Полина Дашкова - Продажные твари
Вадим не знал, что и как произошло на самом деле, но чувствовал: Андрюхи уже нет. Больше всего хотелось сейчас запереться в своем одиноком доме встать под горячий душ, а потом поспать хоть немного. Он вдруг обнаружил, как страшно устал за эти дни.
Когда доктор ушел, Ахмеджанов подозвал фельдшера и тихо спросил:
— Ну что?
— Нет, — покачал головой фельдшер, — он не спрашивал про Ивана. Он только заметил, что пол грязный, и сказал: надо помыть.
Под дулом автомата Машу провели в какой-то каменный сарай с выбитыми окнами. Сарай находился между железной дорогой и шоссе. Рядом стоял крытый военный грузовик. Несколько вооруженных кавказцев курили, сидя на корточках или развалившись на траве.
Внутри стоял голый канцелярский стол, несколько табуреток. За столом сидел бородатый кавказец в черной джинсовой рубашке. Не сказав ни слова, он кивнул тем двум, которые ввели Машу. Один из них сдернул рюкзак с ее плеч, основательно порылся в нем, вытряхнул все из сумочки, лежавшей сверху, паспорт и студенческий билет протянул бородатому. Тот стал молча листать документы, потом поднял на Машу тяжелые красноватые глаза:
— Ты что здесь делаешь?
— У меня украли деньги. Я хотела добраться до дома на товарняках, — стала объяснять Маша как можно спокойней.
— В Москве живешь? Маша кивнула.
— Почему не могла позвонить, чтобы тебе прислали деньги?
— Мне прислали. Но здесь, на почте, переводы не выплачивают.
— Почему ехала в другую сторону?
— Как в другую сторону? — опешила Маша. — Мне сказали, поезд до Орла…
— Кто сказал?
— Люди на товарной станции, башмачники, которые рельсы проверяют. Потом мужчина в вагоне. Он вино вез, целый вагон портвейна.
— Сядь! — рявкнул бородатый. — И сиди тихо!
Маша опустилась на одну из табуреток. В руках бородатого появился радиотелефон, он стал куда-то названивать и что-то быстро говорить на своем языке. Говорил довольно долго, набрал еще несколько номеров, спрашивал о чем-то, кивал, хмурился, слушая ответы невидимых собеседников.
У Маши складывалось странное ощущение, будто все это происходит не с ней, будто она просто наблюдает со стороны, как какая-то бедная-несчастная девочка попала в ужасную историю.
Входили и выходили кавказцы, одетые в странную полувоенную форму, у некоторых были платки на головах, завязанные узлом назад и надвинутые низко на лоб, как у опереточных разбойников. Бородатые, грязные, темнолицые, с автоматами за плечами, они что-то бурно обсуждали, спорили, курили, смеялись, сплевывали сквозь зубы прямо на пол. То и дело хлопала дверь.
На Машу напало тупое оцепенение. Она уже устала сидеть, ноги затекли, саднили исцарапанные ладони и разбитая коленка. А разбойники жили своей разбойничьей жизнью и на бедную-несчастную девочку казалось, не обращали никакого внимания. Она попыталась тихонько встать, даже сделала шаг к двери но тут же раздался окрик: «Сидеть!» — и она послушно села на место.
Почему-то больше всего ей хотелось сейчас умыться. Она чувствовала, какое у нее грязное, чумазое лицо, и от этого становилось неловко даже перед разбойниками.
* * *Проходя по селу к машине, Вадим краем уха услышал разговор двух боевиков-чеченцев:
— Ахмед звонил с поста только что. Сказал, девчонку задержали, русскую. На товарняке ехала. Молодая, девятнадцать лет.
— И чего?
— Не знают, выясняют пока.
— А сама что говорит?
— Говорит, деньги у нее украли, она хотела до Москвы на товарняках доехать. Только ехала почему-то в другую сторону.
Чеченцы загоготали. Вадим не стал дожидаться конца разговора. Сердце почему-то забилось очень быстро. «Тахикардия», — машинально отметил он про себя, уже подбегая к машине.
Кто такой Ахмед, звонивший с поста, доктор знал очень хорошо. Преуспевающий бизнесмен из Австрии Ахмед Саидов, услыхав о войне на своей далекой родине, бросил семью, бизнес и отправился воевать.
За полтора года доктор встречал уже второго такого героя-патриота.
Чеченцы разбросаны по всему миру. Деньги в войну вкладывали многие, но находились и такие, которые сами бросались спасать землю своих предков. Они воевали особенно самозабвенно и жестоко, будто старались кровью врагов смыть с себя вину перед покинутой когда-то родиной.
Ахмеда Саидова доктору пришлось недавно оперировать, удалять мелкие снарядные осколки из бедра. Теплилась слабая надежда договориться с ним мирно.
* * *Какой-то маленький кривоногий кавказец в войлочной мусульманской шапке надолго остановился у стола и, темпераментно жестикулируя, что-то объяснял бородатому. Маша не понимала ни слова, но вдруг заметила, как кривоногий несколько раз кивнул в ее сторону.
— У Хасана есть русский раб, у Сайда есть, — рассуждал между тем кривоногий, загибая пальцы, — они себе купили, а я купить не могу. Новых давно не привозят, старые передохли. Пусть хоть эта поработает.
— Много она не наработает, — возражал бородатый, — смотри, она тощая, слабая.
— Почему слабая? Тощие сильными бывают, — не унимался кривоногий. — Тощая! Я же ее не в жены беру!
Все, кто находился в сарае, загоготали. Даже бородатый скривил губы в усмешке.
— Ладно, только на пару дней моим джигитам оставишь, пока она свежая, — сказал он, махнув рукой — Да, вам оставишь! А потом она и работать не сможет, подохнет сразу.
— А ты думаешь, мы тебе ее прямо сейчас и отдадим? — бородатый хитро прищурился. — Тебе надо и джигитам тоже надо.
— Мне необходим работник, а вам…
— Ладно, не переживай. Все равно она бы у тебя больше месяца не протянула. Ты ж ее хорошо кормить не станешь, я тебя знаю. Хочешь — забирай через два дня. Не хочешь — мы ее потом сразу пристрелим.
Кривоногий подошел к Маше и гаркнул по-русски:
— Встань!
Маша продолжала сидеть, низко опустив голову.
— Встань, я сказал! — Он выбил из-под нее табуретку, но она не упала, успела вскочить на ноги.
Кривоногий деловито оглядел ее, пощупал мышцы предплечья.
— Открой рот!
Маша окаменела. Она не могла шевельнуться. Не долго думая, кривоногий ткнул ее кулаком в солнечное сплетение. Наверное, удар получился несильным, но для Маши он был первым в жизни. Она поперхнулась, непроизвольно приоткрыла рот. Кривоногий тут же грязным пальцем оттянул ей щеку, посмотрел коренные зубы.
— Молодая, здоровая, — заключил он, — если вы над ней сильно стараться не станете, сможет месяца два проработать. А то отдал бы ты мне ее сразу, Ахмед?
— Что торгуешься? — повысил голос бородатый. — Берешь бесплатно, скажи спасибо. А не хочешь — пристрелим.
— Все бы тебе стрелять, — проворчал кривоногий, — зачем пропадать добру?
«Они меня продают, а этот кривоногий покупает — думала Маша, — он покупает меня как рабочую силу: мускулы щупает, в зубы заглядывает. Наверное, ему даже бесплатно меня предлагают, а он думает: брать или нет? Родители начнут меня искать только через десять дней. Куда именно я уехала, знают всего два человека, Саня и его мама. Даже если родители приедут сюда, каким-то чудом найдут хозяйку, у которой я снимала комнату, на этом след оборвется. Милиция объявит официальный розыск. „Помогите найти человека!“ — такой листочек с моей фотографией и описанием примет повесят у районного отделения в Москве и здесь, в городе. Ну и что? Сколько сейчас людей пропадает? Конечно, есть и частные детективы, но у родителей вряд ли хватит на это денег, даже если они влезут в долги. Надо как-то выкарабкиваться самой. Ничего, я справлюсь. Я найду возможность убежать от этого кривоногого».
Происходящее все еще казалось нереальным, напоминало что-то из детской литературы, из «Хижины дяди Тома». В подсознании срабатывала защитная реакция: если сильно задуматься, можно запросто свихнуться. Но чтобы выжить и выбраться отсюда, надо оставаться в здравом рассудке. Ощущение, что все это не с ней, не наяву, пока не проходило.
— Учтите, меня начнут искать! — Она немного удивилась: собственный голос показался ей чужим.
Впервые за все это время бородатый, которого звали Ахмед, взглянул на нее в упор, долгим тяжелым взглядом. От этого взгляда Машу передернуло, будто ей плеснули в лицо ледяной воды. Она опомнилась и поняла, что сейчас произойдет. Никакой здравый рассудок не поможет. Ничего не поможет.
«Надо сделать так, чтобы они сразу, сейчас же застрелили меня», — успела подумать она.
Бородатый, продолжая глядеть на нее в упор, встал, обошел стол и сказал, приблизившись к ней вплотную:
— Искать начнут, говоришь? Никто никогда тебя не найдет! — Он резко дернул ворот майки, разорвал ее сверху донизу.
Маша не успела даже закричать, ей сразу зажали рот, поймали руки и быстро связали их за головой. Бородатый уже опрокидывал ее на пол, раздирал «молнию» на джинсах, одновременно кто-то приклеивал кусок скотча ко рту, а кто-то крепко держал за ноги.
