Михаил Петров - Гончаров и погоня за бриллиантом
Всю неделю я провел словно во сне. Стал рассеянным, боязливым. Но как только заканчивался рабочий день, я становился совершенно другим возбужденным, веселым, остроумным. С нетерпением пройдя досмотр и натянув шубу, я мчался туда, где в заветном тайнике лежал алмаз - мой идеал, моя любовница, мой кумир... Время бежало, дни летели, с нарастающим ужасом я думал о предстоящем расставании. И все чаще задавал себе вопросы: "С какой целью мне был дан этот алмаз? Кто тот чернявый парнишка? Что он за человек? Да и человек ли он?"
В ночь с субботы на воскресенье я отчаялся вконец. Одна только мысль отдать кристалл была невыносима. Что же делать? Я мучительно искал выход. Уволиться и завтра же уехать? Не отпустят. Все бросить и просто сбежать? Невыполнимо. Трасса одна, и выезд закрыт. Постепенно, вкрадчиво в голове формировался выход, жуткий замысел. Нет, он не пришел неожиданно, наверное, исподволь, гадюкой зрел во мне с первой же ночи. А теперь, когда мой дух и разум ослабли, змея подняла голову. Я понял, что должен убить заключенного, если только он потребует это сокровище.
Но как? Уму непостижимо, но вскоре созрел и коварный план. Я решил отравить его синильной кислотой. Решил завернуть в газету четвертушку хлеба, два яйца и котлету - последнюю в его жизни котлету. Успокоенный, с этим и уснул.
О том, как тщательно и скрупулезно я готовился к предстоящей встрече, помимо меня знает только дьявол.
Интуитивно сообразил, что в клуб нужно идти в то же время, как и в прошлый раз. И не ошибся - мое место было свободно. По правую сторону от меня сидела моя жертва.
- Ну что? - спросил парень тихо, но внятно.
- Сегодня с собой его не взял, не было времени проверить. На следующей неделе...
Он хмыкнул, стало понятно - он мне не верил.
- Самвелыч, ты знаешь, почему я здесь?
- Нет.
- За убийство двух ювелиров. Это так, к слову, чтобы ты стоял передо мной смирно. А знаешь почему?
- Нет.
- А потому, что ты, Самвелыч, уже неделю как государственный преступник. Сечешь почему?
Я промолчал.
- А потому, Самвелыч, что ты соучастник в особо тяжком преступлении, подрыве экономики и мощи государства. Причем хищение совершено в особо крупных, я бы сказал, гигантских размерах. И знаешь, какая мера наказания тебя ожидает?
- Не надо, - не выдержал я, трясущимися руками протягивая ему сверток. - Вот, возьми, покушай, котлетка, яйца, вкусно... Бери... Вкусная котлета.
Он рассмеялся беззвучно и зло; взял сверток, незаметно его развернул и, протягивая мне замаскированную смерть, предложил:
- А ты, сука, леди Макбет... сам ее сожри! Ну, на моих глазах. Сейчас же... То-то, я ж тебя насквозь вижу, забирай свой поганый харч... Впрочем, он мне тоже сгодится.
- Там хлеб... и... яйца хорошие, - пролепетал я. - Можешь их есть.
- Без меня найдется кому съесть. Короче, какое качество стекляшки?
- Высшего. Алмаз ювелирный.
- На сколько тянет?
- Трудно сказать, не думал, у меня подобного никогда не было. Стоимость космическая.
Начались титры, он зашипел быстро и четко:
- Если пропадет, я из тебя кишки вытяну, понял? Теперь дело. Завтра на уборку отходов из вашей лаборатории попросишь меня, Барановского Михаила.
- Как?
- Ты с моим хозяином бухаешь? Бухаешь. Побухай и сегодня, после кино. Скажешь, в прошлом месяце звено Барановского отходы грузило. Скажешь, работали добросовестней всех. Ну и попросишь нас опять на три дня. Понял? В понедельник ровно в два часа зайдешь в первую кабинку сортира. Если будет занята, подождешь. Я неуверенно пожал плечами.
- Тебе стекляшка понравилась?
- Хороший экземпляр.
- Вот и делай все, чтобы он у тебя остался. До встречи. Погоди, котлетка твоя сильно заряжена?
- На десятерых хватит.
На нас зашикали, пришлось замолчать.
Воистину "коготок увяз - всей птичке пропасть". Запомни это, сынок.
В понедельник в два часа я был в условленном месте. В перегородку трижды отрывисто стукнули.
- Курево есть? - спросил знакомый голос.
- Конечно, держи.
В щель я просунул пачку "Беломора".
- Самвелыч?
- Конечно, я, Миша.
- Слушай внимательно. Сегодня же увольняйся.
- Не отпустят.
- Знаю, сразу не отпустят. Говорят, ты лучший специалист.
- Говорят...
- А иначе бы я с тобой не играл. Сразу не отпустят, знаю. Коси на потерю зрения. Ошибись пару раз. Из хорошего в плохого превратиться всегда легче, чем наоборот. Рано или поздно тебя уволят.
- Но у меня контракт, я потеряю много денег. Да и зачем, помилуй, мне увольняться?
- Слушай, ты, придурок! Не строй из себя целку. Порву. До горла. Понял, сука? Кумекай, Самвелыч, дело-то клевое, фарт к тебе сам просится. Короче, долго тут сидеть нельзя. Кишка вылезет, да и вертухаи сегодня сволочные. Когда тебя уволят, я узнаю. Сразу же поедешь в город и там снимешь хату. На десятый день жди меня на трассе, в пяти километрах от города. У большого кедра. Принесешь мне прикидку. Ксиву тебе все равно не достать, лучше не светись.
- А если тебя не будет?
- Придешь на следующее утро. И так всю неделю. Потом можешь канать на все четыре стороны.
- Ты не боишься?
- Чего?
- Что я вовсе не появлюсь.
- Нет, Самвелыч, это тебе надо бояться и пуще мамы родной беречь стекляшку. А если ты об этом забудешь, то тебе напомнят, но я не советую. Свою долю, половину кристалла, получишь, когда сделаешь два бриллианта.
Сынок, мне стало не по себе. Своими руками разрезать чудо, уничтожить Подарок скупой природы. Будь ты проклята, человеческая сущность! Я спросил:
- А вдруг ты вовсе не придешь?
- Тогда жди меня через год, два, три, пять, десять. Приду. Выкинешь антраша, достану тебя из могилы.
- Где гарантия, что ты не отправишь меня туда раньше?
- Чудак, кто же мне обработает цацки? Все, до встречи...
Через месяц, устав пересматривать мои отбраковки, меня действительно уволили, а уже 30 января я поджидал моего Мефистофеля, так втайне я назвал Михаила. В сорока метрах от трассы, укрывшись в ельнике, я мерз до сумерек, напялив на себя все возможное: и мои, и его вещи.
Он явился на пятый день. Злой, но веселый. Отобрав у меня шубу, толкнул на снег.
- Ну вот, Самвелыч, со свиданьицем! А ты боялся...
- Как добрался, Миша?
- По-всякому. Знает только сибирский зверь да тайга, а кто-то не узнает никогда.
Он нехорошо засмеялся и вцепился молодыми зубами в протянутый мною шматок сала. Он был голоден, ел с остервенением.
- Давно не кушал, Миша?
- Пять суток. Когда ноги делали, "мясо" вертухаи подстрелили. Сам едва ушел.
- Ты не один?
- Я ж говорю, замочили его. А-а-а, да ты... - Он усмехнулся. - Замнем для ясности. Давай-ка я переброшусь в цивильное.
Сынок, когда он переодевался, я увидел огромный тесак и понял, какое "мясо" сбежало с ним. Я содрогнулся, представив себе, как делю с ним страшную трапезу.
- Хату снял?
- Да, у одинокой старухи, на самой окраине города.
- Быстро учишься. Сообразительный. Как стемнеет, пойдем. Насчет ксивы ничего не нюхал?
- Нет. У меня кристалл, я боялся.
- Верно, быстро ты постигаешь наши азы. Костерок бы наладить, да нельзя. Ладно, как-нибудь. Шамовка еще есть, курево?
- Есть, Миша. Все есть.
- Ты меня Мишей больше не зови. Вообще мы только что встретились. Зови пока Колей, а там что-нибудь придумаем.
И придумали... Сынок, воистину, сатана, единожды явив тебе свою харю, уже не отвратит ее.
По безлюдной трассе за час проходило не больше двух-трех машин и столько же саней. После обеда их стало и того меньше.
Кто же, как не сатана, правил теми двумя людьми, которые остановили лошадь напротив нас? Они слезли размяться. Прыгали вокруг саней, отогреваясь. Старик и молодой парень.
- И чего тебе дома не сидится? - ворчал старик, расстегивая штаны. Мать одна осталась, пожалел бы ее...
- У ее ишо Танюха есть, - возразил парень, так же разрисовывая снег ярко-желтыми вензелями. - А я, глядишь, может, и в люди выйду. Нешто мне век чалдоном сидеть? Пойду, однако, по большому, до города рукой подать.
Парень шел прямо на нас, на ходу расстегивая пуговицы. Укрывшись в ельнике, метрах в пяти присел. И тут же был убит тесаком.
Клянусь Богом, сынок, я ничего не успел понять. Смотрел только, как Михаил выворачивает карманы бедного парнишки, который, наверное, тоже ничего понять не успел.
- Господи, что же ты наделал! - только и сумел я сказать.
Он ощерился, хищно, не по-людски, и показал мне красный еще нож. Прошипел гадюкой:
- Тоже хочешь?
Я умолк, потрясенный случившимся и безысходностью моей юдоли.
- Ягорий! - между тем позвал старик. - Однако долгонько ты! Поторапливайся, смеркает уж.
Убийца белкой взлетел на пихту.
- Ягорий! - не унимался старик. - Будет тебе веревку-то тянуть. Чё молчишь? Оглох никак? Ягорий, ты чаво? Не молчи!
Он явно насторожился. Михаил кашлянул, старик резко выдернул из розвальней одностволку.
