна уже видела раньше.
Яна поежилась – капли жемчуга обожгли ее кожу прохладой, словно легкое чувство стыда, смешанного с непобедимым женским кокетством. Дышать стало легче, все ее тело было соткано из звонких веселых ручейков. Прозрачная влага подобно одеянию обволакивала ее, Яна легко ступала во мраке, точно ей были видны ступени или мостки, она скользила вслед за развевающимися складками, по-прежнему колышащимися где-то впереди. Она уже бежала, пока чудесный воздушный поток не подхватил ее и не бросил на пышную подушку. По ее телу разлилась незнакомая ей нега.
