Виктор Мясников - Изумруд - камень смерти
Вовец в это время потянул рычаг лебедки, поднимая лопату повыше, и дал полный ход. Бульдозер рыкнул, задранный кверху треугольник с прицепным кольцом на конце хлопнул о стенку, вагончик дернулся и покатился, кренясь на кочках и рытвинах. Веселый кураж не отпускал Вовца, разгоряченная душа рвалась на волю и требовала песни.
На Тихор-рецкую состав отправится!
Вагончик тронется, пер-рон останется!
Угрожающе заваливаясь то на один бок, то на другой, балок споро катил к лесу. Открытая дверь хлопала, из дверного проема с бренчаньем сыпались различные кухонные причиндалы. Стрелок, распластанный на крыше, судорожно цеплялся за жестяную трубу кухонной печки, прижимая животом ружье. Тонкое железо, - перекаленное, изгоревшее, - хрупко. Труба сломалась. Стрелок упал с крыши, но удачно, ничего из костей не сломал, только лицо немного обшкарябал. Он не сразу понял, где оказался, и продолжал лежать, когда в полуметре от него хищно пролязгали гусеницы, швырнули в лицо горсть влажной земли, дохнул вонючим жаром двигатель, и сверху, перекрывая грохот дизеля, донеслось ликующее скандирование:
- Вагончик тронется, вагончик тронется, вагончик тронется, а он останется! Оба-на!
Балок вкатился в подлесок, сминая мелкие сосенки. Охранник сел, привалясь спиной к свежему пеньку, судорожно принялся выковыривать патрон из пачки, не доставая её из кармана. В голове звенело. Всего оставалось пять патронов, как раз наполнить магазин. Торопливо, с трудом попадая трясущимися руками в казенник ружья, охранник втолкал один за другим все патроны в подствольную подающую систему. По-прежнему сидя на земле, прицелился и выстрелил вслед уходящему трактору. Позади кабины расположен плоский топливный бак. Картечь пробила миллиметровое железо, наполнив полупустую емкость гулким звоном. Вовец понял причину продолжительного звука и прекратил толкать бульдозером застрявший вагончик. Дал задний ход. Новая порция свинца прошила бак, но на этот раз никакого гула и звона не последовало. Заряд вошел в нижнюю часть емкости, в рваное отверстие хлестнула кривая мутная струя. Солярка - это вам не бензин, её не так просто поджечь, поэтому Вовец не боялся попадания в бак, просто двигаться задом неудобно. А в грязное узкое окошечко в задней стенке кабины невозможно ничего разглядеть. Он принялся разворачивать трактор на одной гусенице. Картечь сквозанула через кабину, вынесла стекла обоих дверец. Осколок стекла впился в щеку. Вовец разозлился. В свете фар возник человек. Он стоял метрах в пятнадцати и целился из ружья. Вовец втопил педали, скособочась на сиденье, втянув голову в плечи. Его тут же осыпало осколками лобового стекла. В кабину ворвался встречный воздух пополам с выхлопными газами. Вовец поднял голову и глянул вперед. В свете фар в нескольких метрах впереди трактора бежал человек, Вовцу с высоты кабины были видны только голова и плечи. Охранник, а это был, конечно же, именно он, ружье не бросал, держал обеими руками перед собой. В патроннике сидел ещё один заряд, но охранник не мог остановиться, чтобы развернуться и выстрелить. Но если бы рискнул, можно дать гарантию в сто процентов, что через секунду-другую оказался бы намотан на гусеницы. Человек в такой ситуации инстинктивно бежит к укрытию или к другим людям. Охранник несся прямиком к штабелю ящиков, которые в неровном свете костров крушил Клим. Он разбивал клювом обушка боковые доски, сшибал их несколькими ударами и сбрасывал на землю каменные цилиндры керна. Вовцу оказалось по пути с убегающим, он тоже ехал к штабелю и теперь уже вовсе не собирался гоняться за каким-то придурком с "помпушкой". У него самого на коленях лежала такая же. Он мог, если бы захотел, бросить рычаги, высунуться в расстекленную раму "лобешника", со вкусом прицелиться в прекрасно освещенную спину и всадить с десяти-пятнадцати шагов горсть свинца точно промеж мокрых лопаток.
Охранник не видел, что у него под ногами, лучи фар шли гораздо выше. Он зацепился ботинком за корягу и упал, ружье вылетело из рук. Вовец тормознул, двинул рычажок, освобождая лебедку, опустил острый низ лопаты на землю, тронул машину вперед. Ворох земли, вывернутых корней, срубленных сучьев взбугрился впереди бульдозера, поднялся крутой волной, пополз вперед. Охранник заорал и тут же заткнулся, накрытый земляным валом. Вовец дал задний ход, осторожно объехал свежую кучу и подкатил к наполовину разломанному штабелю. Махнул из кабины Климу, чтобы отошел в сторону. Попробовал осторожно толкнуть ящичный штабель, но сразу почувствовал, что порастерял навыки управления за последние годы. Трактор дергался и хотя слушался рычагов, двигался судорожно, рывками. Вовец весь вспотел. Наконец наехал тихонько, накатил на стопу тяжелых ящиков, остановился, стал задирать вверх лопату. Ее нижний край, выгнутый вперед острым ножевым лезвием, подцепил штабель, перекосил его, приподнял ближнюю сторону. Клим забарабанил обушком в дверцу, заорал во всю глотку:
- Стой! Стой, мать твою!
Вовец выбрался из кабины, спрыгнул на землю. Его слегка покачивало после такой скачки по кочкам. Двигатель трактора негромко тарахтел на холостом ходу, дребезжа расшатанными железками. Клим по пояс влез под ящики, державшиеся на кончике бульдозерного ножа. Вовцу даже нехорошо сделалось от такого вопиющего нарушения правил техники безопасности. Сорвутся вниз ненароком, как это обычно случается, и, словно на гильотине, разрубят пополам. Клим выпрямился, оглянулся, увидал подходившего Вовца, замахал рукой:
- Давай скорей! Помоги-ка. Не могу один вытащить, тяжелый...
Вовец подбежал, запоздало сообразив, что следовало бы столкнуть штабель бульдозером, раз уж сумел так четко подцепить. Оглянулся, не подкрадывается ли кто сзади, повел стволом ружья, готовый в любое мгновение нажать спуск. Работяга в замасленной куртке, - спина жирно отблескивала в свете костров, - раскидывал руками комья земли, оплетенные обрывками корней, раскапывал тот холмик, что Вовец нагреб над нерасторопным охранником. К нему подбежал второй, в драной телогрейке на голом торсе, поддергивая сползающие трикотажные штаны, видать, натянул спросонья что под руку подвернулось. Он боязливо покосился на ружейное дуло и принялся помогать своему товарищу. Для обоих, очевидно, было привычным делом ворочать голыми руками колонки керна, буровые трубы, копаться в железных кишках механизмов и делать прочую тяжелую мужскую работу. Опасности они не представляли. Вовец прислонил ружье к лопате бульдозера, посветил фонариком. Три больших прямоугольных ящика, наполненных каменными цилиндрами, косо зависли на кромке бульдозерного ножа. Под ними на земле стоял ещё один такой же ящик - метр на метр с четвертью размером, высотой сантиметров тридцать пять. Вовец посветил внутрь этого нижнего ящика. Вздрогнул, наткнувшись взглядом на остекленевший, закатившийся глаз.
Голый человек скрючился в неудобной позе внутри ящика. Связанные ноги поджаты, упираются ступнями в дальнюю стенку. Человека положили на бок, но поставленный сверху ящик придавил плечо, ему пришлось повернуться спиной вверх. Руки перекрещены запястьями, перехвачены в этом месте несколькими витками тонкого капронового шнура, их невозможно подтащить к лицу, чтобы попробовать перегрызть путы. Щека прижата к грязному днищу. Рот затянут полосой грубой ткани, словно кто-то посторонний может услышать в лесной глуши сдавленные крики, тем более когда ревет дизель буровой. Все тело несчастного покрывали красные точки и волдыри - следы укусов насекомых.
Клим пытался просунуть свои руки под плечи бедолаги, чтобы приподнять его и вытащить из ящика. Вовец остановил его движением руки, ещё раз посветил на лицо и узнал Сержа. Но глаз был уже зажмурен. "Живой," - с облегчением подумал Вовец. Он попробовал просунуть палец под тряпку, стискивающую рот, но это ему не удалось, было слишком туго. Узел на затылке тоже не поддавался. Пришлось достать нож. Лезвие, заправленное на мелком бруске, а потом ещё на шкурке-нолевке - бриться можно, - в одно касание развалило узел, тряпка отпала. Но в рот оказался забит тряпичный ком. Он пропитался слюной и выскальзывал из пальцев. Наконец и он был вытащен. Серж тяжело задышал разинутым ртом, попробовал свести челюсти, но не вышло, зато открыл глаз и посмотрел на Вовца вполне осмысленно.
- Лежи, Сержант, спокойно, - Вовец легонько похлопал его по плечу, сейчас мы тебя вытащим. - Он перерезал шнур на руках, не глядя сунул нож рукояткой вперед стоящему рядом Климу. - Зайди с той стороны, освободи ноги. Обушок здесь оставь.
Ему было понятно, что щель между ящиками, да ещё ограниченная сбоку бульдозерным ножом, слишком мала, её надо расширить. Вставил плоское острие обушка в стык досок на углу ящика, легкими ударами руки по бойку попробовал загнать острие как можно глубже. Доски оказались сколочены не слишком плотно, и теперь, работая как рычагом, можно было попытаться оторвать боковую стенку. Ржавые гвозди со скрипом подались. Дальнейшее было делом техники, ломать - не строить. Орудовать гвоздодером куда проше, чем эти самые гвозди заколачивать. Сбоку появился Клим, и, чтобы не отвлекать Вовца от работы, попробовал наощупь найти под его энцефалиткой ножны, чтобы вернуть нож хозяину. И тут случилось то, чего Вовец боялся с самого начала, - приподнятый штабель соскользнул. Сбрякали в верхних ящиках каменные цилиндры керна, треснула какая-то хлипкая дощечка, Клим дернулся, схватился руками за штабель, обронив нож. Вовец замер на секунду-другую, выдохнул и покачал головой, мол, зачем так пугать? Ящики вернулись на свое место, только и всего. Теперь уже стало нечего бояться, можно было орудовать инструментом в полную силу. Вовец запустил поглубже в щель острие, потянул двумя руками рукоятку. С противным, душераздирающим скрежетом вылезли длинные кривые гвозди. Вовец сделал шаг в сторону и одним пинком сшиб доску. В проем тут же высунул голову Серж. Он сумел свести челюсти, но теперь губы у него тряслись, а зубы стучали так, что перекрывали холостой рокот тракторного дизеля.
