Юрий Кургузов - Чёрный Скорпион

— Хорошо, Рита… То есть, конечно, хорошего мало, но что сделано, то сделано, и давайте поставим на этом крест. В смысле наших с вами разногласий.

— Я поняла, в каком смысле, — тихо отозвалась она. — Давайте. Поставим.

— Ладно… — Я потер рукой уже более чем недельную щетину. — Расскажите, пожалуйста, еще раз о типах, которых Сергей нанял якобы для строительства нового гаража.

Маргарита инфантильно пожала своими совсем не инфантильными плечами:

— Вы о Гене и Валентине?

— Не только.

Она поморщилась:

— А, те двое… — И вздохнула: — Но о них мне и в самом деле почти нечего сказать кроме того, что ругались оба как сапожники даже в моем присутствии. Однако это я, кажется, уже говорила.

— Ага, — подтвердил я. — Но как их звали? Как они выглядели, Рита?

Она развела руками:

— Имен не знаю. Они обращались друг к другу только по кличкам, да и остальные их иначе не называли.

— Так-так. И клички…

— У того, что повыше, — Сухарь. Он и правда весь жилистый, тощий, точно свитый из веревок. Волосы цвета соломы, а глаза голубые, но все равно неприятные — глубоко посаженные, маленькие и колючие. И вообще, у него запоминающееся лицо: мелкое, почти обезьянье. Нос курносый, и скулы выпирают как у японца.

Я одобрительно хмыкнул:

— Прекрасно, Рита, вы очень наблюдательная. А сколько ему лет?

— Ну, может, тридцать пять — тридцать восемь.

— А особые приметы? Татуировки, родинки, шрамы, какие-то физические недостатки?

Она сделала глубокую затяжку и бросила недокуренную сигарету в траву.

— Не помню… — И вдруг едва ли не радостно вскрикнула: — Да, чуть не забыла! У него золотой зуб…

— Один?

Она раздраженно вспыхнула:

— Я ему в рот не заглядывала! На виду один.

— Клык, резец или глазной?

— Да вы издеваетесь… — начала было она, но, увидев, что я улыбаюсь, сменила гнев на милость — тоже соизволила слегка улыбнуться.

Однако долго обмениваться улыбками было некогда, и я снова спросил:

— А другой?

— Другой… — Маргарита помолчала. — Другой был ниже ростом, но покоренастей, довольно широкий в плечах. Волосы темные, глаза не помню, на щеке небольшой косой рубец, а в остальном… — Она тряхнула волосами. — Трудно сказать, он какой-то обыкновенный. Понимаете, что имею в виду?

— Понимаю. И как называли этого?

Маргарита наморщила лобик.

— Ой, подождите! Такая странная кличка… Подождите, сейчас-сейчас… — И вдруг взгляд ее просветлел: — Есть! Вспомнила! Панчер!

— Панчер?! — переспросил я (гм, боксер, что ли?). — Действительно кличка оригинальная. А вы не перепутали?

— Ничего не перепутала. Остальные называли его именно так.

— Ладно… — Я на некоторое время задумался. — Послушайте, но почему же все-таки Сергей связался с этими людьми? Они действительно его охраняли?

Теперь на несколько мгновений задумалась Маргарита.

— Сложно ответить наверняка. Нет, вообще-то было видно, что фрукты еще те, но…

— Вот именно — "но", — вздохнул я. — Полагаю, вам известно, что ваш муж был человеком, который и сам мог постоять за себя?

— Известно! — почти грубо оборвала меня Маргарита. — Когда был трезвым или хотя бы наполовину трезвым, — мог. А вот когда напивался…

— Однако вы говорили, что эти люди ни разу не ночевали в доме. — Я решил сменить галс.

— И что же?

— Значит, они не были охраной — ночью-то вероятность покушения возрастает. А коль они не были охраной, то, возможно, на самом деле не существовало никакой реальной опасности?

— Вы что, дурак? — кротко спросила Маргарита. — Или я, по-вашему, дура? Повторяю: Сергею угрожали, и самым серьезным образом.

— Но эти люди…

Она отмахнулась:

— Я рассказала все, что знаю, а остальное не мое дело. Если желаете — ловите, ищите, охотьтесь за ними, лично мне уже все равно.

А вот мне было не все равно. Нет, по большому счету я не мог осуждать Маргариту — ей за последнее время действительно многое пришлось пережить. Но для меня, конкретно для меня, это не меняло абсолютно ничего. Серого убили. А я должен убить того, кто убил его. Или — тех. В общем — всех, кто так или иначе причастен к его смерти. И, в общем-то, я, кажется, начал.

…Минут пять мы сидели молча. Вокруг давно уже был не поздний вечер. Вокруг была уже настоящая ночь. Темная и звездная южная ночь.

И вдруг Маргарита еле слышно прошептала:

— Я боюсь… Я так боюсь остаться одна…

(Гм, не понял!)

— Но вы не одна, Рита! Я же здесь. Да и потом Вика… А кстати, ее ухажер больше не объявлялся?

— Нет, — покачала головой женщина.

— И второй, Валентин?

— Нет.

— Слушайте, — сказал я, усаживаясь поудобнее. — А ну-ка опишите его подробнее.

Маргарита взволнованно хрустнула пальцами.

— Ну-у, — протянула она, — этот моложе тех двух, что-то около тридцати. Очень высокий и сильный. Ужасно неприятный взгляд — глаза просто какие-то бездушные. В общем, мрачная личность…

Я попробовал мысленно сложить воедино все фрагменты ее словесного фоторобота и подумал, что этот Валентин, наверное, и в самом деле малоприятный и, главное, опасный фрукт.

— Он местный? — спросил я.

Маргарита кивнула.

— А адреса случайно не знаете?

— Не знаю. — Однако тут же спохватилась: — Вика должна знать, по-моему, милиционеры у нее спрашивали.

— Ну что ж, — сказал я. — Значит, придется завтра с утра навестить этого деятеля. А где живет Геннадий, вашей наперснице, уж полагаю, известно наверняка?

Маргарита задумалась. Потом не очень уверенно проговорила:

— Сомневаюсь, чтобы у этого вообще было здесь какое-то жилье.

— Так он приезжий?

— Думаю, да. Скользкий тип и себе на уме, хотя одновременно и глуповат. Необычное сочетание, правда?

Я улыбнулся:

— Ну почему же. Глупых хитрецов на свете куда больше, чем умных простаков. Правда, окружающие зачастую считают их либо дураками, либо пройдохами — по ситуации; они же — "золотая середина", гибрид, и кстати, более вредный, нежели те и другие порознь.

— О! — с преувеличенным почтением произнесла Маргарита. — Вон вы какой, оказывается, психоаналитик!

— А вы как думали? — в тон отозвался я. Но ею, похоже, уже овладела новая мысль.

— Скажите, — шепнула она. — А мне, по-вашему, и в самом деле грозит опасность?

— А по-вашему? — вздохнул я. — Да, никаких звонков больше не было?

Маргарита невесело усмехнулась:

— "Какие-то", естественно, были. Но не те, которыми заинтересовались бы вы.

Я наставительно поднял вверх указательный палец:

— Сейчас я интересуюсь исключительно угрозами в ваш адрес, дорогая.

— Увы, угроз больше не поступало.

— Пока не поступало. — Мой твердый как скала палец продолжал многозначительно смотреть в черно-серебристое от миллиарда звезд небо. — А посему, когда я завтра уйду, вы запретесь покрепче и никому, слышите, никому не откроете, пока не вернусь.

— Значит, все настолько серьезно? — выдохнула она, но, наверное, тот выдох предназначался не мне, а ей самой. Разумеется, эта молодая, но очень умная женщина прекрасно все понимала. Однако разве мне трудно было ответить? Не трудно. Я и ответил.

— Это серьезно, Рита, — преувеличенно зловещим тоном проскрежетал я. — И если гибель Сергея вас еще не до конца убедила… В общем, давайте не рисковать, потому что ради выполнения своих планов — правда, честно говоря, совершенно не ясных мне еще планов — эта публика пойдет на всё.

И похоже, перегнул палку, потому что Маргарита вдруг вскочила как ужаленная и звонким дрожащим голосом, что, в принципе, было на нее не похоже…

— Нет! — воскликнула она. — Нет! Без вас я здесь не останусь. Я поеду с вами!

— Куда?! — удивился я.

— Ну… туда… — неопределенно повела она белой рукой. — Искать Валентина.

Я тоже встал и:

— Ни к чему это, — пробасил голосом купца первой гильдии. — Сидите дома, следуйте моим указаниям, и все будет в порядке.

Но ёлки-палки! — вся она была уже просто совсем рядом. В каком-то сантиметре… даже уже миллиметре от меня, и я…

Нет-нет, только не вообразите, что я снова, как тогда — после лестницы или эпизода добывания ключей от машины в спальне — оказался во власти не самых порядочных чувств и эмоций. Нет, но… она вся была так близко, и потому верхние конечности мои сами собой вдруг этак немного обвили ее обнаженные (жарко же) плечи. Но сделали они это не для того, о чем, несомненно, подумали своим циничным умом вы. Просто таким способом я хотел дать бедняжке понять, что здесь, рядом, друг, что она под моей защитой и пусть только попробует кроме меня кто-нибудь сунуться, пока я здесь, рядом…

Господи… а через секунду уже и лицо ее, прекрасное тонкое лицо тоже оказалось в сантиметре от моего, пусть и не столь прекрасного и тонкого, но все-таки тоже лица. И глаза ее, обычно темные, были сейчас цвета луны… Да-да, сейчас в них отражалась луна, и они были такие же матовые и отрешенные, как и сама хозяйка этой дурманящей, почти тропической ночи…